— Боюсь, что дожди задержались дольше, чем обычно. Земля слишком пропиталась влагой. Как бы не началось наводнение. — Красивое лицо Кейт внезапно исказилось гримасой боли.
— Что с вами?
— Ммм… спазмы. К сожалению, таблетки не помогают.
— И вам тоже? Когда мой врач посадил меня на таблетки, чтобы отрегулировать цикл, я надеялась, что это пройдет. Но единственная разница в том, что теперь спазмы приходят регулярно, как часы.
Кейт опустилась на стул за изящным секретером у окна, где она обычно занималась бухгалтерскими книгами.
— Это проклятие всех далтоновских женщин, — рассеянно заметила она, раскрыв гроссбух и просматривая колонку цифр. — Нерегулярный цикл, гормональные сдвиги и желание кого-нибудь убить, возникающее каждый месяц в течение этих нескольких дней.
Аманда знала, что пора собираться. Надо позвонить Остину. Однако она медлила, удерживаемая внезапно возникшим и таким редким для нее сестринским чувством.
— А вы не пробовали витамины группы В? Мне они помогают. Теперь мне лишь изредка хочется убить кого-нибудь, а не каждый месяц, как раньше. И я больше не смотрю с ненавистью на незнакомых людей.
Кейт улыбнулась:
— Да, Хелен их тоже рекомендовала. Они действительно помогают.
Аманда присела на подлокотник дивана.
— Это в самом деле характерная далтоновская черта? Я имею в виду гормональные проблемы.
— Да, если верить Хелен. У нее хранятся медицинские карты всех жителей города за последние сто пятьдесят лет. Судя по ее данным, далтоновские женщины всегда страдали от гормональных сдвигов. Теперь, слава Богу, медицина с этим справляется, не то что сотню лет назад. Можете себе представить, что это такое — бушующие гормоны в знойный июльский день.
Аманда содрогнулась.
— Бедняжки!
— И не говорите. — Кейт задумчиво взглянула на нее. — Знаете, нет ничего удивительного в том, что многие считают наш род семьей безумных. Если учесть бурную смену настроений у наших женщин и одержимость наших мужчин, мы, наверное, и в самом деле выглядим не совсем нормальными.
— Вы сказали, одержимость?
Некоторое время Кейт молча смотрела на нее. Потом заговорила медленно, задумчиво:
— Этого вы не найдете ни в газетных или журнальных статьях, ни в книгах по истории, но в далтоновских мужчинах действительно проявляются признаки безумия, Аманда. Оно проявляется раз в жизни, редко когда два, но обязательно проявляется. Когда они отдают кому-нибудь или чему-нибудь свое сердце, это становится навязчивой идеей. Любовь к женщине сопровождается дикой ревностью. Раньше женщин держали здесь взаперти, и большую часть своей жизни они ходили беременные.
— Их держали взаперти так же, как мою мать?
Кейт в нерешительности помолчала.
— Да. У Брайана были две страсти в жизни — Кристин и лошади. Примерно шесть месяцев в году он проводил с Кристин и в это время отказывался от верховой езды. Остальное время он скакал верхом. Просто не мог без этого. Оставляя ее здесь, он мог быть уверен, что она… не заинтересуется никем другим.
— А если бы она заинтересовалась кем-нибудь другим, что бы он сделал? Как проявилось бы его безумие?
Кейт ответила с отстраненностью, от которой ее слова показались еще более ужасающими:
— На протяжении многих поколений Далтоны убивали соперников. Конечно, это, как правило, замалчивалось или выдавалось за самооборону, но лишь для того, чтобы удовлетворить любопытство окружающих и принести шерифу несколько лишних голосов на выборах.
— Вы, наверное, шутите.
Кейт невесело улыбнулась.
— Отнюдь. Как я уже сказала, далтоновские мужчины превращаются в фанатиков, когда они любят. Это заложено в генах так же, как темные волосы и серые глаза. Если они чувствуют угрозу чему-то, что они любят, их охватывает неистовое бешенство. Если верить семейному фольклору, Далтон теряет голову и не приходит в себя, пока не разделается с соперником. В это время он ничего не видит, не слышит и не соображает. А потом обычно не помнит, что он сделал.
