В кабинете Кудрата Исмаил-заде шло совещание буровых мастеров и инженеров. Сизый табачный дым заполнил всю комнату, и лица людей казались призрачными, как тени. Внимание всех было поглощено вопросом, который с самого начала заседания был поставлен управляющим: почему трест отстает по бурению и как вывести его из прорыва?
Молодой инженер с удлиненной, точно сдавленной с висков, головой, поминутно приглаживая рукой волосы, разделенные посредине пробором, говорил уверенно, без запинки. Он утверждал, что главной причиной отставания треста является плохая работа молодых рабочих, недавно пришедших на промысла. По его мнению, лишенная трудовых навыков и незнакомая с традициями нефтяников молодежь представляла собой как бы помеху производству.
Вот уже два часа, как Исмаил-заде своим спокойным "пожалуйста" предоставлял слово то одному, то другому участнику совещания. Он сопоставлял обнаруженные им со дня прибытия в трест неполадки в бурении с тем, что говорилось здесь, и мысленно делал свои выводы. Сейчас, услышав нарекания на молодежь, причем не из уст какого-нибудь старого мастера, а от молодого инженера, он выпрямился в кресле и спросил:
- Объясните поточнее, товарищ Фикрат, почему именно молодежь тормозит работу?
- По-моему, это ясно, - продолжал инженер. - Аварии почти всегда результат неопытности или халатности новичков. Я уже не говорю о том, какой вред производству наносит отсутствие производственной дисциплины у всех этих деревенских парней, которые при первой же аварии бегут с буровых...
Исмаил-заде устремил недоумевающие глаза на Фикрата.
- А много таких?
- Немного, но есть.
- Можете привести пример?
- Пожалуйста! Вот, скажем, Таир Байрамлы со сто пятьдесят пятой буровой...
Спокойно дремавший в углу Рамазан, - на заседаниях его всегда клонило ко сну, - услышав знакомое имя, очнулся и, послушав немного молодого инженера, попросил слова.
- Пожалуйста, я уже кончил, - сказал Фикрат и сел на свое место.
Рамазан, не поднимаясь, задал всего один вопрос:
- Значит, из-за того, что Таир в часы отдыха прогулялся на вокзал, отстал целый трест?
Молодой инженер удрученно провел рукой по волосам. Старый мастер убил его одной репликой, и вся его получасовая речь пошла насмарку.
Встал и заговорил Исмаил-заде:
- Пусть извинит меня товарищ Фикрат, но молодежь тут не при чем. Я записал много практических предложений работников треста, сделанных ими на наших совещаниях. Вопрос глубоко и серьезно обсуждался также в первичных партийных организациях. Причину отставания надо искать не в отношении молодежи к работе, как это делает товарищ Фикрат, а в том, что мы вообще плохо работаем.
Сказанное им тоже занесено вот сюда, - Исмаил-заде указал на свой блокнот. - Среди молодежи, прибывшей на производство, нет инженеров, тогда как именно они, инженеры, раньше всех должны изучать причины аварий и уметь предупреждать их.
- Но вы сами однажды на буровой говорили, что аварии всегда происходят по вине новичков! - напомнил управляющему готовый засмеяться Фикрат.
- Да, говорил... и не раскаиваюсь в этом. Это было сказано ради пользы дела, для того, чтобы молодые рабочие внимательно относились к своим обязанностям. Однако искать причины аварий только в неопытности молодых рабочих - значило бы всем нам, специалистам, самоустраниться от ответственности. Возьмем такой вопрос: вот мы вводим в эксплоатацию старые, заброшенные скважины. Их здесь называют "мертвыми" и, по-моему, не совсем основательно, ибо, насколько мне известно, не бывает мертвых скважин, но иногда попадаются мертвые работники. Так вот, при восстановлении этих скважин мы сталкиваемся со многими случайностями. Очень часто нефтяной пласт заливает водой. Кто за это должен отвечать? Конечно, в первую голову инженеры!
Фикрат хорошо знал, куда метит Кудрат Исмаил-заде. В заброшенных буровых, вводимых в эксплуатацию под руководством Фикрата, таких аварий было немало, и в результате - три скважины, над которыми бились давно, до сей поры не дали ни грамма нефти.
- Ясно вам, товарищ Фикрат? Почему это наши уважаемые геологи не могут предвидеть кое-что заранее, чтобы гарантировать нас от подобных случайностей?
