После этого Холли солгала и заявила, что у нее болит живот и что она, должно быть, что-то съела. Джеймс был мил и уложил ее в постель, чтобы она пришла в себя, но она прочла разочарование в его мыслях. И какое разочарование! Впервые за долгое время он по-настоящему заинтересовался ею, а она не была готова к этому. Похоже, до того, как она уехала на «стажировку», ему до слез наскучил их рутинный секс. Что он беспокоился только по воскресеньям, потому что не хотел ранить ее чувства и заставить чувствовать себя нежеланной. Кроме того, он считал, что для того, чтобы их брак сработал, они должны заниматься сексом, по крайней мере, раз в неделю, даже если ему придется представить, что это Элейн, раз Холли набрала лишние двадцать фунтов. Последние слова заставили ее задохнуться и разрыдаться. К счастью, Джеймс списал это на ее плохое самочувствие и отнесся к ней еще лучше. Но в воскресенье, когда он, как обычно, сделал ей предложение, Холли не смогла забыть его слов, и, несмотря на то, что она читала его мысли и знала, что тогда ему не мерещилась Элейн, и что его интересовала ее новая фигура, она просто не смогла пройти мимо своей обиды и пробудить в себе хоть какой-то интерес.
Она попыталась изобразить интерес, надеясь, что за этим последует хоть какой-то ответ, но не почувствовала ничего, кроме разочарования. Она вдохнула цитрусовый запах лосьона после бритья Джеймса и поймала себя на мысли, что предпочитает более древесный запах Джастина. И почему он не может поцеловать ее, как Джастин? Со страстью и отчаянием, а не с жалкими кусочками. Она даже не была уверена, что Джеймс знал, что его язык годится не только для того, чтобы запихивать еду в рот.
Несмотря на притворный интерес, искры не было. По правде говоря, в ее супружеской постели никогда не было искры, но Холли тогда еще не знала, чего ей не хватает. Теперь, когда она испытала фейерверк и страсть, которые Джастин вызвал в ней одним поцелуем, а затем в их общих снах, она не могла вынести отсутствия этого с Джеймсом. Конечно, он заметил отсутствие у нее энтузиазма и отступил. Пока она лежала без сна, чувствуя себя виноватой в том, что хочет другого мужчину, а не мужа, он всю ночь играл в видеоигры.
После недели, проведенной за чтением его мыслей и выяснением других мелочей, о которых она действительно хотела бы не знать, прошлое воскресенье было повторением предыдущего. И прошедшая неделя была такой же. Не то чтобы мысли Джеймса были намеренно жестокими или недобрыми. Это были глупые мелочи, как будто он подозревал, что она у нее ОКР, потому что она была полна решимости содержать дом в чистоте. И он ненавидел ее мясной рулет, который, как ей всегда казалось, ему нравился ... ее яйца были слишком жидкими, а печенье твердым, как камень ...
Были и более важные вещи, например, хотя он и ценил то, что она работала, пока он оканчивал свои курсы, Джеймс хотел, чтобы она поторопилась и закончила свои, чтобы он не нес львиную долю бремени, когда дело доходит до поддержки их. И почему она не могла подождать, пока он заработает больше денег, чтобы переключиться с работы на неполный рабочий день и вернуться к занятиям? Он чувствовал себя виноватым за эти мысли. В конце концов, они согласились на это, когда решили пожениться, но он устал от жизни в одиночестве. Джеймс чувствовал, что ей придется подождать пару лет, чтобы вернуться в школу, это не было бы таким уж большим делом, и они могли бы жить намного лучше, если бы она все еще работала полный рабочий день.
Другой большой проблемой, которую она обнаружила, читая мысли мужа, было то, что ее дискомфорт в социальных ситуациях смущал его и заставлял чувствовать себя обманутым. Он чувствовал, что не может оставить ее одну на вечеринках, иначе она будет сидеть в углу с несчастным видом. Это задело ее, и Холли могла думать только о том, что не чувствовала себя неловко в ночном клубе с Джастином, Джией и мальчиками. Но ведь они не провели ночь, бросая на нее укоризненные взгляды или подвергая цензуре все, что она говорила.
