— Хорошо — вздохнула я, принимая его шаткий, но всё же аргумент.
Капризы? Ну да, капризы. Я не любила кладбища, у меня от них мурашки и обычно посещение этих мест ничем хорошим не заканчивалось. В последний раз скелеты и полуразложившиеся трупы повыскакивали из могил, устроив бальные танцы, я даже думать не хочу, сколько времени и сил потребовалось Вальдемару, чтобы уложить всех обратно. Вот такой я не правильный некромант. Там, где Никита и его коллеги по цеху чувствовали себя в своей тарелке, у меня мурашки по телу шли, а внутри вспыхивало неуправляемое отторжение.
Мы завернули на старую часть кладбища. В вечерних сумерках старые кресты, покосившиеся надгробия казались зловещими. Тёмные тополя, покрытые первой листвой, отбрасывали длинные тени, поднявшийся ветер теребил заросший бурьян, катал сухие, оставшиеся с зимы листья. Было видно, что эта часть кладбища давно заброшена. В сумерках всё ещё можно было разгадать стёртые от времени и дождя имена и даты. Женщины и мужчины, старики и дети, людские жизни яркие, радостные и не очень, когда-то живые, сейчас лишь буквы на косых плитах. Многие даже перестали быть чьим-то воспоминанием, навсегда погребённые под толщею веков, застрявшие в прошлом. Всего лишь уже ничего не значащие буквы на холодном мраморе.
— Не хочу, чтобы меня хоронили — призналась я под веянием эмоции — пусть лучше кремируют.
— А прах развеять по ветру.
— Наверное смешно слышать такое от некроманта?
— Нет, наоборот, очень практичное желание, по-моему. Я тоже в завещании внёс такой пункт.
— У тебя есть завещание? — удивилась я этой новости.
— Да — пожал он плечами, показывая незначительность этого факта — работа у меня опасная, стоит позаботиться о таких вещах заранее.
— Хм… Никогда не думала об этом, но не могу не согласиться с практичностью данного факта.
Свернув направо, мы вышли на короткую разбитую тропинку, упирающуюся в сломанную ограду и высокий, дремучий лес. Тут было всего шесть могил. Очень старых, с треснутыми и покосившимися памятниками. Никита подошёл ко второй справа, сверяясь с записями в смартфоне. Грустный херувим печально смотрел в небо половиной лица в тёмных подтёках, одно крыло отсутствовало, а второе на половину облупилось, больше походя на стёртый огрызок.
— Алла Владимировна Ипатова, 21.05.1914 — 06.06.1929. Это тут. — Никита спрятал смартфон, и вытащив фонарик из куртки, перешагнул через хлипкую ограду, исследуя могилу подростка.
— Почему тут? Что рассказал тебе смотритель кладбища?
Подросток, девчонка, которой чуть меньше ста лет назад возвели когда-то прекрасный памятник. Ребёнок, которого не знали в городе и о котором слышал каждый. Особенное дитя, особенное даже для своих. Дитя смерти, дитя, рождение которого предвещает великие перемены, плод смещения двух миров, двух чуждых миров, ошибка родителей, дитя человека и демона, единственного существа из подреальности, открыто живущем в нашем мире. Нет, такая как Алла, не была уникальной, дети смешанной крови рождались и раньше, но они были столь редки и каждое их рождение всегда, во все времена с тех пор, как существует человечество, предвещает великие и необратимые перемены. Таких, как она называют: Дитя предзнаменования. Высокопарное название для обычного, простого, ни в чём не повинного ребёнка. Она прожила ещё достаточно долго, обычно таких детей убивают сразу. Убивают, потому что боятся. Боятся перемен, боятся неизвестности и новой жизни, которую несёт в себе такое дитя. Всё это рассказал нам смотритель кладбища. Низкорослый, старый маг, который давным-давно забыл свои корни и предпочитает жить на границе миров, между магией своей истинной сути и людьми.
