– Отличная мысль.
– Ну и славно. – Теперь уже он ухмыляется до ушей, как дурак.
– Сейчас только освежусь чуточку и приду. – Она удаляется в сторону туалета.
Джонс, заложив руки в карманы, покачивается с носка на пятку.
– Пока, – говорит кто-то, пугая его. Фредди.
– Пока, до понедельника. – Он провожает взглядом выходящего на улицу Фредди, потом бросает взгляд на пустой контрольный стол и с ужасающей ясностью осознает, что будет, когда Фредди узнает, что между ним и Евой что-то есть. Картина грядущей катастрофы замораживает кровь в его жилах.
– Ну вот. – Ева берет его под руку, сияя улыбкой. – Пошли. Я знаю одно местечко.
Она привозит его к низкому, неопределенного назначения зданию у залива. Джонс тысячу раз ездил мимо и никогда не задумывался, что здесь может быть. Оказывается, бар – до того стильный, что постарался избавиться от всех отличительных признаков бара. В пятницу, в шесть вечера, он весь залит оранжевым солнцем, а столько пар дорогой обуви в одном месте Джонс еще никогда не видел. Ева пробирается с коктейлем сквозь толпу, улыбаясь и приветствуя всех подряд. Джонс следует за ней на балкон, где давка превращает беседу в медленный танец.
– Секс на пляже, – говорит она.
– Извини?
Ева, поднимая темные очки на лоб, показывает ему коктейль.
– А-а. – У него самого скотч. Пусть она подольше пьет этот «секс на пляже» или все равно что – ему надо набраться мужества, чтобы напомнить ей о словах, сказанных той ночью в его постели.
– Клаусман в восторге от твоей задумки с курильщиками, – сообщает она. – Мы с ним как раз сегодня говорили об этом. Ты его впечатлил. И меня тоже, что в конечном счете еще важнее. Как по-твоему, хороший из меня выйдет генеральный директор?
– Трудновато будет объяснить шестистам служащим, как секретарша совершила такой скачок.
– Ну, к тому времени их будет уже не шестьсот, а гораздо меньше.
– Я, кстати, так и не въехал – для чего «Зефиру» это слияние?
– Все компании так делают, – пожимает плечами она. – Деловой цикл: рост, потом сжатие. Нас интересуют новые методы. «Зефир» у нас уплотняется не реже одного раза в год.
– А потом опять разрастается?
– Не сильно. Его ужимают с тех самых пор, как я тут работаю. Добиваемся большего меньшими средствами – ну, ты понимаешь.
– Сколько же человек лишится работы на этот раз?
– Как распорядится администрация. «Альфа» не занимается микроменеджментом – мы просто дергаем за разные ниточки и смотрим, что получается. Вот Клаусман объявил о слиянии, а мы наблюдаем, какая будет реакция.
Джонс смотрит на воду.
– Значит, масса народу станет безработными только для того, чтобы мы могли посмотреть, что получится?
Ева наклоняет голову набок.
– Это что, обличительная речь?
– Просто вопрос.
– Ой, Джонс. Не успеваю я подумать о твоих перспективах, у тебя опять слабеют коленки на предмет увольнений. – К ним оборачиваются, но Ева не обращает внимания. – Мне казалось, для тебя это пройденный этап.
– А для тебя?
– Для меня? Ну конечно. О чем ты вообще?
– Что ты помнишь про ту ночь?
– А что я такого делала? – настораживается она.
– Ну… я подумал, что ты не очень-то счастлива. – В последний момент он удерживается от слов «ты сказала, что любишь меня».
– Ну ясно, я ж напилась, – смеется она.
– Что у трезвого на уме…
– Ври больше, Джонс. Я, наверное, просто хотела с тобой переспать.
– Почему ты не хочешь сознаться, что у тебя никого нет?
– Блин, да ты серьезно, – после секундной паузы недоверчиво говорит она.
– Барахла у тебя много, это я понял. А еще чем похвалишься?
Это звучит критичнее, чем он намеревался. Ева широко распахивает глаза.
– Я напилась, наговорила каких-то глупостей, а ты уж и в душу мне заглянул? Нет, Джонс. У меня классная жизнь, классная работа, и если в понедельник из компании вылетят сто человек, я и глазом из-за этого не моргну. У меня есть все, чего я хочу. Не очень-то счастлива? Я не просто счастлива, я еще и горда.