Последние две недели Холли много думала о Джастине и остальных. Несмотря на сложившуюся ситуацию, она смеялась и чувствовала себя с ними более непринужденно, чем когда-либо в жизни. Она наслаждалась зарождающейся дружбой с Джиа и часто ловила себя на том, что смеется над поддразниваниями близнецов. Ей даже нравились попытки Джастина ухаживать за ней. Более того, ей не хватало разговора с этим мужчиной. Она продолжала вспоминать их разговор на обратном пути после визита к его родителям, и другие, которые у них были на свиданиях в их общих снах. Они много смеялись, когда играли в боулинг, а потом на ярмарке, по крайней мере, до того, как их охватила страсть. Она скучала по этому смеху. Она многое пропустила. Но больше всего она скучала по Джастину ... что заставляло ее чувствовать себя чертовски виноватой.
Холли казалось очевидным, что если она не хочет потерять свой брак, то должна перестать думать о Джастине, просто изгнать его из своих мыслей. Кроме того, ей нужно перестать позволять мыслям Джеймса влиять на себя. Но это было трудно. Она знала, что не идеальна, и не думала, что Джеймс поверит в это. Она даже жаловалась на него, но все равно любила его и была уверена, что он любит ее, несмотря на мягкую критику и жалобы, которые она читала в его мыслях. Но зная, что у него, вероятно, есть жалобы, как и у всех мужей, и на самом деле зная, что это за жалобы ... ну, это две совершенно разные вещи. И Холли понятия не имела, что с этим делать.
В таком случае, похоже, Джиа, Джастин и остальные были правы, и она потеряет свой брак и своего возлюбленного детства, и что тогда она будет делать? В памяти всплыло смеющееся лицо Джастина, и Холли прогнала его. Она не могла позволить ему повлиять на ее решение. Она не оставит Джеймса ради Джастина. Это не могло быть причиной. И она не могла так легко отказаться от своего брака. Браки требуют работы. Ей нужно поработать над этим. Она забудет о нем или найдет способ блокировать воспоминания. Она должна.
– Ну и что? – спросила Элейн, когда Холли наконец-то определилась с заказом и опустила меню. – Расскажите нам о Нью-Йорке.
Глава 17
– Билл сегодня вел себя очень странно.
Холли наблюдала за мигающими огнями и равнодушно пожала плечами, услышав замечание Джеймса. По ее мнению, сегодня все вели себя странно: Билл, Элейн, официант. Боже милостивый, они все вели себя так, будто она Мэрилин Монро или что-то в этом роде, подлизывались к ней, подлизывались и обнимали слишком долго. Кто-то должен был предупредить ее о побочном эффекте бессмертия. Она предполагала, что это было удобно, когда дело доходило до кормления, но она упаковала кровь, чтобы работать. То, что все практически пускают на нее слюни, было просто неловко, когда она знала, что она была тем же самым человеком, которым была всего пару недель назад. Достаточно того, что Билл легонько флиртовал с ней, но потом Элейн в шутку предложила устроить оргию ... что ж, Холли была рада, когда они закончили есть и смогли уйти. К счастью, Джеймс, казалось, так же, как и она, стремился домой.
– Элейн тоже вела себя странно. Я думаю, она на самом деле приставала к тебе, – сказал Джеймс.
– Ревнуешь? – пробормотала Холли, глядя в окно.
– Что? – он рассмеялся, но смех его прозвучал неестественно. – Ты только что спросила, не ревную ли я? Какого черта я должен ревновать к Элейн?
Холли открыла рот, потом закрыла его и пожала плечами. – Она привлекательная женщина.
– Возможно. Я никогда не замечал, – солгал он, и Холли резко повернулась, чтобы посмотреть на него с недоверием.
– Неужели? – сухо спросила она.
Джеймс пожал плечами, не отрывая взгляда от дороги. – Она не в моем вкусе.
– Ах да, значит, ты никогда не думал, что занимаешься любовью с ней воскресным вечером?
– Что? – взвизгнул он с явной тревогой. – Откуда такие мысли?