Я смотрела на надгробие, на маленькую почерневшую от времени фотографию в железном эмалированном круге и не понимала, что чувствую. Мне было грустно от участи этой девочки, от страха и ненависти, которые испытывают ведьмаки и маги к таким, как она. И в тоже время где-то глубоко внутри поднимался гнев на таких, как они. Гнев за то, что обвиняют невинного ребёнка в ошибках родителей, обвиняют этих детей в том, какие они, обвиняют и боятся. Я помню себя в детстве, помню страх, отвращение, презрение и неприятие других ко мне. Помню страх отца, когда во мне проснулась некромантия, помню его пожизненное разочарование от того, что я девочка, а не мальчик. У ведьмаков всегда рождаются только мальчики, это закон природы, незыблемый устой вселенной, который был нарушен первым криком маленькой девочки. Помню бумаги с ДНК анализом на отцовство и своё глубокое разочарование, которое до сих пор холодной иглой колит сердце. Я помню его секундное бессилье, всего лишь миг, один удар сердца, но он был готов сдаться и согласиться отказаться от меня, когда конклав, переполненный паническим ужасом, ворвался в наш дом и объявил меня дитём предзнаменования. Да, это был всего миг, момент слабости, присущей всякому живому существу, миг, за которым следовали годы борьбы за мои права, и что уж тут мелочиться, за мою жизнь. Десятки астрологов, предсказателей, верховные ведьмы и сильнейшие маги России и зарубежья. Проверки на проверке, пока от меня не отстали и позволили не только жить, но и учиться. И постоянные слова отца «Ради твоего же блага». Десятки часов уроков, вдалбливания двух наук от А до Я, лекции, тренировки, практики, наказания и разочарование. Великий род Лариных зависит от меня и с тех пор как окончательно стало ясно, что мама больше не может иметь детей, отец с фанатизмом воспитывал себе преемника. Я смотрела на грустного ангела и будто сквозь века чувствовала боль погребённой под толщей гранита девочки. Чувствовала её одиночество, её страх и вселенское непонимание. «Почему её держат взаперти? Почему ей нельзя общаться с другими детьми? Почему мама вздрагивает каждый раз, когда прикасается к ней? Почему мама плачет по ночам и молча выслушивает обвинения дяди? Почему дядя постоянно наказывает её за любую провинность? Она привыкла быть виноватой во всём, привыкла, но никогда не понимала своей вины. Она боялась его, боялась и пряталась в углу между шкафом и стенкой, там был её тайный мир. Мир где не было ремня, криков и обвинений. Она боялась их, боялась и ненавидела. Ненавидела их всех всеми силами своей души. Она мечтала, что когда-то вырастет и сбежит. Сбежит от побоев и вины. Но ненависть взяла верх, она сжигала её изнутри, пока не взяла верх.».
— Дьявол! Вася, борись с ней.
«Ненависть. Сладкая и поглощающая. Ослепляющая ненависть.».
— Вася, отделись от неё. Посмотри на меня!
Грустный ангел с изувеченным лицом. Нож, блик стали в свете качающейся лампочки.
— Вася, посмотри на меня!
Нож. Взмах. Ненависть пожирает до самых недр существования. Ангел повернул голову и улыбнулся грустной полуулыбкой.
— Василиса, осознай себя. Ты Василиса Ларина, ведьма и некромант.
Красная кровь, так много крови. Горячая, липкая, пахнущая металлом. Лицо ангела в крови.
— Да чтоб тебя. Я сказал, посмотри на меня, ты, неправильная ведьма, мать твою!
Резкий толчок, пронизывающий холод и обжигающий жар. Сознание вернулось резко, отразившись адской болью в затылке. Зелёные глаза полыхали в темноте. По телу разлилась слабость, ноги подкосились, но сильные руки удержали.
— Кровь, ненависть. Столько ненависти, столько боли — шептала я, заливаясь слезами и прижимаясь к сильной груди Никиты.
— Шшшш… Всё хорошо, это не твои воспоминания, она завладела тобой. Шшшш… Всё хорошо.
— Смерть ходит по вашим пятам. Вы оба уже отмечены. — тихий шелест за спиной.
— Я бы на твоём месте помолчал, пока не спросят.
— Я не боюсь тебя, некромант. Ничего ты мне не сделаешь. Многие пытались до тебя, но все терпели неудачу. Вы все неудачники. — злое шипение и замогильный хохот.
— Жаль, что тебе не посчастливилось познакомиться с лучшими представителями моего цеха. Арангар — проговорил Никита и из его руки стрельнуло зелёное пламя.
Вой и визг сотряс ночь.
Моя истерика схлынула также внезапно, как и началась. Остаточные эманации призрачных воспоминаний покинули воспалённое сознание, оставляя за собой лишь гулкую пустоту.
