— На сегодня все, — и поклонился.
Вслед за директором я вернулся в его кабинет. Он снова налил мне чаю и спросил:
— И каковы ваши впечатления?
— Сказать по правде, в голове у меня все перемешалось.
Директор громко рассмеялся.
— Ха, ха, ха! Все говорят именно так. Кстати, удалось ли вам сегодня отыскать на равнине что-нибудь интересное?
— Да, я нашел вулканическую бомбу. Правда, она немного попорченная.
— Можно взглянуть?
Мне не оставалось ничего другого, кроме как вытащить бомбу из рюкзака. Директор взял ее в лапы, внимательно осмотрел и сказал:
— Какой прекрасный образец. Нельзя ли попросить вас подарить его нашей школе?
Мне пришлось согласиться:
— Да, конечно.
Директор молча убрал ее в застекленный шкаф. А у меня уже голова совсем пошла кругом.
— Ну, тогда прощайте, — поклонился директор.
— Разрешите откланяться, — ответил я и поспешно вышел в прихожую. А потом побежал.
У меня за спиной раздавались крики лисят и громкие голоса учителей, которые одергивали их. А я бежал и бежал, пока не оказался на равнине Барауми, где любил бродить. Там я, наконец, успокоился и неторопливо направился в сторону дома.
В результате я так и не понял, чему именно учат лисят в начальной школе Барауми.
Честно, так ничего и не понял.
ТРАВА СТАРИКА
Знаете ли вы, что такое «удзу-но сюгэ»?[50] Ученые-ботаники эту траву называют «окинагуса» или «трава старика», хотя я думаю, что такое название совсем не передает очарования его нежных цветов.
Когда меня спрашивают, что такое «удзу-но сюгэ», я затрудняюсь ответить, потому что с одной стороны понимаю, а с другой — не понимаю, почему этому растению дали именно такое название.
К примеру, молодые бутоны ив называют «бэмбэро». Вот и тут я вроде и понимаю, а вроде и не понимаю, что такое «Бэмбэро». Но все же в звучании слова «бэмбэро» есть отблеск серебристого бархата молодых ивовых бутонов, и сразу же ясно представляешь себе спокойный свет самого начала весны, а когда произносишь «удзу-но сюгэ», перед глазами четко вырисовываются лепестки, сотканные, вроде как, из черного атласа, зеленые листья в серебристый рубчик, как на вельвете, и июньский серебристый пух.
Все любят этот цветок «удзу-но сюгэ», двоюродного брата ярко-красных цветков ветреницы и друга лилий и эритрониумов.
Вы только взгляните на него! Цветы у него, как чашечки причудливой формы, сделанные из черного атласа, однако черный цвет не вполне черный, а напоминает, скорее, темное вино. Я спросил у муравья, сновавшего между цветками:
— Тебе нравятся цветы «удзу-но сюгэ»?
Муравей решительно ответил:
— Очень нравятся. Кого угодно спросите, они всем нравятся.
— Однако цветы совершенно черные.
— Нет, они только кажутся черными. Иногда внутри них вспыхивает ярко-красный отсвет.
— Хм, может, это тебе только кажется?
— Нет, когда на него светит Солнечная госпожа, то все видят, что они красные.
— Я понял — вы же всегда смотрите на них изнутри.
— И листья, и стебли у них замечательные — сотканы из мягких серебряных нитей. Если кто-то заболел, то нужно натереться этими нитями.
— Значит, вы любите цветы «удзу-но сюгэ»?
— Ну да!
— Ну, что же. До свидания. Береги себя.
Вот какой состоялся у нас разговор.
Неподалеку на лесной поляне, окруженной черными кипарисами, сидит горный леший. Уселся на ствол упавшего дерева, повернувшись лицом к солнцу, разорвал на куски птицу и уже собрался отправить ее в рот, — но его темно-золотые глаза вдруг неподвижно уставились в землю. Он словно забыл о том, что собирался пообедать.
А все потому, что он увидел, как на поляне среди сухой травы тихонько колышется на ветру цветущая трава «удзу-но сюгэ».