– Ты…
– И что плохого в моем барахле?
– Ты лучше, чем хочешь казаться. Тебе не нравится то, что делает «Альфа», я знаю. Ну, скажем, не всегда нравится. – Она реагирует не так, как он надеялся (совсем никак не реагирует, по правде сказать), и он продолжает: – Фредди, с которым ты ехала в лифте сегодня. Это он каждую неделю посылает тебе цветы. Ты знала?
– Вот балда. Ну конечно, знала. У нас вся компания под колпаком.
Джонс чувствует, что краснеет.
– Ну вот, он…
– Знаешь, что написано у него в личном деле? «Не продвигать ни при каких обстоятельствах». Потому он пять лет и торчит в ассистентах. Эксперимент. Они все нужны для какого-нибудь проекта. Хочешь еще расскажу? Холли из твоето отдела заказывает комнаты для переговоров, но ни с кем не встречается. Просто сидит там, и все. Иногда журнал читает, но чаще не делает ничего. В жизни не видела такого одинокого человека. А эта толстуха, ваша бывшая секретарша, записывала все, что ты делаешь. Надышаться на тебя не могла, а ты и не догадывался. Ну и что, волнуют меня их проблемы? Нет, не волнуют. Для меня они лабораторные мышки.
Джонс уходит. Выглядит это не столь эффектно, как звучит: попробуй уйди в такой толпе, как герой со стальными челюстями от рыдающей героини. Однако он все же спускается по лестнице, выходит на улицу и садится в стоящее у тротуара такси, прежде чем Ева догоняет его и начинает стучать в окошко.
– Езжайте, – говорит Джонс водителю. Но Ева – красивая женщина в облегающем платье, и это, видимо, перевешивает приказ Джонса. Убедившись, что таксист не намерен трогаться с места, Джонс опускает окно.
– Попроси Клаусмана рассказать тебе про Харви Милпакера. Когда-то они начинали проект «Альфа» вместе. Их двое – и двадцать ни о чем не подозревающих служащих, пока Харви не одолело чувство вины. Однажды он ни с того ни с сего взял и объявил всем, что это обман. Клаусман знать не знал, что он собирается это сделать, и остановить его не успел, ну и лопнул эксперимент. Компания сворачивается, всех увольняют. Служащие с ума сходят. Грозятся убить. И знаешь, на кого они больше злятся? На Харви. Клаусман им врал, но обеспечивал работой, а из-за Харви они оказались на улице.
– Нравоучительная история? С тобой это как-то плохо сочетается.
– Бизнес-менеджером у них был Клифф Рейли. Пятьдесят восемь лет, разведенный, ни близких друзей, ни семьи, но на работе – живая легенда. Просто ужас, как трудно теперь пожилым людям найти приличное место. Это одно из направлений, которые «Альфа» исследует. Через три месяца после потери работы Клифф застрелился.
Джонс стискивает кулаки. Он всегда считал себя мирным человеком, и такая реакция удивляет его самого. Ему хочется вылезти из машины и врезать Еве от всей души.
– Так что подумай, – говорит она, – хочешь ли ты стать вторым Харви Милпакером.
– Езжайте, – говорит Джонс, а потом орет: – Трогай!! – Но таксист и ухом не ведет, пока Ева не убирает руку. Он даже уйти от нее не может без ее позволения, и по здравом размышлении ему начинает казаться, что это правильно.
На втором этаже «Зефира» заседает администрация. Позади у них длинный день – руководителям отдыхать не полагается. За панорамными окнами темно, собирается гроза, но администрации это не помеха: она доводит до кондиции план слияния.
Администрацию можно представить с двух точек зрения. С одной – это сплоченная команда, неустанно трудящаяся на благо компании. С другой – стая жадных до власти эго-маньяков, каждый из которых, ведя индивидуальную борьбу за богатство и статус, попутно делает что-то и для «Зефира». В теорию сплоченной команды никто больше не верит. Давным-давно она еще могла быть правдивой, но все кончилось, когда команда стала администрацией. Если лиса заберется в курятник, там скоро останутся одни только лисы да перья. Если в администрации когда-либо и были бескорыстные труженики, ставящие командную работу впереди своих интересов (а это очень большое «если»), их давно уже разорвали в клочья.
