– Сеть нигде не работает, – отвечает Фредди. – Значит, это компьютерная проблема, слава те господи. Ты что делаешь?
– Попусту трачу жизнь, как всегда.
Фредди плюхается на свой стул, Джонс смотрит по сторонам.
– Самое подходящее время для разговора с Сидни, мне кажется.
Фредди, застонав, объясняет Холли:
– Джонсу не дает покоя главная целькомпании.
– Я тебе с ходу скажу, Джонс. Это психологический эксперимент: выяснить, сколько страданий способен вынести человек, пока не плюнет и не уйдет. Кстати, – говорит она Фредди, – ты помнишь, как все у нас жаловались на несоблюдение баланса между работой и личной жизнью? Так вот в понедельник будет общее собрание по этому поводу. В семь тридцать утра.
Фредди смеется, вытирая глаза.
– Как по-твоему, они это нарочно или просто не догоняют? И какой из двух вариантов хуже?
– Венделу даже повезло, если разобраться. Слышали? Его уже взяли в «Усердие».
– Кто тебе сказал? – взвивается Джонс.
– Одна девка в спортзале, а что?
– У вас нет никаких подозрений, почему все ушедшие из «Зефира» оказываются в «Усердии»?
– Ну, не все.
– Назови хоть одного из ушедших, с кем ты сохранила контакт.
– Э-э…
– Я думаю, – говорит Джонс, – что никакого «Усердия» вообще в природе не существует. Его выдумали, чтобы помешать вам общаться с уволенными.
– Зачем это надо? – пугается Холли.
– Потому что их и не увольняли вовсе, – понизив голос, говорит Фредди и снова смеется.
– Не знаю зачем, но спорю, что это правда.
– А я вот спорю, что тебя вышибут, если не перестанешь разнюхивать. Когда-нибудь Джонс просто не появится, – пророчит Фредди, – и нам скажут, что он ушел… в «Усердие».
– Не надо, – просит Холли. – У меня прямо мурашки по коже.
– Ой, извини. – Пенни, сестра Джонса, садится, заталкивает под стол черную сумку, поднимает темные очки на лоб и демонстративно переводит дух. – Заседали до часу пятнадцати. Свидетельница пустила слезу. Сексуальное насилие… если б Джордж ее не заткнул, она бы до сих пор заливалась. – Она оглядывается в поисках официанта. – Ты уже заказал?
Пенни служит секретарем в суде по семейным делам и каждый раз приносит оттуда такие вот маленькие истории, лишающие жизнь Джонса всякого смысла. Нелегко это – быть младшим братом восходящей звезды.
– Ага. Взял тебе, что всегда.
Поступив на работу в суд, Пенни стала носить приталенные жакеты и блузки с большими заостренными воротниками. Джонс при виде их всякий раз вспоминает вещи из маминого шкафа, которые она на себя надевала.
– Слушай, у меня такое чувство, что мы уже год не виделись. Как твоя новая работа?
– Нормально. Просто здорово. Начал с самых низов, но там есть где развернуться.
– Да? – Пенни распускает волосы, собранные в черный блестящий хвост. – В какой отрасли трудитесь?
– Ну… это холдинговая компания.
– И что же она контролирует?
Джонс отводит взгляд.
– Да всякое. Разносторонний портфолио.
– Чего темнишь? Порнухой промышляете, что ли?
– Нет, не порнухой. – Сестра смотрит на него, и он раскалывается – тактика, успешно применяемая ею с тех пор, как ему исполнилось девять. – Вообще-то я толком не знаю. Я думал, они продают тренинги, но этим занимается только мой отдел, а компания в целом… не знаю.
– Ого, – произносит Пенни.
Официант приносит им кофе.
– Вот так. Я обязательно выясню, только это… крупное предприятие. У них там все по-другому.
– А сам ты что делаешь?
– Понимаешь, – мнется Джонс, – на той неделе у нас сеть полетела, а без нее особенно делать нечего. Сидим в основном и разговариваем, пока все не наладят.
– Как, говоришь, называется твоя фирма?
– «Зефир».
– Впервые слышу.
– Это очень крупная компания в…
– В своей неведомой области.
– Точно.
– Стивен, это ненормально.
– Да? – Джонс обеспокоен. – Со стороны, наверное, видней. В самом-то «Зефире» все, похоже, считают, что так и надо.
