— Ханджи не понравится, что я тебя подтолкнул к пропасти. Эрвину тоже. Да и твоей матери.
Сейчас Эрен смутно улавливал связь между всеми названными людьми.
— Вы знаете мою маму? — прошептал он.
— Эрвин знал твоего отца.
И снова несостыковка. При чём тут Эрвин Смит? А отец?..
— Скоро всё прекратится, — продолжал Ривай. — Только перестань убегать. Ничего страшного в этом нет, слышишь? Все твои страхи и сомнения — выкинь их. Теперь у тебя есть я.
Было странно, но это действительно подействовало. Эрену вдруг до ужаса захотелось обнять его. Просто обхватить руками, сомкнув пальцы за спиной, и прижаться лбом к шее, чувствуя, как бьётся его пульс. Он так и сделал, не встретив сопротивления.
***
В голове вертелись старые эпизоды прошлого. Вот он сидит на берегу реки вместе с Микасой. Ему пятнадцать лет — самый расцвет подросткового максимализма, буйства, драк и нежелания слушать родителей. Голос Микасы отдавался эхом, словно она находилась не рядом, а где-то далеко, и разговаривала с ним, крича в длинную трубу. Микаса — девочка, ставшая для Эрена лучшим другом, но лелеявшая надежды превратить дружбу в нечто большее.
Эрен это знал, но предпочитал не замечать.
В следующее мгновение он увидел Армина. Мальчик с большими добрыми глазами, округлым личиком и густой чёлкой, достающей чуть ли не до глаз. Друг, который помог ему оправиться от переезда и влиться в новый незнакомый мир.
Если существовать на краю пропасти, то только с кем-то.
Армин что-то говорил ему, и Эрен, силясь расслышать, шагнул вперёд.
— Я не понимаю.
Армин только улыбнулся, кивнув. Губы снова задвигались.
— Я не понимаю, Армин. Громче.
Он покачал головой и указал пальцем на свои губы. Читай по губам, Эрен. Читай.
Он…
Эрен услышал нарастающий звон.
…тебе…
Звон оглушил, и последнее, что увидел Эрен перед тем, как скривиться от неприятной боли в голове, была улыбка Армина.
…больше не нужен.
Под руками он почувствовал что-то мягкое. Темнота и звон постепенно рассеялись, и Эрен обернулся, опустив голову. Кровать. Старая кровать с тяжёлым металлическим каркасом и пахнувшим пылью матрасом.
— Привет, Эрен.
И Эрен снова вздёрнул голову, устремив взгляд на источник голоса. Чёрная фигура сидела на ступеньках лестницы, уходящей вверх, к двери, из-под которой просачивался тёплый свет. Лестница эта казалась такой далёкой, но в то же время близкой. Протянуть руку — и вот она, рядом.
Эрен прищурился, стараясь рассмотреть лицо человека, сидевшего неподвижно.
— Что ты здесь делаешь, Эрен? Я думал, ты это оставил позади.
Он точно уже слышал этот голос. Вот только где?
— Кто ты? — получилось тихо, с хрипотцой.
— Тот, кого ты предпочёл забыть.
— Я никого не забывал.
— Отнюдь, — человек усмехнулся. — Ты забыл то, что причиняло тебе боль. Ты просто вычеркнул эпизод своей жизни, переписав его на свой лад. И как, стало легче?
Эрен зарычал.
— Ты ничего не знаешь.
— Жил-был мальчик, который очень сильно любил отца, но этой самой любви от него ему недоставало, — произнесла тёмная фигура. — Чтобы стало легче, мальчик предпочёл считать, что ненавидит его за это. Но вот незадача — ненависть не позволила мальчику отпустить отца, когда того не стало. И он решил изменить реальность, и отец остался здесь, рядом с ним, но по-прежнему был далеко. Мальчик сбежал, начал новую жизнь, в которой вдруг встретил человека, который напоминал ему отца. Мальчик полюбил этого человека всею душой, но вот дилемма: изменённое прошлое стало мешать, не позволяло идти вперёд с новым человеком, которого он любил и который отвечал ему взаимностью. Тогда мальчик сел и задумался: а правильно ли он когда-то поступил? Так ли нужно было волшебство изменений раньше, чтобы оно мешало сейчас? И вот он добрался до развилки, когда предстояло сделать выбор. Как думаешь, что выберет мальчик, а, Эрен?
Эрен вдруг почувствовал рвущуюся наружу беспричинную злость. Да как смеет тот, кто трусливо прячется в тени, говорить такие глупости?!