Я вспомнил один полдень в прошлом году, именно это самое время года, когда дул свежий ветерок. Это было к югу от пастбищ Коиваи, на самой западной окраине Семилесья, поросшего редкими деревьями с нежной листвой. Среди сухой травы выросли два «удзу-но сюгэ» и уже покрылись мягкими черными цветами.
В ослепительно белых облаках появились крошечные прорехи, потом они разошлись шире, облака перемешались и помчались все дальше и дальше на восток.
Солнце пряталось за облаками, сверкало ослепительной белизной, словно серебряное зеркало и катилось к краю лазурных небес, похожее на редкостный драгоценный камень.
Снег на горной гряде тоже горел белым светом, равнина перед глазами была покрыта желтыми и коричневыми полосами, а распаханные квадратики полей походили на налепленные прямо на землю лоскуты бурого цвета.
В этой волшебной игре света цветы вели тихую-тихую неспешную беседу — словно во сне. Даже еще тише.
— А, солнышко опять зашло за тучу. Смотри, вон поле — на него снова наползла тень.
— Облака плывут очень быстро. Гляди, теперь сосны в тени! А вот опять ясно.
— Опять! Опять! О-о, какая темная туча! Все сразу вокруг помрачнело, зелень стала почти синей… Все так поблекло.
— Да, но, солнце уже почти вышло из-за облака! Скоро опять станет светло.
— Выходит… Опять светло.
— Опять наползает. Да что ж это такое… Смотри, как тополь потемнел.
— Да. Будто картинки в волшебном фонаре!
— О, посмотри, как скользят тени облаков по горной вершине! Там они бегут не так быстро, как на равнине.
— Спускаются ниже. Как быстро! Будто падают. Достигли самого подножья. Куда же они подевались, я их не вижу!
— Как странно, да? Откуда вообще берутся эти облака? Смотри, небо на западе сверкает синевой и совсем чистое. А ветер все дует и дует. Так облака никогда не уйдут.
— Вон там! Гляди, как клубятся тучи! Вот появилось маленькое облачко. Сейчас начнет расти.
— И правда, смотри-ка, растет. Уже размером с зайца.
— Оно все ближе, ближе. Ой, как быстро, уже сосем большое! Как белый медведь!
— Опять наползло на солнце. Как темно. Красиво. Как же красиво. А края облаков сверкают всеми цветами радуги!
Жаворонок, чьи трели только что зазвенели высоко в небе, влекомый порывами ветра, сложил крылья и опустился рядом с «травой старика».
— Сегодня такой ужасный ветер, трудно летать.
— Господин жаворонок, добро пожаловать. Там, наверху, наверное, ветер все сдувает на своем пути?
— Просто кошмар! Только клюв откроешь, ка-ак дунет в горло, будто я пустая бутылка из под пива. Совершенно не дает ни петь, ни трели выводить.
— Да уж, верно. Но когда смотришь снизу, там, наверху, все ужасно интересно. Вот бы нам хоть разочек полетать…
— Сейчас вы еще не сможете. Подождите пару месяцев, тогда уж хочешь, не хочешь, но лететь придется.
Минуло два месяца. Я как раз направлялся в храм Гомёдзи и по пути решил заглянуть еще разок в то же место.
Холмы покрылись зеленой, как светлячки, порослью цветов «хотарукадзура», лепестки их были синими, как детские глаза. На равнине Коиваи сверкали густой зеленью пастбища и овсяные поля. С юга дул ветер.
Два цветка «удзу-носюгэ», которые я встретил весной, покрылись густыми серебристыми прядями пуха. Листья тополей на равнине поблескивали с изнанки, как жесть, трава у подножья испускала сине-золотое свечение, а серебристая бахрома на двух цветках трепетала так, что казалось, вот-вот улетит.
А затем я увидел, как над самым холмом низко-низко летает жаворонок.
— Добрый день. Сегодня хорошая погода. Ну, что? Самое время взлетать!
— Да, теперь мы полетим далеко-далеко. Мы уже давно ждем попутного ветра.
— Вот как? Значит, вы готовы лететь?
— Конечно. Наши дела на земле закончены.
— Не страшно?
