========== When you’re cold ==========
— Смотри-ка, — Уэйд тронул его за плечо. Они устроились прямо на траве, подложив под головы рюкзаки, и лениво наблюдали за облаками. — Видишь, вон то маленькое миленькое облачко прямо как ты! Клянусь, я даже могу различить две упругие булоч… ай!
Питер не удержался от смешка — Уэйд нахохлился, потирая бок, и показательно надулся. Питер мысленно начал обратный отсчёт: три, два… Долго злиться Уэйд не умел, он, при всех его недостатках, вообще был удивительно добродушным — и одно это уже разрушало стереотипный образ самого популярного парня в школе и капитана футбольной команды.
Уэйд вообще любил разрушать стереотипы.
— Слушай, — сказал Уэйд, стоило Питеру дойти до одного, — как насчёт того, чтобы свалить с уроков и перехватить по тако? Не делай такое лицо, тыковка, я же знаю, что ты обожаешь тако!
Он с умным видом сорвал какую-то травинку и сунул в рот.
— Уэйд, — строго сказал Питер, силясь удержать на лице серьёзное выражение, — если ты забыл, у нас через десять минут испанский. И кое-кто не был на нём уже две недели.
— Я прекрасно знаю испанский и без этих занятий! — моментально возмутился Уэйд. — Ке паса, амиго? Вамус комер!
Питер тяжело вздохнул и встал на ноги первым.
— Значит, я пойду без тебя, — предупредил он. Уэйд тут же выплюнул травинку и неохотно поднялся следом, подхватывая рюкзак.
— Хренов ты задрот, — проворчал он недовольно, взлохмачивая волосы, — никакой тяги к старому доброму риску!
— Я не хочу объяснять директору, что люблю тако больше испанского, — Питер всё-таки фыркнул, и Уэйд тут же расплылся в улыбке.
— Думаю, этот старый крот выпрыгнул бы из штанов, услышь он что-то вроде этого от такого у-у-у-умника, как ты! — пропел он. — Как же так, мистер Паркер? Я очень разочарован в вас! Сдайте значок!
Питер невольно хихикнул.
— Ага. А потом он посмотрит на тебя и просто…
Пауза.
— А ОТ ВАС, МИСТЕР УИЛСОН, Я НИЧЕГО ДРУГОГО И НЕ ОЖИДАЛ! — хором проорали они и расхохотались. Какая-то девочка помладше, проходившая мимо, вздрогнула и торопливо взбежала по школьным ступеням. Питер даже не обратил на неё внимания — смеющийся Уэйд сжал его плечо, и Питер даже через футболку ощутил волнующий, будоражащий жар его руки.
Он прочистил горло.
— Нам пора, — прозвучало всё равно хрипло, — я правда не хочу опаздывать. Это наш последний год, и…
— И я надеялся, что мы оторвёмся хотя бы напоследок! — проныл Уэйд, но послушно побрёл за ним следом. Уэйд всегда шёл за ним, даже если не хотел: в этом было что-то от совершенно собачьей привязанности к хозяину. И Питер не знал, чем он мог ответить на такую преданность. И чем он заслужил её.
— Мы можем перекусить после школы, — примирительно сказал он пару секунд спустя. Уэйд испустил долгий недовольный стон.
— Чёрт, малыш, у меня тренировка, — он даже остановился, и Питер, заглянувший ему в глаза, в очередной раз поразился выразительности его взгляда: у Уэйда даже ресницы обиженно подрагивали. — Я не могу её пропустить, тренер точно затолкает мне в зад мя…
— Я понял! — торопливо прервал его Питер. И успокаивающе сжал его горячую ладонь. — Всё в порядке, правда. В другой раз.
Уэйд неуверенно улыбнулся.
— Да, наверное. Эм… мы всё-таки пойдём на испанский, или ты решил потискаться со мной?
Питер залился краской и отпустил его руку, первым ринувшись к ступеням. Щёки горели, а сердце глупо и часто колотилось где-то в рёбрах; на секунду ему показалось, что он всё ещё ощущает кончиками пальцев шершавое тепло чужой ладони, но обогнавший его Уэйд открыл перед ним дверь с издевательским «Дамы вперёд», и это ощущение тут же исчезло.
Уже после занятий, нудных и скучных (по большей части потому, что их с Уэйдом расписание отличалось, и после испанского он умчался на физику, а Питер уныло побрёл на американскую литературу), пересекая школьный двор, Питер заметил компанию Флэша.