Стиснув зубы, он рванулся вперёд. Запястья тут же свело от холодной боли. Эрен дёрнул руки снова, поняв, что их что-то удерживает. Он связан. Прикован какими-то цепями к спинке кровати.
Ты ведь помнишь это.
Боль неприятной змейкой поползла от рук к плечам, шее, голове. Эрен взглянул на человека — тот по-прежнему неподвижно сидел на лестнице и, казалось, выжидающе смотрел на него, хотя различить его лицо было невозможно.
Ты помнишь всё, Эрен. Просто не хочешь вспоминать.
— Я выберу его. Выберу Ривая, — полушёпотом пробормотал Эрен.
Сердце бешено колотилось. Он слышал только этот стук, подобный ритму в музыке: чёткий, громкий, читающийся.
Человек тихо рассмеялся.
— Думаешь, любишь его? Считаешь, что он — твой свет будущего? Скорее, свет в конце тоннеля, — в голосе однозначно скользнула язвительность. — Его жизнь не для тебя. Он тебя погубит.
— Мне лучше знать, — Эрен нашёл в себе силы возразить.
— О, это ты ничего не знаешь. Я знаю больше твоего. Хочешь, поговорим о твоей любви? Тебе ведь некому было даже выговориться.
Эрена мелко затрясло. Он хотел крикнуть, приказать заткнуться, но в горле пересохло.
— Итак, — деловито продолжил тот, — мальчик выбирает настоящее. Выбирает человека, которого он любит. Возможно. Но вот беда: этот человек не будет с ним, если мальчик не вспомнит кое-что важное. И важность заключается именно в прошлом мальчика, которое он когда-то изменил с помощью волшебства. Но человек, которого мальчик любит, причиняет ему боль, вынуждая отказаться от волшебства и вернуть всё обратно. Следующий вопрос, Эрен: мальчик сможет пожертвовать собой ради того, кого любит?
Эрен закрыл глаза, сжав руки в кулаки. Больше не хотелось слышать этого голоса, разъедающего его словно яд.
— Я тебе подскажу: нет.
Эрен вздрогнул.
— Мальчик долго мучился, прежде чем принял такую любовь. Ему не с кем было поговорить, не с кем обсудить, ведь когда-то он ото всех закрылся, как только применил волшебство. Так было проще. Так он мог продолжать жить. Зачем же рушить тщательно выстроенное творение ради того, кто никогда не скажет ответных слов любви?
— Он меня любит.
— Это не любовь.
— Он меня любит!
Человек не позволил паузе затянуться.
— Отец тоже любил тебя. По крайней мере, тебе искренне хотелось так считать. Не зря твоя любовь выросла из сравнений нового объекта мечтаний — досягаемого, более близкого и доступного — с далёким отцом.
— Прекрати. Хватит! — Эрен замотал головой, впиваясь пальцами в волосы.
— Люди ломают себя. Ради любви. Я так уже делал. Придётся сделать и тебе.
Эрен перестал сопротивляться. Логичный конец был уже описан, хоть и против воли, но на душе стало спокойнее.
— Я ответил на твои вопросы. История окончена. Теперь и ты ответь на мой.
Дверь наверху лестницы медленно приоткрылась, впуская в темноту свет. Очертания чёрной фигуры стали чётче, яснее. Бледные тени постепенно уходили с лица.
Эрен поднял голову, ещё раз дёрнув руки. Цепи, наконец, слегка поддались, отпуская.
Дверь открылась до конца.
Вдох, взгляд, тишина. Он, наконец, рассмотрел лицо человека.
— Почему ты убил моего отца, Марко?
========== Глава 20. ==========
Эрен очнулся с криком. Голова страшно болела — виски словно сдавливало невидимыми тисками. Глухо застонав, он сел на кровати, продолжая осматривать окружающие стены. Взгляд остановился на окне, через которое в комнату заглядывало солнце. Рядом с ним сидел человек, и лица его Эрен по-прежнему не видел. Однако он уже не был в подвале, но при каждом рваном вдохе чувствовался запах сырости.
— Я уже думал, что ты никогда не проснёшься.
Голос был другой.
Эрен наконец-то осознал, в чьей комнате находился. Туман постепенно рассеивался; мягкий ворс смятого покрывала немного успокоил Эрена.
— Что произошло?
Ривай озадаченно качнул ногой, целеустремлённо смотря в стену.