— Нет. Нам все равно, куда лететь. Все едино, везде — залитая солнцем долина. Кто знает, что будет. Может, нам суждено разлететься в разные стороны, или упасть на воду — солнце присмотрит за нами.
— Именно так, именно так. Совершенно нечего бояться. Да и я — долго ли еще пробуду на этой равнине? Если прилечу сюда на будущий год, непременно совью гнездо.
— Спасибо вам за все. Просто дыхание перехватывает от волнения. Думаю, мы улетим со следующим порывом ветра. До свидания, господин жаворонок.
— Прощайте, господин жаворонок.
— До свидания. Берегите себя.
Землю окутал чудесный прозрачный ветер. Сначала он поиграл ветерком в листве тополей, прошелся вихрем по синему овсу, а затем волной взлетел на холм.
«Удзу-но сюгэ» засверкали, закружились, будто в танце и закричали:
— До свидания, господин-жаворонок, до свидания всем! Солнышко, спасибо тебе!
Тела их вспыхнули и взорвались, разлетаясь в разные стороны как звездочки. Каждая серебряная пушинка-парашютик заискрилась, и семена, как крылатые муравьи, полетели на север. А жаворонок пулей взвился в небо и спел короткую звонкую песенку.
А я раздумывал вот о чем. Почему жаворонок не полетел на север, куда унеслись серебристые парашютики «травы старика», почему он полетел на небо?
Наверное, потому что души цветов поднялись в небеса. И, когда он не смог больше следовать за ними, он подарил им на прощание свою песенку. А что стало с двумя маленькими душами, взлетевшими в небо? Я думаю, они стали двумя цефеидами.[51] Потому что цефеиды такие черные, что иногда их не разглядеть даже в самый мощный телескоп, — а порой они вспыхивают красным светом, словно в них ползают муравьи.
БОГ ЗЕМЛИ И ЛИС
I
На самом северном краю равнины Иппонги есть небольшая возвышенность, густо поросшая зеленым щетинником, а в самом ее центре росла прекрасная горная Вишня.
Вишня была невысокой, с блестящим черным стволом. Она изысканно простирала свои красивые длинные ветви. С наступлением мая она покрывалась цветами, похожими на белое облако, а осенью роняла золотые и красные листья.
На Вишне останавливались переночевать перелетные птицы: кукушки, сорокопуты, даже маленькие крапивники и белоглазки. А уж если прилетай молодой сокол, то малые птахи, заприметив его издалека, старались держаться подальше.
У Вишни было два друга. Один — Бог земли, живший в пятистах шагах от нее прямо на влажной земле, другой — бурый Лис, всегда приходивший с южной стороны равнины.
Вишне больше нравился Лис. И все потому, что Бог земли — одно название, что Бог, на самом деле неряшлив до безобразия, волосы похожи на спутанные нитки, связанные в пучок, глаза вечно красные, а одежда похожа на мокрые капустные листья. Он всегда ходил босой, ногти у него были черные и длинные. А вот Лис был изысканным господином и никогда не позволял себе бестактность по отношению к окружающим.
Однако Бог земли был честным малым, а вот Лис мог приврать и обмануть.
II
Эта история произошла как-то вечером в начале лета. На Вишне распустилось множество свежих нежных листочков, в воздухе разливался сладкий аромат, на небе белел Млечный Путь, а звезды, дрожа и покачиваясь, то зажигались, то гасли.
К Вишне пришел Лис с томиком стихов. На нем идеально сидел темно-синий пиджак, поскрипывали красные кожаные ботинки.
— Какой тихий вечер!
— Да, — негромко ответила Вишня.
— Вон там, в небе, ползет Скорпион со звездой Антарес. В Китае в стародавние времена этого большого красного скорпиона называли Огненным.[52]
— А это не то же самое, что Марс, который называют «Огненной звездой»?
— Нет, не то же самое. Потому что Марс — планета. А Антарес является прекрасным примером так называемой «неподвижной звезды[53]».
— А что называют планетой и что — неподвижной звездой?