Флэш Томпсон был, пожалуй, самым неприятным человеком, которого Питер знал: Флэш возненавидел его с первого взгляда — то ли из-за ботанской наружности, то ли потому, что Питер имел наглость познакомиться с ЭмДжей, — а свою ненависть он проявлял вполне определённым способом.
До встречи с ним Питер действительно верил в то, что все эти байки про старшую школу — всего лишь выдумка.
До встречи с ним Питер правда думал, что его не запишут в лузеры и не изобьют на глазах у половины школы. Что хотя бы кто-то будет против, если это случится. Что хотя бы кто-то возмутится.
Но тогда, в свой первый учебный день, корчась на траве и задыхаясь, он усвоил кое-что новое.
Всем насрать. Всем насрать, если тебе разобьют нос, всем насрать, если тебе сломают руку. Богатые популярные ублюдки всегда остаются безнаказанными.
Да, вот что он усвоил.
Эту истину Флэш вбивал в него день за днём — в мужском туалете, в коридорах, в кабинетах…
Пока это не увидел Уэйд Уилсон.
Только перейдя в старшую школу, Питер сразу мысленно разграничил тех, с кем общаться было можно, с теми, к кому было лучше вообще не приближаться. Уэйд попал во вторую категорию. Не поймите Питера неправильно; Уэйд был популярен, Уэйда любили, Уэйду всё прощали (так же, как прощали Флэшу). Он принёс школе кубок победителя штата в прошлом сезоне, забив решающий гол, и, пожалуй, не было ни одного человека, который не хотел бы подружиться с ним.
Кроме Питера.
Но именно Уэйд Уилсон, который, по мнению Питера Паркера, был ублюдком почище Флэша, перехватил занесённую для удара руку Томпсона и мягко сказал:
— Отстань от него.
И Питер точно не ожидал, что Флэш послушается. Что он осмелится лишь на разъярённый взгляд и на плевок, угодивший Питеру в подбородок: унизительный, гадкий, мерзкий плевок, который, тем не менее, был в тысячу раз лучше сломанной челюсти.
Ещё меньше он ожидал, что после, когда Томпсон с дружками свалят, Уэйд поднимет его учебники, выбитые Флэшем из его рук и разлетевшиеся по полу, и дружелюбно спросит:
— Ты в порядке?
И ещё в миллиард раз меньше он ожидал, что Уэйд Уилсон станет его другом.
Так или иначе, его больше никто не трогал — даже сейчас Флэш лишь взглянул исподлобья и выкрикнул, подбадриваемый улюлюканьем своей шайки:
— Что, твой ёбырь бросил тебя, принцесса?
Питер отвернулся и прибавил шагу.
Что ж, к такой малости, как оскорбления, можно было привыкнуть. Конечно, он мог бы сказать Уэйду, и тогда Флэшу бы не поздоровилось: Уилсон был патологически привязан к Питеру, таскался за ним всюду (поначалу это жутко раздражало), чесал языком, вне зависимости от того, слушал его Питер или нет, садился рядом на совместных занятиях…
Узнай он, что Питера кто-то обижает, и от этого кого-то не осталось бы мокрого места.
Но Питер совсем не хотел, чтобы у Томпсона был лишний повод думать о нём как о безвольном, слабом, неспособном самостоятельно дать ему отпор хлюпике, прячущемся за плечом Уэйда.
Так что ему оставалось лишь опустить голову и поторопиться.
(И надеяться, что глупая мысль если бы то, что сказал Флэш, было правдой хотя бы отчасти, если бы они с Уэйдом были чем-то большим, чем просто друзья не заставила его покраснеть.)
Он потёр виски.
Нет, об этом думать не следовало.
Пожалуй, стоило сосредоточиться на завтрашнем тесте по экономике. Да, определённо.
***
— Пити! — весёлый цветной ураган налетел на него, стиснул в объятиях, и Питер охнул, всерьёз опасаясь за сохранность своих рёбер. Уэйд отстранился, разулыбался (никто больше не умел улыбаться так, по-детски доверчиво и искренне), зачастил:
— Мы прошли, Пити, мы прошли! Представляешь?
Ему потребовалась целая минута на то, чтобы понять, о чём речь. Да, точно, команда Уэйда вышла на новый этап. Школьный кубок страны… звучало здорово. Пусть даже грядущий матч и выводил только в полуфинал. Уэйд просто сиял: весь, от светлых прядей до давно потерявших белизну носков кед, лучился счастьем. На него такого смотреть было почти больно, как на солнце, но Питер знал наверняка: он будет смотреть даже если заболят слезящиеся глаза.