— Я подтолкнул тебя к пропасти.
Подвал казался таким реальным и в то же время слишком тихим, слишком мрачным — совершенно не таким, каким отпечатала его память. Эрен прекрасно помнил те несколько дней, проведённых в полной темноте. Тишина — не столько страшная, сколько гнетущая — нарушалась противным скрипом двери дважды в день, после чего раздавались равномерные тяжёлые шаги на лестнице. Кто-то спускался.
Каждый раз Эрен напрягался и вжимался в стену, словно таким образом мог что-то изменить. Человек, продержавший его в заточении, не делал ему больно — только приносил еду. Он ничего не говорил, пока в один прекрасный день не принёс вместо еды какой-то тяжёлый предмет. В следующее мгновение Эрен ощутил секундную боль в голове, а уже потом обнаружил себя лежащим на улице, на дороге около собственного дома. Он кое-как встал и сделал несколько шагов.
— Эрен!
Это был отец. Эмоции в его голосе показались чужими — он был врачом, хирургом, а значит, эмоциям нельзя было давать верх. В какой-то степени Эрен всегда понимал это, но отказывался принимать. Он считал, что в кругу семьи запреты можно нарушать.
Отец обнял его, но быстро отстранился, профессионально осматривая склонённую голову.
— У тебя кровь. Господи, у тебя кровь… Пойдём скорее в дом.
— Пап?
— Что такое?
— Я умер?
Гриша Йегер остановился, серьёзно взглянув ему в глаза.
— Тебе бы я не позволил умереть.
Эрен уловил еле заметное сожаление и тоску, которые в следующей фразе сменились на прежнюю холодную твёрдость.
— Нужно промыть рану. Когда Карла вернётся, и следа уже не останется.
Тогда Эрен был слишком слаб, чтобы задавать вопросы. Он покорно позволил отцу сделать то, в чём тот был прекрасным специалистом.
— Где я был? — спросил Эрен уже после того, как на голове образовалась плотная повязка.
Отец не ответил.
— Мама знает?
— Она в санатории. Ей лучше не волноваться.
— Я хочу с ней поговорить…
— Нет! — неожиданно жёстко вскричал Гриша и, взяв сына за плечи, прошептал: — Никто не должен знать о том, что случилось, понимаешь? Карла… не нужно её волновать зря. Ты жив, с тобой всё хорошо. Хочешь, чтобы она до конца дней не спускала с тебя глаз, даже когда вырастешь?
Эрену стало обидно. Почему отец ведёт себя так, как и всегда? Почему не показывает, что хотя бы немного волновался?
Он дёрнулся в сторону, нетвёрдым шагом направившись к себе в комнату.
— Прости меня, Эрен.
Тогда Эрен так и не понял, за что именно отец просил прощения. Он предпочёл не вспоминать ни единой минуты из тех дней, тем самым невольно выполняя приказ отца — не рассказывать никому о случившемся.
Проведя холодной ладонью по лбу, Эрен повернулся к Риваю.
— Я что, упал в обморок?
— Как сказать. Ты что-то бормотал без устали, а потом вдруг замолчал. Пришлось положить тебя на кровать, но обмороком бы я это не назвал.
— А на что было похоже?
Ривай на секунду плотно сжал губы, явно обдумывая варианты, а потом слегка усмехнулся.
— Знаешь, как психи иногда разговаривают с пустотой, ничего не замечая вокруг?
На вопрос Эрен не ответил, прекрасно поняв сравнение. Но ведь он не псих. Он в своём уме. И он совершенно не помнит, что произошло до его «пробуждения».
В голове крутились беспорядочные образы и слова из «сна». Он разговаривал с человеком, которого знал в реальной жизни, разговаривал о странных вещах, которые в конечном итоге привели… А к чему они привели?
Марко. Отец. Марко. Отец.
Почему ты убил моего отца, Марко?
Эрен будто бы ощутил ледяной ветер внутри себя. Чувство было слишком сложно описать — словно вместо горячей крови по венам со скоростью света потекла вода с дроблёными кубиками льда. Подступили слёзы, и Эрен поднёс дрожащую руку ко рту. Было слишком больно, чтобы сдерживаться. Он согнулся пополам, подтягивая колени к груди и утыкаясь в них лбом.
— Ривай, — позвал он, с трудом выговаривая звуки.
Ривай молча подошёл к кровати и, кажется, сел — Эрен не решался поднять голову.
— Что я натворил, — всхлипнул он. — Почему я решил, что так будет легче?