– От тебя, – прорычала Холли, внезапно разозлившись. Между занятиями, работой и прогулками у нее был очень длинный день, на самом деле, длинные две недели, и хотя она старалась не обижаться на все его маленькие мысли на прошлой неделе, она была обижена. Они задели ее за живое, и теперь ее самоуважение истекало кровью и превращалось в красную ярость.
– Не смеши меня, я бы никогда не сказал ничего подобного, – запротестовал он.
– Нет. Но ты точно так думал, Джеймс.
– Что, теперь ты можешь читать мысли? – нервно засмеялся он и покачал головой. – Ты просто параноик.
– Параноик? – спросила Холли сладким голосом, ее гнев был полностью уничтожен. – О нет, Джеймс, не называй меня параноиком. Ты можешь думать, что у меня обсессивно-компульсивное расстройство и я социально неловкая, и ты можешь притворяться, что трахаешься с Элейн, но ты не можешь сказать мне, что я параноик, зная это.
– Какого черта? Он с тревогой посмотрел на нее, потом снова на дорогу. – Где ты это взяла?
– От тебя, Джеймс, – мрачно повторила она. – Из твоих мыслей.
Стиснув зубы, он крепче сжал руль и покачал головой. – Это не…
– Возможно? – закончила за него Холли.
– Ты не можешь ...
– Читать твои мысли? – она снова закончила и мрачно фыркнула. – На самом деле я могу. Видишь ли, в начале месяца меня не было в Нью-Йорке. Я была в Южной Калифорнии, недалеко от Лос-Анджелеса, училась быть вампиром, потому что была достаточно глупа, бегая с ножницами.
– Что? – он пронзительно закричал, повернувшись к ней. Затем шок сменился гневом, и он прорычал: – Ты сошла с ума.
– Правда. Тогда что это? – спросила Холли и открыла рот, чтобы выпустить клыки.
Джеймс уставился на нее, его гнев медленно уступил место изумлению, а затем страху. Прежде чем он успел прийти в себя или ответить, звук рвущегося металла ударил ее по ушам, и Холли отшвырнуло на ремень безопасности, а затем она откинулась назад, когда они врезались во что-то. Когда они резко остановились, темнота сомкнулась над Холли, увлекая ее в свои успокаивающие глубины.
Что-то капало. Это было первое, что осознала Холли. За этим последовало ощущение сырости и боли. Много боли. Застонав, она открыла глаза и огляделась, сначала не понимая, где находится и что произошло. Рядом горел красный свет, отбрасывая кошмарное видение на салон автомобиля, когда он мигал и выключался, ненадолго освещая мужчину на переднем сиденье рядом с ней.
– Джеймс? – пробормотала Холли. Она попыталась придвинуться к нему, но острая боль в боку заставила ее остановиться и посмотреть вниз. Ветка дерева пробила ветровое стекло и пронзила ее насквозь, пробив правый бок и вонзившись в сиденье.
– Мило, – пробормотала она и поморщилась.
Стон Джеймса привлек ее внимание, Холли нахмурилась и протянула левую руку, чтобы коснуться его плеча. Он рухнул на сдувшуюся подушку безопасности, висевшую на руле. Он снова застонал от ее прикосновения, но ничего не ответил, и она обеспокоенно посмотрела на него, а затем на переднюю часть автомобиля.
Они выехали на встречную полосу и, съехав с дороги, врезались в дерево. Водительская сторона машины была похожа на коробку для отжима. Ее взгляд упал на ноги Джеймса, и тревога охватила ее, когда она увидела, что металл был вдавлен и раздавил его ноги. Она даже не могла видеть большую часть его ног с сиденья, но чувствовала запах крови и догадалась, что это капельки, которые она слышала, они стекали по металлу и капали на уже промокший автомобильный ковер. Боже, она чувствовала только запах крови.
– Джеймс, ты меня слышишь? – спросила она на удивление сильным голосом, учитывая, как больно было даже дышать.
Джеймс снова застонал, на этот раз начал просыпаться и пытался сесть, но потом вскрикнул от боли и снова упал на руль, потеряв сознание.