— Пити? — встревоженно спросил Уэйд, вдруг разом перестав улыбаться. — Всё в порядке?
Питер откашлялся.
— Эм… да, всё хорошо. Я и не сомневался, что вы пройдёте.
Уэйд неуверенно встряхнул головой, как большой пёс. И с какой-то застенчивостью, которую невозможно было предположить в нём, крепком и высоком, и которая всегда изумляла и трогала Питера, сказал:
— Игра через две недели. Ты… придёшь?
Как будто Питер мог не прийти.
— Нет, конечно, — ответил он, улыбаясь, — я точно предпочту сидеть дома в одиночестве и жевать позавчерашнюю пиццу.
Секунду Уэйд смотрел на него так, будто правда поверил, но после складка на его лбу разгладилась, и он хлопнул Питера по плечу, беззлобно проворчав:
— Тебе не идёт сарказм, малыш.
— А тебе не идёт называть меня малышом, — в тон ему ответил Питер (отказываясь признаваться даже самому себе в том, что от этого глупого прозвища внутри всё переворачивалось).
Уэйд странно поморщился, словно бы сражаясь с болью, но на обеспокоенный взгляд лишь мотнул головой. И снова улыбнулся.
— По молочному коктейлю?
— По молочному коктейлю!
И если тому необъятному, горячему и требовательному, что пульсировало в его груди, пока они, перешучиваясь и обсуждая последнюю контрольную по химии, неторопливо шагали к своей излюбленной кафешке, можно было дать определение, наверное, это стоило бы назвать счастьем.
Да, счастьем.
Питер был счастлив. Так или иначе, у него был Уэйд — пусть только как друг, но быть другом Уэйда Уилсона, яркого и удивительного, с самыми красивыми глазами, которые Питер когда-либо видел, и самой искренней улыбкой, было… восхитительно.
Вот почему он так надеялся, что в этот раз дурацкий закон подлости не сработает. Должна же была существовать хоть какая-то справедливость!
***
У Уэйда болела голова. Нет, он ни словом об этом не обмолвился, но Питер за полтора года успел выучить его наизусть: и он знал, что значит эта тревожная складка и этот напряжённый абрис челюсти.
Будто почувствовав, что Питер на него смотрит, Уэйд чуть повернулся и подпер подбородок рукой: теперь распознать выражение его лица было невозможно. Питер раздосадованно закусил губу. В конце концов, какое ему дело, головная боль — это не смертельно, а у него решена едва ли половина задач.
Уэйд, наверное, и четверти не осилил.
Секунду Питер боролся с самим собой. У него было ещё минут пятнадцать — этого хватило бы, чтобы дорешать оставшееся и получить свою привычную А+.
Он решительно отложил лист с решением в сторону и толкнул Уэйда локтем. Не глядя на него, чтобы не привлекать внимания учителя, потянул на себя край его варианта. Решённые примеры — таких было удручающе мало — были обведены в кружочки. Питер пробежался глазами по заданиям и задумчиво покусал ручку. Что ж, он мог бы решить это и это…
Уэйд догнал его уже в коридоре — Питер положил свой лист на стол учителю и вышел из кабинета первым.
— Эй! — Уэйд приобнял его за плечи, улыбнулся, ткнулся носом в висок. — Спасибо, малыш! Не знаю, зачем ты это сделал, но…
— Не хочу, чтобы у тебя были проблемы, — ответил Питер, не решаясь повернуть голову (всё внутри него сладко обмирало от одной мысли о том, что достаточно будет едва уловимого движения, чтобы губы Уэйда очутились прямо напротив его переносицы). — Спортивная стипендия — это ещё не всё, а поступление…
— Бла-бла-бла, — беззаботно отозвался Уэйд. — Узнаю своего ботаника! Как насчёт того, чтобы перехватить чего-нибудь пожрать?
— Уэйд! Мы пообедали на прошлом перерыве.
— И что? Я всё равно голоден! Но, если хочешь, могу съесть тебя, — он многозначительно поиграл бровями. У Уэйда вообще была очень выразительная мимика — и Питеру точно не должно было это так нравиться.
— Ты ведёшь себя так по-гейски, — выдавил он, сражаясь со смущением, и послушно повернул за Уэйдом к лестнице.