Может быть, что-то подобное и произошло той ночью? Может быть, поэтому Кристин и бежала из «Славы», опасаясь, что муж узнал о ее романе? Или он действительно все обнаружил, а она знала, чем это грозит?
— Это ужасно!
Кейт кивнула и слегка пожала плечами.
— Теперь это все ушло в прошлое. И Далтоны ведут себя более цивилизованно. Возьмите хотя бы Салли. Он, конечно, типичный Далтон. Но его пунктик — «Слава». Женщины его не интересуют. Ни из-за одной женщины он никогда не потеряет голову. Я думаю, он может любить женщину всем сердцем, но без далтоновской одержимости.
«А что он сделает с тем, кто попытается отнять у него „Славу“?» — подумала Аманда.
— А Рис? Что он собой представляет?
— Рис — не типичный Далтон.
С этим Аманда не могла не согласиться. Ей очень хотелось продолжить разговор, но взгляд на часы остановил ее.
— Черт! Мне надо бежать переодеваться.
— Я сама позвоню Остину. Когда вам надо выезжать?
— Через десять минут. Спасибо, Кейт.
Аманда побежала наверх. Мысли ее вернулись к Уокеру. Он разговаривал с ней таким бесцветным тоном. Что же произошло?
Эта мысль не переставала мучить Аманду по дороге в город. Накануне, в воскресенье вечером, Уокер привез ее в «Славу» на своей машине, так как шел проливной дождь. Почти весь день они провели в постели. Все было хорошо.
Что же могло произойти с тех пор такого, что выжало напрочь все чувства из его голоса? И почему он попросил ее приехать к нему в офис, вместо того чтобы подождать до вечера, когда они, конечно же, увидятся?
Город Далтон как будто вымер. Он выглядел несчастным и жалким под проливным дождем. Аманда сказала Остину, что он может возвращаться в «Славу», и быстро вошла в офис Уокера. Ни в вестибюле, ни на лестнице ей никто не встретился. Она поднялась на второй этаж, вошла в приемную. Секретарши на месте не оказалось. Поколебавшись несколько секунд в нерешительности, она подошла к двери в кабинет и тихонько постучала. Потом приоткрыла дверь, заглянула в комнату, улыбнулась.
— Привет.
— Заходи и закрой за собой дверь.
С первого звука его голоса Аманда поняла: произошло что-то ужасное.
Она медленно вошла в кабинет, закрыла за собой дверь, прошла к его столу. Этот стол, всегда выглядевший таким огромным, теперь, казалось, простирался на несколько акров. На мили. Уокер, неподвижно сидевший за столом, выглядел недостижимо далеким.
— Уокер, что случилось?
— Сядь.
Она села, взяла себя в руки, надела на лицо маску спокойствия и безразличия. Он хочет, чтобы это происходило вот таким образом? Чужие люди, разделенные огромным столом? Прекрасно, пусть будет так. Она выдержит. Не важно, насколько это больно, она выдержит.
Он открыл толстую папку, вынул оттуда фотографию, снова закрыл папку, кинул ей фотографию через стол.
— Взгляни на это.
Аманда взяла в руки снимок, всмотрелась. Типичное школьное фото, какие делают раз в год для школьного альбома. Светловолосая девушка с темными глазами, не совсем обычными для блондинки. Хорошенькая. И улыбается во весь белозубый рот.
— Узнаешь? — спросил Уокер.
Аманда взглянула на него через стол, заметила холодный блеск в его глазах.
— По-твоему, я должна ее знать?
— А это ты мне скажи.
Аманда пожала плечами:
— Извини, но…
Уокер перевел дыхание. Впервые за сегодняшний день в голосе его зазвучали эмоции. Гнев.
— Это снимок Аманды Грант. Следовательно, твой. Последний год в колледже. Согласно информации, которую мне чудом удалось раздобыть, семь лет назад ты была блондинкой с темно-карими глазами, выше на пять дюймов и по крайней мере на тридцать фунтов тяжелее. Удивительное превращение.
Аманда положила фотографию на стол, откинулась на спинку кресла, попыталась улыбнуться.
— Я могла бы поклясться, что все предусмотрела и ни одной фотографии нет. Это была одна из причин, почему я выбрала именно ее. Где ты это откопал?
Лицо Уокера казалось высеченным из гранита.