– Нет уж. Поверь мне. Не знать, чем занимается твоя фирма, – это что-то из ряда вон.
– Ну, это ведь не судебная система. Это реальный мир, – с некоторым смаком выдает Джонс. Когда он был студентом, а Пенни только начинала работать, она поминала этот реальный мир на всех семейных обедах. – Так, наверное, и положено в большом бизнесе.
Пенни, помолчав пару секунд, берет чашку с кофе.
– Ну, может, и так.
– Я все-таки хочу выяснить что к чему, – вздыхает Джонс.
– Да, хорошо бы.
На нижних этажах «Зефира» происходит движение: это шебуршатся снабженцы. Работа у них как в зоопарке: весь день они закидывают незнакомые продукты в клетки загадочных животных, а когда кормежка заканчивается, животные просят еще. Снабженцы считают себя чем-то вроде машинного отделения «Зефира» и порой пытаются представить, что будет, если они просто запрут дверь и лишат «Зефир» печатных бланков, отрывных блокнотов и бутилированной воды. Рухнет фирма, вот что будет. В дни своей славы снабжение занимало три этажа и имело собственный лифт; старые работники порой задирают ноги на стол и повествуют об этом новым. Послушать их, так запросы других отделов были некогда именно запросами,которые снабжение удовлетворяло по своему благоусмотрению. Тогда все служило долго, не то что теперь: если кто заказывал авторучку, чернил к ней хватало на восемь лет. И стажеры вели себя не в пример уважительнее: понимали, что вся их книжная премудрость плевка не стоит. Золотые были деньки, без всяких этих паскудных словечек вроде спада, рационализации и реорганизации. Теперь снабжение ютится на половине одного несчастного, этажа, людей в нем вчетверо меньше, и работают они вчетверо больше. Требованияотделов приходится выполнять в тот же день, иначе будет скандал. Они даже не звонят больше, отнимая у снабженцев возможность договориться об отсрочке; их наглые заявки (5 упаковок синих шар. ручек, к 10 час.)просто поступают на снабженческие компьютеры.
Вернее, поступали. Как только локальная сеть полетела, возобновились телефонные звонки. Снабжение воспряло, почуяв дух перемен. В отделе у них по-прежнему двенадцать единиц и бюджет смехотворный, но есть надежда, что дни славы настанут вновь.
«Зефир холдингс» понемногу набирает обороты, восстанавливая прежний рабочий ритм. Не потому, что наладили сеть, о нет. Восточное крыло девятнадцатого этажа так и остается пустынным. Ни один сервер не обитает там, ни одна сеть не может прижиться в столь суровых условиях. Пересохшие кабели тщетно томятся по информации. Там все мертво и уже не вернется к жизни.
Но сеть сетью, а работать надо. Две недели назад, когда сеть отключилась, администрация заверила служащих, что решит проблему через несколько дней; теперь все понимают: этому сбыться не суждено. Новые способы общения прорастают повсюду, как свежая трава после дождя. В отсутствие электронной почты работники открывают для себя искусство телефонного разговора. Оказывается, что вопрос, ранее требовавший трех дней и шести электронных писем, по телефону можно решить за пару минут. Спама и компьютерных вирусов (компьютерщики объявляли то и другое неразрешимыми проблемами) больше нет. Почтового юмора, смешного только на первых порах, тоже. Просьбы переслать письма по цепочке под угрозой личной безопасности утратили силу. Коллеги, жаждущие продать машину или пристроить котенка, никому больше не докучают своими объявлениями.
Чтобы передать документы из отдела в отдел, служащие завязывают потуже шнурки и пускаются в путь. Встречаясь в коридорах, они весело здороваются. Опьяненные пешим туризмом служащие останавливаются поболтать. Они не знали, что в «Зефире» работает столько народу – у них просто не было случая это заметить. Раньше большинство из них, придя на работу, усаживались на стул и не отклеивались от него до семнадцати тридцати. Теперь коридоры, точно комнаты ожидания в роддоме, полнятся возбужденными голосами и радостным смехом. Боль в пояснице проходит, цвет лица улучшается. Пешеходы находят встречных куда более привлекательными. Ни на кого больше не косятся за вторжение на чужую территорию – стоит только захватить с собой пачку бумаг.