Мягко высвободившись из крепких объятий Никиты, я развернулась и наконец увидела её. Полупрозрачная фигура нескладного подростка, с непропорционально длинными руками, растрёпанными тёмными волосами и одетая в какие-то лохмотья. Когда-то довольно симпатичное лицо, сейчас было искажено гримасой ненависти и злобы. Бестелесный призрак Аллы, эманировал злобой и представлял собой не очень приятное зрелище. Даже у меня мурашки по спине пробежали от такого зрелища, не говоря уже об ощущениях. Призрак зашипел на меня, оскалив острые зубы.
— Вы будете гореть в огне. Пламя охватит вас, и будет сжигать каждую клеточку…
— Да, да, да. — фыркнул Никита, подняв руку, небрежно перебив девушку. — Давай без этих пафосных речей. Мы тут по делу и нам нужны ответы на вопросы.
— Не собираюсь я тебе отвечать некромант, у тебя нет власти надо мной. — зашипела эта гадина.
— Да неужели — издевательски проговорил Никита, выбросив руку вперёд.
Сила взвилась в воздух, закружилась спиралью, заключая призрака в светящуюся клетку. Призрак взвился, захотел выскользнуть, но клетка закрылась быстрее, чем она успела что либо предпринять. Очередной визг взорвал ночь.
— Да прекрати ты, а то оставлю в клетке навсегда. — поморщился некромант.
Удивительно, но угроза возымела вес, и она заткнулась. Выпрямилась, поправила свои лохмотья и сложила руки на животе, готовая к сотрудничеству, хотя перекошенное лицо всё ещё выдавало затаившуюся злобу.
— Какие ответы вам нужны? — миролюбиво спросила Алла, с наигранной покорностью смотря на нас.
Никита не обратил никакого внимания на её фальшивую игру, не отпуская сети.
— Семь лет назад, предположительно четвёрка людей: три мужчины и женщина, проводили тут ритуал. На ритуале пролилась кровь. Помнишь?
— Мммм… семь лет назад? Ох давно же это было, знаешь, сколько сюда ходят и ходят, всё ищут что-то. Четверо…? Вроде бы было что-то, а может и нет. Память у меня девичья.
Никита вновь вскинул руку, посылая импульс силы.
— Аааа… — взвизгнула Алла — что же так нервничать? Ритуал семь лет назад?
— Да, предположительно они хотели демона вызвать.
— Аххх, так это те… Ну так сразу бы и сказал. Ну была тут шайка, ходили сюда раз в месяц по ночам, всё копали что-то вокруг моей могилы, думала некроманты, в девчонке сила была, но так ничего не выкопали. То землицы наберут, то камушков каких-то натырят, то корешки, то закопают что-то. То трахались прямо тут, или на ангеле. Рыжая эта любила на ангеле. Сучка ещё та была, ходила сюда каждый раз с разными и со всеми трахалась и всем в любви клялась, силу обещала. Хорошая она была, чувствовала меня и питала. Целый год питала меня. Приводила сюда этих неучей, отдавалась им и мне силу передавала. Ох и времена были. Хорошие времена. Сейчас уже никто не ходит.
— А что ты давала ей в ответ?
— Я? Силу и жизнь. Она была одинокой, тихой, замкнутой в себе, пока не пришла сюда. Я чувствовала её, я всегда чувствую боль и питаю её. Питаю ненавистью. Я дала ей возможность раскрыть свои силы, дала ей силы рискнуть и познать себя, познать свою суть до конца.
— Кем была эта девушка?
— Не знаю.
— Не верю — жёстко ответил Никита, вновь вскидывая руку.
— Аааа!! Говорю же, думала некромантка, она чувствовала меня, слышала шёпот, но не видела. Она была сильной, очень сильной, но ей заблокировали силу.
— Кто?
— Её отец. Этот извращенец издевался над ней, насиловал и нашёл способ отрезать её от силы. Но я дала ей шанс, дала решимость.
— Зачем ей был нужен ритуал?
— Чтобы освободить свою силу, отрезать зависимость от отца, который держал её на поводке.
— И для этого нужна была жертва?
— Да. Их было пятеро. Трое её любовников, она и какой-то бомж. Они должны были убить его тут, и высвободить силу, силу что закована в моей могиле, силу которая держит меня тут.
— Но что-то пошло не так. Не так ли?
Призрак зло смотрела на Никиту и молчала.
— Они не смогли убить, не выполнили уговора, и ты свела её с ума? Ты убила её.