— В прошлую пятницу я созвонился с частным сыщиком в Бостоне. Сообщил ему то немногое, что я знал, и попросил достать мне фотографию Аманды Грант. Мне повезло: он сработал быстро. Не найдя фотографии в альбомах, он связался с колледжем и выяснил, что Аманда Грант сама попросила не помещать ее фото в альбом. Студенты нередко так делают, по разным причинам. Но ее все-таки сфотографировали вместе со всеми остальными. В колледже моему сыщику сообщили имя фотографа. Мне снова повезло. Он оказался на месте, и у него все еще хранятся фотографии того года. Несколько часов назад сыщик переслал мне эту фотографию. — Уокер улыбнулся бесцветной улыбкой. — Прошу познакомиться: Аманда Грант.
— Которая абсолютно не похожа на меня. Естественно, ты находишь это… подозрительным.
— Подозрительным?! Да я нахожу это достойным презрения! Ты мне все время лгала, и теперь я могу это доказать.
Она инстинктивно поморщилась.
— Эта фотография доказывает лишь, что я не Аманда Грант, но она не доказывает, что я не Аманда Далтон.
— Почему ты мне лгала?
— У меня есть на это свои причины.
Уокер покачал головой:
— Не пойдет. Ты приложила немало усилий, чтобы повести меня по ложному следу.
— Я не хотела, чтобы кто-либо копался в моем прошлом. Я что, преступница? Вовсе нет. Если хочешь, могу дать тебе свои отпечатки пальцев, отнесешь их в полицию, пусть проверят. Они их не найдут в своих досье, потому что я никогда не имела дела с полицией. Но для тебя, наверное, это означает лишь то, что меня просто ни разу не поймали на месте преступления. Так?
— Так, — произнес он без всякого выражения.
— Ну что ж… Иди расскажи Джессу все, что ты обнаружил. А так как ты меня предупредил, я успею придумать какое-нибудь объяснение, которое убедит Джесса, что это все не имеет значения. Он поверит мне, Уокер. Мы оба это знаем.
Он снова покачал головой:
— Не обольщайся. Ты понятия не имеешь, как я умею убеждать, когда все доказательства на моей стороне. А в данном случае я сумею доказать, что ты лгала. Ты лгала Джессу. Поверь мне, ему это не понравится.
Аманда смотрела на его каменное лицо, ледяные глаза и чувствовала боль в душе. Конечно, у него есть все основания не доверять ей. Даже страстный любовник может превратиться в чужого человека, если обнаружит, что его обманывали. В особенности страстный любовник…
Аманда долго молчала, взвешивая возможные варианты. Ни один из них ей не нравился. Главное — это попытаться убедить Уокера ничего не рассказывать Джессу. Иначе ее попросят уехать. А она пока не может это сделать. Не сейчас, когда она подошла так близко к разгадке.
— Ну хорошо. Я солгала, что выросла под именем Аманды Грант. У меня были на это свои причины, и я не хотела бы, чтобы Джесс об этом узнал… пока. Не мог бы ты просто принять…
— Ничего не выйдет, даже если бы мне этого и хотелось. Это было бы несправедливо по отношению к Джессу. Такое я не могу от него скрывать. Мы не будем даже говорить о том, что за это меня могут лишить адвокатского звания.
Аманда понимала: не стоит и пытаться взывать к нежным чувствам Уокера. Вопрос о том, кто она такая, с самого начала стоял между ними, с того момента, когда она впервые вошла в его офис. Пока Уокер не получит ответа, который его удовлетворит, он не сможет ей доверять.
Однако еще раз попытаться все-таки стоит, сказала она себе.
— У меня есть причины скрывать свое прошлое.
— Какие причины? Ради всего святого… Ты пришла сюда и заявила, что ты Аманда Далтон. Твое прошлое имеет к этому самое прямое отношение.
— Нет. То, как я прожила последние двадцать лет, не имеет никакого отношения к установлению моей личности. Единственное, что имеет значение, что должно иметь значение, — это ответ на вопрос, родилась ли я Амандой Далтон, дочерью Брайана и Кристин Далтон. На этот вопрос я могу ответить утвердительно. Да, я Аманда Далтон.
— Так убеди меня в этом.