— Кажется, ты не предлагал мне сыграть в гомоцыпу, так что помалкивай, — беззлобно ответил Уэйд и устремился к буфету. Питер только глаза закатил. Смысла занимать место за столом он не видел, Уэйд всё равно не усидел бы на месте и потащил бы его на улицу, так что Питер прислонился к стене, лениво разглядывая пустые лавки. И почти сразу же встретился взглядом с Флэшем.
Томпсон зло сощурил глаза.
У Питера нехорошо засосало под ложечкой, и он торопливо отвернулся.
— Пифи! Пофём? — неразборчиво пробормотал что-то вернувшийся Уэйд; по всей видимости, он силился прожевать целый пирожок. Ещё несколько он нёс в руках. Питер невольно засмеялся — Уэйд был похож на хомяка, усиленно работающего челюстями.
— Пойдём, пойдём, — легко согласился он, отворачиваясь от Флэша, и бросил на Уэйда короткий взгляд через плечо. — Как тебя ещё не разнесло поперёк себя шире?
Уэйд что-то возмущённо пробулькал и титаническим усилием проглотил пирожок.
— Эй, я в отличной форме! Правда же, красотка?
«Красотка», белобрысая девчонка на год младше их, залилась краской и нервно кивнула, прижавшись спиной к своему шкафчику.
— Поздравляю, — кисло сказал Питер, когда они отдалились от девчонки достаточно для того, чтобы она не услышала его слов. — Ты только что обеспечил ей месяц мокрых снов.
— Люблю помогать людям, — Уэйд пожал плечами и оскалился. — Тем более, она очень даже ничего! Ты вообще видел её попку? Конечно, не сравнится с твоими благословлёнными богом пирожочками, но тоже очень даже…
— Господи, просто заткнись и ешь, — мученически простонал Питер и опустил голову, пряча порозовевшие щёки.
***
Питер не придавал этому особого значения. Ну, знаете, у всех бывают плохие дни, и у каждого иногда болит голова: ничего приятного в этом нет, но ничего опасного — тоже. По крайней мере, у нормальных людей так. Выпей таблетку — и через полчаса даже не вспомнишь о том, что тебя что-то мучает.
Уэйд только кривился недовольно.
— Нет уж, Пити, — высокопарно заявлял он, когда Питер предлагал ему но-шпу, — я не позволю травить себя! Ты что, не видел недавнюю программу? Там как раз говорили о том, что все эти лекарства — часть всеобщего заговора, и на самом деле…
— Ладно-ладно, — смеялся Питер, закатывая глаза, — я тебя понял.
Вот почему он смотрел на это сквозь пальцы: Уэйд никогда не жаловался. Откуда Питеру было знать, насколько сильно у него болит голова? Когда он спрашивал об этом прямо, Уэйд фыркал и отшучивался, а Питер не был дураком и понимал прекрасно — лучше не уточнять. После таких вопросов у Уэйда всегда портилось настроение, и он становился неразговорчивым и хмурым.
Такого Уэйда Питер не понимал и боялся. К такому Уэйду было страшно даже прикоснуться.
Так что они старательно избегали этой темы.
И потом… всё же было хорошо. Настолько хорошо, насколько это вообще было возможно. Ну, разумеется, не считая Флэша, одно упоминание которого моментально выводило Питера из себя.
— Завтра игра, — напомнил ему Уэйд в тысячный раз, когда они сидели на лавке, лениво болтая ногами и поедая мороженое. — Надеюсь, ты наденешь свои лучшие трусики, Пити, потому что я буду блистать!
— Придурок, — лениво отозвался Питер, терзая зубами вафельный рожок. — Если облажаешься, я сделаю вид, что не знаю тебя.
— Ты не посмеешь!
— Ещё как посмею! Приготовлю транспарант «Уэйд Уилсон сосёт».
— Детка, ты разбиваешь мне сердце!
— Да ладно тебе, — Питер вздохнул и поймал языком каплю потёкшего мороженого. Уэйд как-то остро и напряжённо взглянул на него и ничего не сказал, только хмуро уставился на собственное мороженое, морщась, и Питер растерянно спросил:
— Что такое?
— Нет, ничего, — хрипло отозвался Уэйд. Потом улыбнулся. — Не забудь нацепить очочки, а то не сможешь понять, кто из красно-белых пятен — я.
— Что ж, тогда я точно не увижу твоего провала, — подхватил Питер, и они рассмеялись.
Уже позже, после звонка тёти Мэй, прощаясь, он неловко сказал:
— Уэйд, слушай… я знаю, ты сможешь. Ты победишь. Я верю в тебя.