По мере того как говорил Кудрат Исмаил-заде, в кабинете устанавливалась напряженная тишина. Многим казалось, что управляющий говорил именно то, что они сами думали, но как-то не решались сказать.
- До тех пор, - продолжал Исмаил-заде, - пока мы не научимся по-настоящему использовать опыт и знания старейших буровых мастеров и виднейших наших специалистов, пока не воодушевим честно работающих рядовых рабочих на новые производственные победы, трест не выйдет из теперешнего своего состояния. Я потратил немало времени на то, чтобы выслушивать мнения передовых людей - и на собраниях, а порой и в частных беседах, и я верю в искренность, в силы и возможности нашего рабочего коллектива. Рабочих рук не хватает, это вы знаете все. Но если мы будем работать по старинке, то и двадцатикратное увеличение рабочей силы нам ничего не даст. А вот к этим пяти пунктам социалистического соревнования, выработанным нашими организациями и обсужденным в бригадах, следует прислушаться. Надо считаться с мнением не тех, кто тянет назад, а тех, кто идет вперед. Вот, пожалуйста, ознакомьтесь с этими условиями соревнования.
Управляющий протянул Фикрату десятка полтора листков с напечатанными на них условиями социалистического соревнования и попросил раздать присутствующим.
И снова разгорелись прения.
Первым опять попросил слова Фикрат:
- Мечта - прекрасная вещь. Но мечту надо отличать от утопии. А вот эти пять пунктов - это пять утопий.
Здесь ставится задача выполнения плана трестом на сто двадцать процентов. Как это возможно, если мы едва дотягиваем до шестидесяти? Это первая утопия. Трест только-только начал применять турбинное бурение, а тут говорится о переходе всех новых буровых в течение шести месяцев на турбинное бурение. Это - вторая утопия...
- Так не пойдет, - мягко прервал его Исмаил-заде с той улыбкой, которая многими истолковывалась как признак добродушия, но иногда, по словам снабженца Бадирли, "резала, как ножом". - Так не пойдет, - повторил он и, видя, что инженер остановился, чтобы выслушать слова управляющего, обратился к нему с вопросом: - Меня одно интересует, товарищ Фикрат, почему вы такой консерватор?
Вопрос был задан тоном полнейшего добродушия, и Фикрат тихо ответил:
- Нет, я реалист. Нет ничего легче принять эти условия, но тяжело потом будет признаваться в ошибке.
- Все же я хотел бы знать, почему вы настроены так консервативно?
- Вы ошибаетесь, товарищ Исмаил-заде. Повторяю - я трезвый реалист.
- Именно "реализмом" иногда прикрываются самые заядлые консерваторы, на лице управляющего опять промелькнула улыбка, но Фикрат уже не обманывался в ее значении: твердость в голосе Исмаил-заде говорила, что кроется за этой улыбкой. Покраснев, инженер опустился на стул, договаривая свою речь уже мысленно: "Что ж, мое дело было предупредить, а там посмотрим, кто прав!"
Исмаил-заде обвел глазами присутствующих и понял, что Фикрат далеко не одинок и что другие руководящие работники треста, повидимому, тоже относятся отрицательно к предложенным условиям соревнования, как нереальным.
"Не следовало, пожалуй, так резко обрывать инженера. Другие могут воздержаться от выступлений, а нет ничего хуже, когда болезнь загоняется внутрь", - подумал он и обратился к участникам совещания:
- Кто хочет говорить, товарищи? Высказывайтесь. Быть может, эти условия и в самом деле нереальны?
Поднялся буровой мастер, сидевший рядом с Рамазаном.
- По-моему, - медленно заговорил он, - нельзя пройти мимо того, что сказал товарищ Фикрат. Разумеется, считать эти условия утопией - это значит впадать в крайность. Но мы можем впасть в другую крайность, если сочтем их легко выполнимыми. Прежде всего потому, что здесь составители условий не учли недостаток рабочей силы и слабую квалификацию наших рабочих. Мы хотим перейти на турбинное бурение. Но на кого мы при этом будем опираться? На плохо обученных ребят, которых у нас в тресте больше трех тысяч? Пусть товарищ Исмаилзаде не обижается на меня, - он всегда работал в передовых трестах, а мы всегда хромали. И не без причины отрасль у нас наиболее трудная. Товарищи хорошо знают, с какими трудностями сопряжена закладка каждой морской буровой. Возможно, в будущем нам удастся довести выполнение плана до ста двадцати процентов, но при нынешних условиях нам такого плана за полгода не поднять.