Зачем она вообще была нужна, эта локальная сеть? Служащие недоуменно пожимают плечами. Нет ее – и не надо! Все согласны, что «Зефир» не лучшее место для работы – в кадрах сидят садисты, в администрации дураки, назначение фирмы покрыто мраком, а директора никто в глаза не видал, – зато локальной сети здесь нет.
4-й кв. 1-й месяц: Октябрь
Фредди, только что доставивший кучу папок наверх, в бизнес-менеджмент, делает зарядку.
– Кто пойдет обедать? У меня теперь аппетит будь здоров – от физических упражнений, наверное.
– Сейчас, только закончу печатать для Сидни, – говорит Холли. Ее компьютер единственный подсоединен к отдельному принтеру, поэтому всем, кому нужны распечатки, приходится обращаться к ней. Кнопка ее дисковода захватана пальцами, усталый механизм жалобно поскуливает.
– Знаете, что нам надо сделать? – прерывает зарядку Фредди. – Основать черный тотализатор. Каждый вносит по десять баксов.
– Что основать? – переспрашивает Джонс.
– Ты серьезно? – интересуется Холли.
– А что?
– Пакость это, вот что.
– Что такое черный тотализатор? – допытывается Джонс.
– Делаем ставки, кто вылетит следующий. Ладно вам, интересно же. Можешь первая выбирать, Холли.
Она колеблется, поглядывая на Джонса.
– Эй, – говорит он.
Из Западного Берлина приходит Роджер с видавшим виды диском в руке. Холли рефлекторно протягивает руку, но Роджер не спешит передать ей диск.
– Пари держите, а?
– Банк закладываем, – говорит Фредди. – Плати десять баксов, и ты участник.
– Идет. – Роджер раскрывает бумажник. – Кого уже выбрали?
– Никого пока.
– Стойте, – вмешивается Холли. – Ты сказал, что я буду первая.
– Так ты тоже участвуешь?
– Раз все, то и я. Ставлю на Джонса.
– Почему на меня-то?
– Да так просто.
– Моя ставка – я сам, – объявляет Фредди. – Хоть получу что-то, если выгонят.
– Я выбираю Элизабет, – говорит Роджер.
После неловкого молчания Фредди спрашивает:
– Почему Элизабет?
Роджер скромно пожимает плечами:
– Просто догадка.
Дверь Сидни щелкает. Все оборачиваются. Сидни – в костюме столь черном, что трудно различить его составные элементы – следует через Восточный Берлин к столу Холли.
– Готов отчет?
– В принтере.
Сидни вытаскивает листок и замечает Фредди и Роджера, застывших в момент передачи денег.
– В чем дело?
Фредди прочищает горло.
– Играем в тотализатор. Ставим на то, кто первый уйдет из «Зефира».
Зеленые глаза Сидни впиваются в Фредди.
– С чего вы взяли, что кто-то должен уйти?
– Ни с чего. Просто игра такая.
– Понятно. Можно и мне участвовать в таком случае?
Фредди смотрит на Холли, на Роджера и совсем уж безнадежно на Джонса.
– Ну… это… увольняешь ведь ты, так что это, наверное, будет нечестно.
Его слова рассмешили Сидни.
– Не хочешь же ты сказать, что я из-за выигрыша кого-то уволю.
– Нет. Ничего такого.
– Ну так как?
Фредди сглатывает.
– Ну… тогда конечно. Прекрасно. Десять долларов.
– Чудненько. Моя ставка – Джонс.
– Вообще-то его уже Холли выбрала.
Сидни морщит свой носик-кнопку. Роджера передергивает.
– Ну и что?
– Каждый должен выбирать своего кандидата.
– Почему бы Холли не выбрать кого-то другого?
– Так ведь она уже сделала выбор… это не совсем честно…
– Понятно-понятно. А на Холли кто-нибудь ставил?
– Нет.
– Тогда я выбираю ее. – Улыбнувшись сперва Фредди, потом Холли, Сидни достает из черных брючек купюру. Фредди берет бумажку так, точно она кусается. Все молчат, пока Сидни не уходит, и даже тогда продолжают молчать.
– Ну спасибо тебе, Фредди, – говорит наконец Холли.
– Это просто игра, – защищается он. – Вряд ли она… Это игра.
Джонс поспешает за Сидни, Роджер уходит в Западный Берлин. Холли, резко выдохнув, заявляет:
– Я пошла обедать.
