Звезда козодоя - Миядзава Кэндзи 10 стр.

Часть II

Представление с волшебным фонарем в лисьей школе

Над горой Хинокамияма поднималась огромная голубоватая луна.

Поблескивая синеватым светом, снег лежал, будто белый мрамор.

Сиро вспомнил об их договоре с лисенком Кондзабуро и сказал своей сестричке Канко:

— Сегодня будет представление с волшебным фонарем. Давай сходим?

На что Канко запрыгала и запела:

— Пойдем, пойдем. Кон-кон, маленький лисенок. Кон-кон, лисенок Кондзабуро!

Дзиро, их старший брат, спросил:

— Вы что, собрались играть с лисами? Я тоже хочу с вами.

Сиро замялся, ссутулился и сказал.

— Братец, на представление с волшебным фонарем допускаются дети только до одиннадцати лет. Так написано на билете.

— Дайте-ка взглянуть. Хм, и правда. «Гости старше двенадцати лет, за исключением отцов и братьев наших учеников, не допускаются на представление». Эти лисы настоящие хитрецы. Я не могу пойти. Ничего не поделаешь. Но если вы пойдете, возьмите с собой моти. Я думаю, что круглые моти, которые обычно приносят как подношение в храм, вполне сгодятся.

Сиро и Канко надели маленькие снегоступы, закинули за спину узелки с моти и вышли из дому.

Старшие братья Итиро, Дзиро и Сабуро, встав в дверях, сказали на прощание:

— Счастливого пути. Если встретите взрослую лисицу, сразу же закройте глаза. Давайте мы вам споем. «Хрустящий снег кан-ко, замерзший снег син-ко. Маленький лисенок ищет невесту, ищет невесту».

Луна поднялась высоко, лес затянуло голубоватым туманом. Дети уже подошли к самой роще. Перед ними появился маленький лисенок со значком из желудя на груди и сказал.

— Добрый вечер. Или доброе утро. Билеты с собой?

— Да, да, с собой, — сказали дети, протягивая билеты.

— Тогда проходите сюда.

Глаза лисенка хитро поблескивали, однако он притворялся очень серьезным, и, поклонившись, указал лапкой вглубь рощи.

В роще лучи лунного света падали косо и были похожи на длинные голубые палки. Дети подошли к пустой площадке между деревьями.

Присмотревшись, они увидели там учеников лисьей школы. Одни швырялись желудями, другие устраивали турниры по борьбе сумо. А совсем крохотный лисенок, размером не больше мыши, усевшись на плечи старшего ученика, пытался достать до звезды. Это было так забавно! Между ветвями деревьев перед лисятами была натянута белая простыня.

Вдруг Сиро и Канко услышали, как кто-то за их спиной сказал:

— Добро пожаловать, мы рады видеть вас у нас дома. Приятно было познакомиться с вами на днях.

Дети обернулись и увидели Кондзабуро.

На Кондзабуро был роскошный фрак с нарциссом в петлице, и он то и дело прикладывал белоснежный платочек к своей острой мордочке.

Сиро слегка поклонился ему и сказал:

— Мы тоже весьма польщены. Примите заранее нашу благодарность за сегодняшний вечер. Мы принесли с собой моти, Прощу вас, раздайте наше угощение всем присутствующим.

Все ученики лисьей школы посмотрели на него.

Кондзабуро выпятил грудь и с важным видом принял моти.

— Мне, право, так неловко… Это слишком щедрый подарок. Желаю вам приятного просмотра. Представление с волшебным фонарем начнется с минуты на минуту. Извините, я ненадолго отлучусь.

Кондзабуро удалился, держа в лапах моти.

Ученики лисьей школы хором закричали:

— Хрустящий снег, замерзший снег. Твердые моти — катаракко, белые липкие моти — бэтаракко.

Рядом с экраном появилась большая табличка: «Дар, много моти от людей — господина Сиро и госпожи Канко». Лисята радостно захлопали лапами.

В этот момент прозвучал свисток.

Прокашлявшись, Кондзабуро вышел из-за занавеса и почтительно поклонился. Все притихли.

— Какая нынче прекрасная погода. Луна — словно перламутровое блюдо. Звезды — застывшие на поле капли росы. Мы начинаем представление с волшебным фонарем. Просим смотреть во все глаза, не моргая, и не чихая. Кроме этого, у нас сегодня в гостях две важных персоны, поэтому все должны сидеть очень тихо. Ни в коем случае нельзя бросаться желудями. На этом позвольте закончить свое вступительное слово.

Все радостно зааплодировали. Сиро тихонько сказал Канко.

— Здорово он сказал, верно?

Прозвучал свисток.

На экране появилась тень больших букв: «Не гоже пить саке». Затем слова исчезли, и появилась фотография.

На фотографии был изображен пьяненький дедушка, который сжимал в руках какой-то странный круглый предмет.

Все стали топать и припевать.