— Ссссс — зашипела эта бестия, схватившись за световые прутья, её призрачная оболочка шипела и пузырилась, но призрак не убирал рук, выплёвывая каждое слово — Нет. Это она, она пришла первой и убила бомжа, перерезала горло и омылась в его крови. Она провела ритуал, она дотянулась до силы, черпнула из неё, но не завершила. Пришли те трое. Они пришли за ней, чернявый пытался отговорить её, пытался остановить, но она была сильна. Она одурманила их, наркотики в водке. Выпили все трое. Выпили и мозги отказали им. Она соблазнила их, хотела завершить ритуал по-своему, искупаться в их похоти, но переоценила себя. Трахаться с каждым по отдельности — это одно, а отдаваться на растерзание троим сошедшим с катушек мужикам, захлёбывающимся в своей похоти — это совсем другое. Она извивалась, билась, кричала… о, как она кричала, сколько силы она отдала мне в тот вечер. Они все отдали, отдали практически всё, что только могли. Когда они ушли, она лежала прямо тут, на этом ангеле, на котором так любила отдаваться. Истерзанная, сломанная, пустая. Она не завершила ритуал, не смогла совладать с силой, и сила забрала всё, она забрала её душу. Сломанная кукла, вот кем она стала. Той, кем и была изначально. Отродье инцеста и в инцесте рождённое. Она получила то, что заслужила. Все они получили то, что заслужили. Все они от… — девушка умолкла на полуслове отрезанная некромантической силой.
От такой наглости она снова забилась в клетке, а бесцветные глаза полыхали такой ненавистью по отношению к Никите, что странно, как это в нём дырку не проделали.
— Теперь стало ясно. Она проникла к ней в сознание, отравила своей ненавистью, пообещала золотые горы, дала вкусить силы, а в итоге использовала и опустошила. Теперь понятно, почему девчонка покончила с собой. Мало кто в состоянии нормально пережить такое.
— Ещё одна жертва безмерной жадности и обмана из-за неведения. Грустная история. — вздохнула я, с каким-то омерзением смотря на бьющегося в истерике призрака.
Про таких, как она говорят «проклятое отродье», и сейчас я была готова согласиться с этим. Влезть в мозги искалеченной психики, завладеть ею, использовать и выбросить, словно сломанную куклу. Я шагнула к ней, не анализируя своих действий, не думая о правильности или неправильности. Я делала это потому, что так нужно было, потому что это моя работа и пришло время.
Вскинув обе руки, я тихо, тихо начала читать слова ритуала, слова, которые давным-давно стали молитвой. Простые строки на древнем языке, и сила, струящаяся по моим венам. Сила, пульсирующая в каждом биении сердца. Сквозь клетку, через щели потоки магии коснулись извивающегося нечто, прожигая его. Она билась в панике, бесцветные глаза смотрели на меня с ужасом и паникой, рот открывался в немом крике, но в оглушающей ночной тишине был слышан лишь мой шёпот. В какой-то момент сила дрогнула, но рука Никиты на плече помогла собраться и сфокусироваться, титаническим усилием воли я удержала силу. Всё завершилось в считаные минуты. Полупрозрачное тело призрака сгорело в зелёном, очищающем пламени. Призрак был развеян, вернулся обратно в пустоту, откуда мы всё появились.
— Я думала, меня отпустило прошлое. Думала, забыла. Но она смогла почувствовать брешь и проникнуть в меня — проговорила я, когда мы уже садились в машину.
— Некоторые раны требуют времени, чтобы зажить, но даже спустя время могут остаться шрамы. — стоя у открытой двери с водительской стороны, Никита поддерживающе улыбнулся.
— Отпустит ли это меня когда-то?
— Оно то отпустит, но может и тебе стоит отпустить прошлое?
— 16-
— Зачем мы тут? — я даже не скрывала своего недоумения.
— Такие приказы не обсуждаются, раз вызвали, значит так нужно.
Я тяжело вздохнула, откинувшись на спинку кожаного дивана. Щуплый мужчина в дорогом костюме заученно улыбнулся, но его серые глаза оставались холодными. Не успели мы выехать по направлению к Москве, как Никите позвонил Иван Альгертов, секретарь Данилы Елохина, главы конклава, и вызвал на совет в принудительном порядке. Других объяснений не последовало и нам не оставалось ничего другого, как подчиниться. Пришлось наплевать на душ, смену одежды и банальный отдых и тут же примчаться к главным мира сего.