– Я с тобой, – вскакивает Фредди. – Одну секундочку…
– Я, кажется, никого с собой не звала.
Она удаляется. Фредди снова садится, не зная, как быть дальше, и замечает, что на его телефоне мигает красный огонек голосовой почты. Странно: минуту назад ничего не мигало. Кто-то послал ему сообщение в записи.
Он берет трубку. В ней звучат переливы бархатного голоса:
– Доброе утро. Говорит отдел кадров. Мы получили ваше заявление на инвалидность, и у нас есть вопросы. Прошу вас при первой возможности явиться на третий этаж. Спасибо.
Фредди хочет положить трубку, роняет ее, хватает снова и с размаху кидает на рычажок. Руки трясутся. Он полагал, что бюрократическая машина перемелет его заявление без всякого разбирательства. Оказывается, оно не ушло от внимания кадровиков. Горящее око чудовища остановилось на Фредди. Ссылка на глупость внезапно представляется ему крайне глупой затеей.
Не проигнорировать ли вызов? Скажет, что ничего не получал, да и все. Но нет, это уж полный идиотизм. От кадров не уйдешь. Остается встретить судьбу по-мужски.
Он решает идти наверх в пиджаке. Он бы доспехи надел, будь у него таковые. К монитору приклеивается записка: УШЕЛ В ОТДЕЛ КАДРОВ.
Если с ним что-то случится, люди будут знать. Холли, в частности. Фредди на одной силе воли шагает к лифтам. Слезы подступают к глазам. Смертник! Смертник идет!
Створки лифта начинают закрываться, и Джонс, ринувшись вперед, просовывает между ними руку. В щели видна крохотная фигурка Сидни, стоящей со сложенными руками.
– Что за спешка?
Джонс заходит в лифт.
– Извините, я не знал, что вы здесь. – Вранье, конечно, но он уже усвоил, что Сидни требует к себе уважения. В этом она похожа на Роджера – а если подумать, то и на всех менеджеров, которых он знает. Значит ли это, что Роджеру предназначено стать менеджером? Сколько человек из группы, особо чувствительных к публичному признанию, действительно достигнет высот корпоративной иерархии? Пока Джонс размышляет об этом, Сидни набирает номер на своем мобильном. – Знаете… – Она поднимает на него глаза. – Я хотел бы узнать, чем занимается «Зефир». В целом то есть, в качестве основного источника прибыли. Никак не могу этого выяснить – странно, правда? – смеется он.
Взгляд Сидни снова возвращается к телефону.
– Это как с винтиками, Джонс. Им не надо знать, как работает вся машина. Их дело крутиться.
– Да, понятно. Ну а если одному винтику захотелось узнать, как работает вся машина, и его так на этом заклинило, что он плохо крутится?
– Неудачная мысль, – по-прежнему не глядя на него, отвечает Сидни.
Двери открываются. Сидни идет через вестибюль, цокая каблуками по плиткам с логотипами «Зефира», но Джонс, будучи дюймов на десять выше, легко догоняет ее.
– Ведь это же не секрет – чем наша компания занимается? – Они проходят мимо контрольного стола: Гретель, Ева, Евин букет… и Джонс слегка потеет. – Нет ведь?
– Разумеется, нет. Ты читал нашу программу?
– Да, но…
– Ты понимаешь, что мы – холдинговая компания?
– Да, – Джонс испытывает фрустрацию, – но это ни о чем мне не говорит. – Слушайте, если это не секрет, почему вы просто не скажете мне, что делает наша компания?
Сидни останавливается так неожиданно, что Джонс чуть не налетает на нее. Двери вестибюля разъезжаются перед ними, дыхание теплого дня проникает внутрь.
– Ты меня не слушаешь, Джонс. Это не секрет, но твой вопрос выдает неумение мыслить масштабно. Подумай сам: что будет с компанией, если каждый служащий захочет быть в курсе наших стратегических планов? Если все начнут предугадывать решения администрации? Компанией, в которой восемьсот директоров, управлять невозможно. Определять корпоративную стратегию – не твоя работа, не моя и не его. – Она показывает на пожилого уборщика со шваброй, который облокотился на стол поболтать с Евой Джентис. – Кто этого не может понять, тот не способен играть в команде.