Фотография исчезла. Сиро прошептал Канко:

— Это та самая песенка Кондзабуро.

На экране появилась другая фотография. Пьяный молодой человек что-то жадно ел, погрузив лицо в плошку из листа магнолии. На него смотрел Кондзабуро в белых штанах-хакама.

Все стали притопывать и напевать.

Фотография исчезла, после чего сделали перерыв.

Хорошенькая лисичка принесла две тарелки с просяными клецками. Сиро совсем растерялся. Ведь только что они видели, как лопали Таэмон и Сэйсаку, даже не подозревая, что делают что-то некрасивое.

Все ученики лисиной школы смотрели на детей и перешептывались: «Будут ли они есть? Будут ли они есть?»

Канко смущенно держала свою тарелочку, покраснев до ушей. Наконец, Сиро решился и сказал:

— Давай-ка попробуем. Поедим. Не думаю, что Кондзабуро хочет обхитрить нас.

Дети съели все клецки. Они были такими вкусными, что, Канко и Синко наелись до отвала. Ученики лисьей школы обрадовались и пустились в пляс.

Сиро и Канко пришли в такой восторг, что даже слезы покатились по щекам.

Опять прозвучал свисток.

На экране появились слова «Осторожнее — капкан», написанные большими иероглифами, а затем они исчезли, и появилась картинка.

На ней был изображен лис Кон-бэй, попавший в капкан левой лапой. Все запели:

Сиро прошептал Канко:

— Это же песенка, которую я сочинил.

Картинка исчезла, и на экране появилась надпись: «Осторожнее с огнем». Надпись исчезла, и появилась следующая картинка. Был изображен тот самый момент, когда лис Консукэ хотел было стащить рыбу и подпалил себе хвост.

Все ученики закричали:

Прозвучал свисток, экран осветился, вновь вышел Кондзабуро и объявил.

— Уважаемые зрители. На этом позвольте закончить представление с волшебным фонарем. Кое-что из увиденного этой ночью каждый из вас должен сохранить в своем сердце. Человеческие дети, умные и совсем не пьяные, съели лакомство, приготовленное лисами. Когда вы вырастете взрослыми, вы не должны обманывать или завидовать людям, чтобы дурная молва о лисах осталась в прошлом. Этими словами я завершаю наше представление.

Проникшись сказанным, все лисята как один встали на задние лапы. В глазах у них блестели слезы.

Кондзабуро подошел к детям и вежливо поклонился.

— На этом мы попрощаемся. Я никогда не забуду вашего доброго отношения.

Сиро и Канко поклонились в ответ и направились домой. Вслед за ними побежали лисята, набросали им за пазуху и в карманы каштанов, желудей и светящихся камешков.

— Вот, это подарок. Возьмите и это, — говорили они, а затем побежали обратно, быстрые, как ветер.

Кондзабуро смотрел на них с улыбкой.

Сиро и Канко вышли из леса и пошли по полю.

По середине голубоватого снежного поля они увидели три фигуры, приближавшиеся к ним. Это были старшие братья, вышедшие их встречать.

ДЗАСИКИ-БОККО

А теперь несколько историй о дзасики-бокко.[34] Однажды в полдень, когда взрослые ушли в горы на работу, двое детей играли в саду. В большом доме никого не осталось и было совершенно тихо. Вдруг где-то в комнатах раздался шорох, будто кто-то мел пол метелкой. Дети крепко прижались друг к другу, схватились за руки и осторожно пошли посмотреть, что там такое. Однако в доме было пусто, футляр с мечами лежал на месте, и лишь кипарисовая изгородь казалась зеленее обычного. Между тем шорох продолжался.

Может, это сорокопут поет вдалеке, подумали дети, или журчит речка Китаками, или где-то веют зерно? Они продолжали молча вслушиваться. Все-таки где-то мела метла.

Дети еще раз тихонько заглянули во все комнаты. Никого. Лишь яркий солнечный свет заливал небо.

Вот такой он — дзасики-бокко.

«Ходим по улице хороводом, ходим по улице хороводом Как-то раз, встав в круг и взявшись за руки, десять малышей водили хоровод. Детей позвали в этот дом на угощенье. Они ходили по кругу и играли. И вдруг их стало одиннадцать.

Среди них не было ни одного незнакомца, и не было двух одинаковых лиц, но, как ни считай, детей стало одиннадцать. Пришел кто-то из взрослых и сказал, что этот лишний ребенок и есть дзасики-бокко. Однако, было неясно, кто же пришел последним, каждый твердил, что он не дзасики-бокко и чинно садился на свое место, тараща от удивления глаза. Вот такой он — дзасики-бокко.

А вот еще история.

В одном доме главной семьи[35] в начале каждого августа по старому календарю отмечали праздник Будды Нёрай, на который приглашали детей из боковой ветви семьи. Однажды один из детей заболел корью.