Исмаил-заде видел, как некоторые одобрительными кивками выражали свое согласие с доводами этого небезызвестного в тресте мастера, но не терял уверенности в своей правоте. Три недели подряд он наблюдал за всей деятельностью треста и пришел к непоколебимому убеждению, что только в результате массового движения - социалистического соревнования - удастся вывести трест из прорыва. Многолетний опыт работы подсказывал ему, что строить свои расчеты только на объективных условиях работы нельзя. Решающее значение имели настроения живых людей, опытных инженеров и старых производственников, которые несли на себе главную тяжесть работы, их влияние на весь коллектив рабочих. И управляющий с волнением ждал, что скажут другие мастера нефти.
- Тимофей Сидорович, - обратился он к мастеру сто пятьдесят четвертой буровой, - а что вы скажете?
Высокий и худой старик с продолговатым лицом и спокойными светлоголубыми глазами степенно поднялся с места.
- Я мог бы сказать многое, но не хочу говорить долго. Меня удивляет одно: почему молодежь, наша советская молодежь, стала помехой для некоторых наших товарищей? Надо любить молодежь, товарищи. Да, надо любить ее. И будет более правильно, если мы так поставим вопрос: нефть - друг молодежи, и молодежь - друг нефти. Вот тогда дело пойдет. Если у кого на буровой молодежь, как говорят, путается в ногах, пусть присылают ее на мою буровую. Что же касается условий соревнования, каждый из обозначенных здесь пунктов дороже золота. Я - за принятие этих условий. - Заканчивая свое слово, произнесенное с непоколебимой уверенностью, он повысил голос, и в спокойных глазах его блеснул огонек.
Это выступление старого мастера произвело впечатление на участников совещания. Даже Фикрат задумался: "А не ошибаюсь ли я?"
- Тимофей Сидорович, - спросил он, - может быть, вы все же разъясните нам, на что вы рассчитываете?
- Как это - на что? - откликнулся мастер с места. - На себя, на моих рабочих. До сих пор работали плохо, а теперь должны работать хорошо, вот и все!
Затем взял слово Рамазан.
- Вы знаете Мехти Кулиева, - обратился он к присутствующим.
На него посмотрели с недоумением.
- А кто он такой? - спросил один из инженеров сидевший справа от мастера.
Рамазан обернулся к нему, насмешливо бросил:
- Вы не знаете нашего прославленного Героя Советского Союза?
- Да, но разве он имеет к нам какое-нибудь отношение? - снова спросил инженер.
- Имеет. Он из тех ребят, к которым вы относитесь с таким пренебрежением. До вчерашнего дня этот парень работал на буровой, а сегодня - он герой. Я вас спрашиваю: если на фронте наши ребята громят фашистов, получают звание Героя, то почему они, придя к нам на промысел, не могут стать героями? Товарищ Фикрат, ведь вы еще сами молоды. К лицу ли вам относиться так к молодому поколению рабочего класса? Вы простите меня, я не ахти уж какой грамотей. Но все же разрешите напомнить вам слова, написанные товарищем Сталиным еще в 1928 году о том, что нам удается побеждать потому, что старая и молодая гвардия идут у нас вместе, в едином фронте... Лучше бы вам не сеять раздора между молодежью и стариками.
Не говоря больше ни слова, Рамазан сел.
- Что же ты предлагаешь, уста? - спросил Исмаил-заде.
- Предложения написаны, обсуждены и приняты в бригадах, - что же мне еще предлагать? Наш трест опозорился на весь Баку. Условия тяжелые, потребуют от нас напряжения всех сил, но именно поэтому мы должны их принять.
- Что это за странная логика, уста? - крикнул Фикрат с места.
- У всякого своя логика, - ответил Рамазан с присущим ему спокойствием. - Я не обязан думать так, как тебе заблагорассудится.
Фикрат поднялся:
- Товарищ Исмаил-заде, разрешите мне сказать еще несколько слов.
- Если бы эти ваши слова принесли хоть малейшую пользу, я продолжал бы совещание до утра, - сказал Исмаил-заде и вздохнул. - Что ж, говорите...
- Меня неправильно поняли... - начал Фикрат.