Это важный момент, необходимый для понимания решений администрации – в частности, плана слияния. Первоначальной его целью, намеченной неделю назад, было придание обтекаемости деловым операциям «Зефира», но всё быстро перешло в спор о границах империи. Между коалициями завязалась кровавая война. Отделы завоевывались, отвоевывались и гибли. Здравые идеи перемалывались в мясорубке, мирные служащие, сами того не ведая, попадали под перекрестный огонь. Эта неделя бессмысленных трагедий и разрушений даже саму администрацию несколько утомила.
Но вот наконец итог. Окончательный план, устраивающий в администрации всех, сокращает количество отделов «Зефира» на запредельные семьдесят процентов. Многие отделы исключаются полностью, большинство же объединяется, сохраняя за собой всю ответственность и часть ресурсов двух, трех, а в одном случае целых пяти компонентов. План передается вокруг стола. По мере того как очередной администратор ставит свою подпись, из разрозненных органов составляются чудовища. Служба безопасности одним росчерком прививается отделу кадров. Пришиваются на место хлопающие секции юридического отдела. По причинам, не имеющим отношения к эффективности, но тесно связанным с внутренней политикой, туда же подкалывается единственный уцелевший кредитчик. Молния, сверкнувшая за окнами, озаряет финальный штрих: обессиленная администрация приделывает ко всему этому голову. Вот он, новый отдел, только что порожденный на свет. Лежа на столе, уродец делает первый вздох. Желтые глазки злобно сверкают, ножки елозят, пачкая полированный дуб. Запрокинув не подходящую к туловищу головку, он испускает вопль.
Немногочисленные служащие, засидевшиеся на нижних этажах, смотрят на потолок. Им страшно. Они не высказывают этого вслух, но чувствуют: в мир пришло зло.
4-й кв. 2-й месяц: Ноябрь
Гретель Монаднок осторожно вводит свою «киа» в пространство за лифтами, выключает двигатель, берет жакет и сумочку. Хлопок закрытой дверцы прокатывается по всей подземной парковке «Зефира». Обычно Гретель утром едет через весь этаж и очень радуется, отыскав наконец место для стоянки, но сегодня здесь и десятка машин не наберется. Странное зрелище. На часах 7:25.
Войдя в лифт, она нажимает кнопку вестибюля, и тут у нее звонит сотовый. Гретель выкапывает его из сумки.
– Да?
– Гретель, это снова я, Пат. Пока все в порядке?
– Я только приехала.
– А, хорошо. Спасибо большое. Если будут вопросы, звони!
– Обязательно. Пока. – Двери лифта открываются, и Гретель видит перед собой молодого человека в голубой форменной рубашке. Он загораживает ей выход. Позади маячат еще двое охранников.
Первый смотрит на ее грудь, от чего Гретель всегда немного смущается, – читает бедж.
– Секретарь на контроле?
– Да.
– Как раз вовремя. – Он улыбается – вроде бы приветливо, но eгo мокрые губы внушают Гретель иррациональный страх. – Инструкции вы найдете в голосовой почте, так мне сказали.
Он отступает, и Гретель видит еще трех охранников у входных дверей и шестерых – у стола.
Опустив голову, она идет к своему месту. Каблуки стучат до ужаса громко. Это единственный звук, который здесь слышен. Охранники провожают ее глазами. Дойдя до стола, она ловит себя на том, что перестала дышать.
Шесть скрепленных вместе страниц ждут ее, голосовая почта мигает. Она берет трубку.
– Привет, Гретель, это Пат сверху. Сейчас ты услышишь сообщение нашей администрации. Тебе должны были позвонить домой в уик-энд, но если будут какие вопросы, я в понедельник тоже буду с утра пораньше. Звони. Щелк. Пат, передай это нижней девушке – забыл, как ее. Не Еве Джентис, другой. Кадры велели ей прийти в понедельник рано, но ты это проконтролируй, ладно? Звони ей время от времени. Хррм. Так. Сообщение для контрольного поста. Наш план слияния завершен, в результате чего одни служащие будут переведены в другие отделы, а другие больше нам не понадобятся. Последних в целях безопасности на рабочие места допускать нельзя. Доступ с паркинга на верхние этажи будет закрыт, поэтому все пойдут через вестибюль. Приходящих на работу вы будете проверять по новому списку. В случае отсутствия в нем их фамилий объясните, что… ну, в общем, объясните, в чем дело. Можете сказать, что отдел кадров впоследствии выдаст им пособие, личные вещи и все такое. Затем попросите их покинуть здание. Охрана будет всемерно вам помогать. Спасибо.