— Хочу пойти на праздник Будды Нёрай, хочу пойти на праздник Будды Нёрай, — хныкал этот ребенок во сне каждый день.

— Мы отложим этот праздник, а ты быстрее поправляйся, — сказала бабушка из главной семьи, поглаживая его по головке. Она пришла навестить больного.

В сентябре ребенку стало лучше.

Всех детей снова позвали в гости. Однако всем было обидно что из-за больного праздник отложили так надолго. «Все это из-за него. Когда он сегодня придет, мы не будем с ним играть», — договорились дети.

— Эй, он пришел, пришел, — закричал кто-то в комнате, — Прячемся скорее!

И все убежали в смежную маленькую комнатку. Но что же было дальше? По середине маленькой комнатки уже сидел тот самый мальчик, переболевший корью. А ведь он еще только подходил к дому — и нате! Сидит в доме, худой и бледный, со слезами на глазах, а в руках — новый игрушечный медвежонок.

— Это дзасики-бокко, — закричал один из детей и бросился прочь. Вслед за ним с воплями побежали остальные.

А дзасики-бокко расплакался. Вот такой он — дзасики-бокко.

А еще было вот что. Как-то раз паромщик с реки Китагами рассказал мне возле храма Ромёдзи такую историю.

«Вечером двадцать седьмого августа по старому календарю я выпил сакэ и вскоре заснул. И тут слышу, на другом берегу кто-то кричит: «Эй, эй!». Я встал, вышел из хижины, смотрю — луна как раз стоит посреди небосвода. Я быстренько лодку спустил, подплыл к тому берегу, а там такой красивый ребенок стоит… В кимоно с гербами, штанах-хакама и с мечом. Стоит один одинешенек, а на ногах сандалии с белыми завязками. Я спросил его, не нужно ли ему переправиться, а он говорит, что да, будет мне премного благодарен. Ну, сел он в лодку. А когда лодка доплыла до середины реки, я украдкой взглянул на него. Ребенок сидел, чинно сложив руки на коленях, и смотрел в небо. «Куда направляешься, и откуда будешь?» — спросил я, и он ответил нежным голоском: «Я довольно долго был у Сасада, а теперь мне надоело и я поеду в другое место». «А почему же тебе надоело?» — спросил я, но он промолчал и улыбнулся. «И куда теперь?» — не отставал я, и он ответил, что едет в Сараки к семье Сайто. Когда мы пристали к берегу, Ребенка в лодке уже не было, а я стоял на пороге своей хижины. Может, привиделось. Однако на сон не похоже. Но после того семья Сасада совсем обнищала, а Сайто из Сараки излечился от болезни, сын у него в университет поступил, и вообще они зажили очень недурно. Вот такой он — дзасики-бокко.

ОБЕЗЬЯНИЙ ГРИБ

Как-то вечером Нарао отправился к большому раскидистому каштану. На его стволе, как раз на уровне глаз Нарао, было три нароста белого цвета. Тот, что посередине — самый большой, а два крайних поменьше.

Нарао внимательно посмотрел на грибы и пробормотал себе под нос:

— Вот, значит, какой он — обезьяний гриб. На таком грибе сможет поместиться только очень маленькая обезьянка. На самый большой должен сесть военачальник обезьянок, а на те, что поменьше — простые солдаты. Но пусть этот военачальник строит из себя генерала сколько ему угодно, у меня все равно кулак больше! Интересно было бы разок взглянуть на его рожу!

И тут, откуда ни возьмись, появились три маленькие обезьянки и уселись на грибы. На самый большой гриб уселась, как и предполагал Нарао, обезьяна в генеральской форме, увешанная аж шестью орденами. Крайние обезьянки были такие крошечные, что по погонам даже чин не разобрать. Обезьяний генерал вытащил записную книжку, и, болтая задними лапами, изрек:

— Стало быть, ты и будешь Нарао? Хм, сколько тебе лет?

Нарао совсем растерялся. Малюсенькая обезьянка в воинской форме вытаскивает блокнот и разговаривает с человеком таким тоном, будто он военнопленный!

— Ты что себе позволяешь? — возмутился Нарао. — Повежливей разговаривай, не то вообще отвечать не стану!

Обезьяна скорчила рожу, вроде улыбнулась. Уже вечерело, и что у обезьяны было на морде написано толком не разберешь. Тем не менее, блокнот обезьяна захлопнула, лапки на коленях сложила — и говорит:

— Какой строптивый мальчишка! А вот мне уже шестьдесят лет. И, между прочим, я генерал армии.

А Нарао только еще сильней разозлился: ~ Ну, и что из того? Если ты дожил до преклонного возраста и остался таким коротышкой, вряд ли уже подрастешь! Вот возьму сейчас и скину тебя на землю вместе с твоим обезьяньим «троном»!

Обезьяна опять ухмыльнулась — так, по крайней мер, показалось Нарао. Это его совсем взбесило.