— Планета — это тело, которое не излучает света. То есть, оно отражает свет других небесных тел, и оттого, кажется, что оно тоже светится. А вот неподвижная звезда светит сама. Солнце, конечно же, является неподвижной звездой. Для нас оно большое и яркое, но, если посмотреть на него из далекой точки Галактики, то оно станет крохотной звездочкой.
— Вот как, значит и Солнце одна из звезд. То есть, выходит, на небе есть множество Солнц, нет, звезд, все-таки как-то непривычно звучит — «множество Солнц».
Лис снисходительно рассмеялся.
— Ну да, вы совершенно правы.
— А почему звезды разного цвета — красные, желтые и зеленые?
Лис вновь снисходительно рассмеялся и сложил лапы на груди. Томик со стихами затрепыхался, но на землю не упал.
— Вас интересует природа цвета звезд? Почему они оранжевые или синие? Я объясню. В самом-самом начале все звезды представляли собой некое туманное облако из газа и пыли. И сейчас на небе еще осталось много таких облаков. Например, они есть и в созвездии Андромеды, и в Орионе, и в Гончих Псах. В созвездие Гончих Псов есть так называемая воронка. А затем есть еще туманности, так называемые Рыбьи рты.[54] Они напоминают формой рыбий рот, отсюда и название. Их и сейчас много во Вселенной.
— Как бы мне хотелось когда-нибудь их увидеть. Как, должно быть, хороши звезды в форме рыбьего рта!
— Они и в самом деле хороши. Я видел их в телескоп обсерватории Мидзусавы.
— И мне хочется.
— Я непременно покажу их вам! По правде сказать, на днях я заказал телескоп в немецкой фирме «Цейс». Я думаю, что заказ доставят к весне будущего года, и, как только телескоп будет у меня, я их вам покажу, — соврал Лис, сочинив историю на ходу.
А затем, помолчав, Лис подумал про себя: «Вот, ведь, своего единственного друга опять ненароком обманул. Какой же я негодяй! Но ведь не по злому же умыслу, просто хотел порадовать. Потом признаюсь». А Вишня, не догадываясь ни о чем, радостно воскликнула:
— Как же я рада! Вы всегда так добры ко мне.
Лис, приуныв, ответил:
— Ради вас я готов на что угодно. Не желаете ли почитать вот этот сборник стихов? Его написал поэт Гейне. Это перевод, но зато прекрасный.
— Можно его у вас одолжить?
— Пожалуйста. Читайте в свое удовольствие. Разрешите на этом откланяться. Ах, кажется, я забыл еще кое-что сказать.
— Про цвет звезд.
— Точно, точно. Но оставим это до следующего раза. Я и так достаточно долго отнимал у вас внимание.
— Нет, что вы!
— Я снова приду. До свидания. А книгу я вам дарю. Ну, прощайте, — и Лис поспешно ретировался.
Горная Вишня, шелестя листвой от дуновения южного ветра, подняла сборник стихов, оставленный Лисом, и принялась перелистывать страницы, сквозь которые просвечивал неясный свет, исходивший от Млечного Пути и усыпавших все небо звезд. В сборнике была песня о Лорелее[55] и множество других прекрасных стихов. Почти всю ночь Вишня читала, а когда минуло три часа, и на восточной стороне небосвода появилось Созвездие Тельца, она задремала.
Ночь подошла к концу. Взошло солнце.
На траве заблестела роса, раскрылись цветы.
С северо-востока, весь залитый утренним солнцем, будто Расплавленной медью, медленно брел Бог земли. Он шел, как всегда, не спеша, скрестив руки, словно ему было лень нести их по отдельности.
Вишня пришла в легкое замешательство, и, прошелестев зеленой листвой, обернулась к нему. Ее тень упала на землю и мелко-мелко задрожала. Бог земли медленно подошел и остановился.
— Доброе утро, госпожа Вишня.
— Доброе утро.
— На свете так много всего непонятного… Сколько ни ломай голову, все равно не поймешь.
— Что вы имеет в виду?
— Вот, например, трава растет из черной земли, так почему же она зеленая? А потом расцветает желтыми и белыми цветами. Нет, не понять.
— Может, это оттого, что в семенах травы уже есть зеленый и белый цвет?