— Не могу. И ты это знаешь. У меня нет ни свидетелей, которые могли бы подтвердить мои слова под присягой, ни документов, которые могли бы служить для тебя доказательством. Ничего такого, что нельзя было бы подделать или каким-нибудь образом раздобыть. И я не могу вспомнить ничего такого, что могла бы знать лишь настоящая Аманда Далтон. Прошло целых двадцать лет, и, кроме того, я боюсь вспоминать…
Она запнулась. Резкая морщина прорезала его лоб. Аманда поняла, что проговорилась. Он слишком умен, чтобы не заметить ее оговорку, и теперь не успокоится, пока не узнает, что она имела в виду.
Аманда встала, подошла к окну. Взглянула вниз, на пустынную, залитую дождем Мэйн-стрит — главную улицу городка Далтон.
— Предположим, я решу выйти из этого здания и бесследно исчезнуть. Доеду поездом или автобусом до Эшвилла, а оттуда на самолет. Предположим, я не хочу, чтобы меня разыскали. Вернусь к прежней жизни… той, которую вела последние двадцать лет. Снова превращусь из Аманды Далтон в… того человека, которым была до сих пор. — Она обернулась к нему, прислонившись к косяку окна. — Сможешь ты найти меня в этом случае? Сможет ли кто-нибудь меня найти?
Он пристально наблюдал за ней. Хмурое выражение так и не сошло с его красивого лица, но лучше оно, чем та маска холодности и безразличия, которую она увидела, войдя в кабинет.
— Нет, — задумчиво произнес он. — Думаю, найти тебя было бы практически невозможно, ничего не зная о твоей жизни с того самого лета.
Она молчала, не сводя с него глаз.
— Значит… ты лгала для того, чтобы иметь возможность исчезнуть, если понадобится? Но почему тебе это может понадобиться? Бежать отсюда, если бы не удалось убедить Джесса в том, что ты его внучка? Вряд ли. Мы оба знаем, что Джесс в любом случае постарался бы избежать огласки. Даже если бы существовали неопровержимые доказательства, что ты не Аманда Далтон. Так зачем же тебе понадобился запасной путь к отступлению?
Аманда негромко рассмеялась, хотя на самом деле ничего веселого она в этом не находила.
— Знаешь, меня с самого начала… удивило… что никто из вас даже не задумывался о том, что же произошло той ночью, двадцать лет назад. Никому из вас это не показалось странным.
— Кристин Далтон взяла дочь и уехала. Ну и что из этого? Это не первый и не последний случай, когда жена убегает из дома. И какое это имеет отношение к твоей решимости сохранить в секрете свое прошлое?
Она помолчала несколько секунд. Снова отвернулась к окну.
— Наверное, со своей точки зрения, ты прав. Возможно, в этом нет ничего необычного.
— Но ты так не считаешь. Почему?
Она снова замолчала. Не могла ни на что решиться. В конце концов независимо от того, является ли Уокер Мак-Леллан ее любовником или нет — теперь скорее всего уже нет, — он в первую очередь и морально, и юридически несет ответственность перед Джессом Далтоном. Не перед ней. Она не его клиентка, следовательно, он не обязан хранить в секрете то, что она ему расскажет. Он может пересказать это кому угодно. И в этом, по крайней мере в данный момент, для нее заключается основная опасность.
— Послушай… это в общем-то не имеет значения. — Она старалась говорить сухим небрежным тоном. — Ты все равно не веришь ни одному моему слову. Делай то, что от тебя требуется. Иди расскажи Джессу о том, что ты обнаружил. Если он попросит меня уехать, я уеду.
Наступило долгое молчание. Наконец Уокер заговорил, все тем же жестким тоном:
— И ты еще удивляешься, что я тебе не верю. Ты же ничего не хочешь мне рассказать.
— Ты не мой адвокат.
— Твой адвокат?! Боже правый, Аманда, да ты вчера почти весь день провела в моей постели.
Она почувствовала укол в сердце. В первый раз с тех пор, как она вошла сегодня в его кабинет, он назвал ее по имени. Конечно, это скорее всего ничего не значит, но…
— Это верно. Но сегодня мы здесь. Сегодня ты пригласил меня к себе в офис. Мы разговариваем, разделенные этим километровым столом и арктическим холодом. Ты представил мне доказательства того, что я намеренно скрывала свое прошлое. Ты разыскивал эти доказательства уже после того, как мы стали близки. Сейчас ты представляешь Джесса Далтона.