Охранник с мокрыми губами подходит к ней, улыбается.
– Ну что, все ясно?
Незадолго до восьми появляется первый сотрудник – мужчина средних лет. Брюки у него на коленках лоснятся, а сзади висят. Он входит с улицы и идет через вестибюль, с любопытством поглядывая на охрану. Гретель замирает. Она думала, что людей будут останавливать они, а охранники, похоже, рассчитывают на нее. Прежде чем она успевает что-то вымолвить, мужчина уже входит в открытый лифт. Затем его лицо бледнеет, и он с тревогой обращается к ближнему охраннику:
– Где мой этаж?
Тот кивает на Гретель. Мужчина не сразу заставляет себя подойти, но потом все-таки идет, еле волоча ноги. Приблизившись, он смотрит не на Гретель, а на оранжевую поверхность ее стола.
– Я из бухгалтерии. Она… еще здесь?
Гретель листает список.
– Бухгалтерия влилась в финансовый отдел, который будет работать на восьмом этаже. – Она поднимает глаза. – Многих из бухгалтерии сократили.
– И меня? – Мужчина пытается произнести это весело, но у него не очень-то получается.
– Вы не Фрэнк Постерман?
Его взгляд перескакивает на нее.
– Нет. Фрэнк – наш менеджер.
– Тогда да.
Голова бухгалтера запрокидывается назад. Сердце у Гретель разрывается, но лицо остается невозмутимым.
– Мне очень жаль. – Двое охранников выдвигаются вперед. Гретель через стол протягивает бухгалтеру руку. – Я прошу вас покинуть здание. Спасибо за все, что вы сделали для «Зефира», и до свидания.
– Молодец, – говорит Клаусман, глядя на монитор. – Сочувствует, но остается профессионалом. Видно, что вы ей не безразличны, хотя она ничем не может помочь. Как раз то, что нужно для снятия эмоционального срыва. Возьми на заметку, Мона.
Весь проект «Альфа» толпится у него за спиной. Сегодняшнee утреннее заседание перенесено в мониторный зал, чтобы все могли следить заходом событий. Атмосферу, насыщенную «Кельвином Кляйном» и «Шанель№ 5», разряжает только техник в футболке и джинсах, который иногда протискивается вперед и химичит с клавиатурой. Блейк стоит за правым плечом Клаусмана, Ева за левым, Джонс позади нее. Они уже обменялись репликами типа «доброе утро», «сегодня большой день» и «да», но судя по быстрым взглядам Евы, Джонс беспокоит ее не меньше, чем если бы у него за поясом торчал нож. Это не укрылось от Блейка, и он сверлит Джонса голубыми, как сталь, глазами – точнее, одним глазом; второй скрыт за черной накладкой с крошечными буковками «Армани».
– Поглядите-ка на второй этаж, – говорит кто-то, и все смотрят на монитор в верхнем углу. Там с серьезными лицами заседает администрация. Посреди стола – аппарат селекторной связи.
– Охрана из вестибюля им обо всем докладывает, – говорит Ева. На ней зеленое платье с бретельками. Ее шоколадные плечи лезут Джонсу в глаза.
– Что ж, пока это, надо сказать, впечатляет. – Клаусман оборачивается посмотреть, все ли согласны. Агенты кивают и что-то бормочут – кроме Джонса, который не кивает и не бормочет. – Рекомендованный «Омегой» протокол соблюдается тютелька в тютельку. Малость переборщили, пожалуй, с числом охранников, но лучше перебдеть, чем недобдеть, правда? Помню, пару лет назад, когда мы сокращали информационные технологии – не в первый раз и не и последний, само собой, – агенты хихикают, плечи Евы трясутся, – менеджер отдела, идиот этакий, предупредил персонал заранее. Собрание даже устроил, сказал, что идет их последняя неделя, что он всем готов дать совет – а теперь, мол, идите работайте. Час спустя телефонная сеть вышла из строя, конфиденциальные файлы компании очутились на публичном веб-сайте, а когда вы пытались войти в свой компьютер, там появлялся человек, вытворявший со степлером такое, чего я по сей день забыть не могу. Понадобилась не одна неделя, чтобы все это исправить.