- Говорить тоже надо уметь, - тихо бросил Рамазан, но все услышали его, и по адресу инженера раздалось еще несколько насмешливых замечаний. Но Фикрат обвел всех внушительным взглядом и продолжал:
- Я думаю, если в других отраслях промышленности есть люди с повышенной чувствительностью, так сказать, увлекающиеся натуры, то нефтяникам это не пристало. Нефтяник должен всегда руководствоваться трезвым расчетом, иначе можно легко докатиться до авантюр. Товарищ Исмаил-заде, я не из тех людей, которых пугают трудности работы. Но я говорю, половина нашего треста находится на море, специфику которого нельзя упускать из виду. Это ведь стихия, она может преподнести нам любые сюрпризы. Могут подняться штормовые ветры, бураны, ураганы. Борьбу со стихией нельзя планировать так, как это представляется вам. Иной раз шторм в одну минуту сводит на-нет результаты шестимесячного тяжелого труда. Наблюдателям со стороны может казаться, что есть какая-то разница между теми рабочими, которые грудятся на море, и теми, которые работают на суше. На самом деле это не так. Рабочий - тот же. Только условия труда разные.
Можно было опасаться, что Фикрат, разговорившись, действительно затянет свою речь до утра. Воспользовавшись тем, что он протянул руку к графину, Исмаил-заде торопливо спросил:
- Так что же вы все-таки предлагаете?
- Мое предложение ясно. Ничего прибавлять к заданному плану не следует. Выполнить его - уже геройство. Надо выработать другие условия соревнования.
Исмаил-заде нахмурился.
- Нет, - возразил он, - эти условия хороши уже тем, что они заставят всех нас взяться за дело по-настоящему, как того требуют интересы страны, и работать в полную силу, работать засучив рукава. - Сделав короткую паузу, он обернулся к участникам совещания: - Я хочу вам напомнить только об одном: наши гвардейцы, идя на врага, не думали ни о каких буранах, а если и думали о зиме, то только потому, что знали - за ней идет весна. Мы должны стать такими же гвардейцами на производстве. Условия соревнования надо принять, это голос наших передовых людей. Если нет возражений, на этом и закончим совещание.
Все поднялись с мест. Заключение управляющего было для Фикрата и его единомышленников столь неожиданным, что они не нашлись, что возразить.
А мастер Рамазан, спускаясь со второго этажа во двор, где сгрудились полуторки и одна эмка, подошел к своему давнишнему приятелю Тимофею Сидоровичу и сказал:
- Если у нас до сих пор не было хорошего управляющего, то теперь он есть. Не знаю, что еще нужно. Работать надо, друг!..
3
Вечером, разыскивая в зрительном зале театра Лятифу, Таир увидел в третьем ряду партера Кудрата Исмаил-заде и Лалэ. Разговаривая, оба они смотрели программу, которую держал в руке Исмаил-заде. В первый раз, когда Таир увидел управляющего в его кабинете, тот был в простой сатиновой спецовке. Теперь на нем был новенький темносиний костюм с широкими, слегка приподнятыми плечами, голубая сорочка и темный, в белую горошину, галстук. Полные щеки его были гладко выбриты, а волнистые, поблескивающие при свете люстры черные волосы гладко зачесаны назад.
Таир невольно стал разглядывать и Лалэ. Почувствовав на себе пристальный взгляд, она подняла голову. Кудрат тоже оглянулся и, узнав Таира, что-то сказал жене. Таир понял, что речь идет о нем, и смущенно отвернулся. "Счастливые", - подумал он. Высокий, чистый лоб жены Исмаил-заде врезался ему в память.
Взгляд Таира снова забегал по рядам кресел. Лятифы нигде не было. Большую часть зрителей составляли женщины и девушки. И Таиру показалось тем более странным, что среди них нет Лятифы. Он не хотел верить этому - думал, что Лятифа сидит где-нибудь в зале, видя его, и, тая обиду, нарочно не показывается.
Свет в зале погас. Таир быстро направился к седьмому ряду и занял свое место в одном из крайних кресел. Только теперь он сообразил: надо было придти немного раньше, чтобы разыскать Лятифу среди сотен зрителей. "Здесь она, - наверно, здесь", - думал он, прислушиваясь к нежным звукам музыки. Шум постепенно стихал и совсем затих, когда поднялся занавес. Ставили "Грозу" Островского.