Ривай ничего не отвечал.
— Я люблю вас, — в смятении прошептал Эрен, наконец, подняв голову и принявшись размазывать слёзы по щекам. — Люблю, люблю, — продолжал бормотать он, в панике хватая воздух ртом между слогами. — Но теперь ничего не исправить. Не исправить…
— Прекрати, — сказал Ривай, отняв его руки от головы, и Эрен тут же замолчал, затравленно смотря на него полными слёз глазами. — Я не хочу смотреть, как ты тут бьёшься головой об стену. Мне и без твоих проблем дерьма в жизни хватило. Может, мне тоже стоило зарыться в песок и вылепить из него сказочный город, чтобы было удобнее жить?
— Нет, — Эрен отчаянно замотал головой.
— Я обещал, что помогу тебе. Так вот чего я хочу: вылезай из песочницы и отправляйся в реальный мир. Всегда прятаться за воображением ты не сможешь.
— О чём вы говорите…
— Ты знаешь, о чём.
Эрен передёрнул плечами и попытался отползти в угол кровати, но Ривай, крепко держа его за запястья, грубо подтащил к себе, едва не усадив на колени.
— Ты сказал, что любишь меня, так?
Эрен, старательно отводя взгляд, с задержкой кивнул.
— Так люби. Будь рядом со мной, а не в своём прошлом! Хватит. Игры окончены. Ещё немного, и ни я, ни Ханджи не сможем помочь тебе.
Хныкнув, Эрен перестал сопротивляться, когда Ривай приблизился к нему, старательно вовлекая в поцелуй. Он не сразу сумел раствориться в пронзившем чувстве нежности, с каждым мгновением увереннее двигая губами. В этот момент Эрен был уверен: Ривай открылся, принимая здесь и сейчас всего его, без остатка.
Руки Ривая забрались под футболку, пальцами очерчивая границу на коже над поясом джинсов. Эрен тут же прижался плотнее, с немыслимой решимостью вдруг собираясь продолжить, но Ривай не позволил, разорвав поцелуй.
— Мы не закончили.
Эрен знал, что от него требуется.
— Мне страшно.
— Ты боишься самого себя — никто больше вреда тебе не причинит.
— Он ведь мёртв, да? Вы знаете правду.
— И ты её знаешь, вот только отказываешься признавать.
Он не считал, сколько времени просидел, обняв Ривая, но в голове неумолимо тикали невидимые часы. Как только Эрен услышал звон, то мягко выбрался из кольца рук, сделав несколько шагов к оставленному около стены рюкзаку.
Пришло время сдаться.
Эрен бросил последний взгляд на Ривая и, получив поддержку, открыл замок на заднем кармане. А потом он долго смотрел на два одинаковых ключа от комнаты в общежитии, пока снова не пришлось моргнуть.
***
Дом Марко Ботта сегодня казался ещё мрачнее и больше. Погода не радовала: небо было затянуто тяжёлыми тучами, резкие порывы ветра едва не сбивали с ног. Эрен, как и в первый раз, чувствовал себя весьма неуютно. Красивые дома вокруг превратились в некое подобие мрачных особняков, обступивших его со всех сторон. Не хотелось признавать, но ноги у Эрена подгибались при каждом шаге. Как только он поднял руку, чтобы нажать на кнопку звонка, его охватило сомнение.
Всё хорошо, мысленно успокаивал себя Эрен. Он не один. В кармане — заранее включённый телефон, а за ближайшим поворотом — Ривай, готовый в любой момент прийти на помощь.
Дверь открыл старик Пиксис, такой же мрачный, как и погода. Однако, как только он увидел Эрена, морщинистое лицо озарила натянутая улыбка.
— Марко дома? Мне нужно с ним поговорить, — и, не дождавшись разрешения, Эрен толкнул дверь, освобождая себе проход.
— Гостиная… — начал было Пиксис вежливым поставленным тоном, но Эрен даже не остановился.
— Я помню, где находится гостиная, — сказал он, но с дрожью в коленах на секунду повернулся в другую сторону коридора, туда, где находился подвал.
В просторной комнате не горел свет, за исключением нескольких бра, света которых хватало только на то, чтобы бледно озарять ближайшие к ним предметы. Эрен неуверенно замер на пороге, осматривая, казалось бы, уже знакомое помещение. Здесь ничего не изменилось. Диванчик, на котором они ночевали с Жаном, вызвал приступ тоски и печали.