Выругавшись, Холли обратила внимание на ветку дерева, пригвоздившую ее к сиденью. Это была небольшая ветка, около четырех или пяти дюймов в диаметре. Стиснув зубы, Холли схватила ее в шести дюймах от груди и ухитрилась переломить пополам.
– Я не смогла бы сделать этого, будучи смертной, – пробормотала она себе под нос, пытаясь собраться с мыслями.
– Будет больно, – проворчала она, а затем схватила конец древка, теперь торчащий из правой стороны ее живота, и выдернула его одним быстрым рывком и мучительным криком.
Холли сидела, сжимая палку и тяжело дыша, ожидая, когда боль утихнет. Только когда она почувствовала, что по животу течет жидкость, и брюки намокают, она осмелилась посмотреть вниз и увидеть, что у нее идет кровь.
– Дерьмо, – выдохнула она, а затем огляделась в поисках чего-нибудь, чтобы остановить кровотечение, пока ее тело не восстановится. Ничего не заметив, Холли выронила палку, открыла бардачок и достала половину рулона бумажных полотенец, которые положила туда на прошлой неделе. Вытащив пачки «чем быстрее, тем лучше», она быстро засунула их в отверстие в животе, морщась при этом.
– Я никогда не смогу стать полевым медиком, – пробормотала она, обращаясь к бесчувственному Джеймсу, разворачивая еще одно бумажное полотенце, чтобы добавить его к первой связке. – Надеюсь, наночастицы не сочтут бумажное полотенце нормальным и не попытаются превратить меня в большой рулон.
Холли слабо рассмеялась собственной шутке и покачала головой, представив себя рулоном бумажных полотенец с руками и ногами.
– Должно быть, брежу, – решила она.
Когда Джеймс застонал в ответ, Холли пристально посмотрела на него и, присев на краешек стула, откинула волосы с его лица. Она нахмурилась, увидев, как он побледнел. Человек потерял много крови, и он все еще терял ее. Холли не была врачом, но было совершенно очевидно, что его шансы выжить невелики, если в ближайшее время им не окажут помощь.
Она выглянула из окна машины в поисках помощи. Но, конечно, они разбились на одном из немногих отрезков необитаемой дороги между рестораном в Сан-Франциско и их домом в Сан-Матео. Джеймс настоял бы на использовании проселочных дорог вместо автострады. Опять матерясь, она повернулась, чтобы всмотреться в мужа, ее ум быстро соображал. Это не его вина, это ее вина, что она спорила с ним за рулем. Если бы только она держала себя в руках и держала рот на замке ... Как она ожидала, что он отреагирует, когда она показала ему свои клыки? И вообще, ей не следовало бегать с ножницами. Если бы не это, Джастин не обратил бы ее, чтобы спасти ей жизнь, и все остальное, что случилось, не произошло, включая смерть ее мужа на темной проселочной дороге в возрасте двадцати шести лет.
– К черту это, – выплюнула Холли и, не думая об этом, схватила его за волосы одной рукой и потянула назад, чтобы он мог отдохнуть на водительском сиденье. В то же время она поднесла другую руку к лицу и вцепилась в запястье. «Если Джастин смог обратить ее, чтобы спасти жизнь, то я смогу обратить Джеймса», – мрачно подумала Холли, быстро прижимая запястье к разинутому рту Джеймса. Она не была уверена, что это она дергает его за волосы, но Джеймс пришел в себя достаточно, чтобы открыть глаза и ошеломленно посмотреть на нее. Затем он поперхнулся и попытался отстраниться от ее запястья, но она удержала его.
– Глотай, – мрачно приказала она. – У нас могут быть проблемы, Джеймс, но я не собираюсь нести ответственность за твою смерть в течение следующих тысячелетий или сколько бы я ни прожила, так что глотай.
К ее облегчению, он так и сделал.
Холли держала руку у его рта, пока Джеймс снова не потерял сознание, а затем убрала ее, чтобы убедиться, что кровотечение прекратилось. «Наночастицы запечатали запястье», – отметила она и подумала, не делают ли они то же самое с ее желудком. Если так, то она, возможно, сможет вытащить бумажное полотенце. Но сейчас у Холли были другие заботы, поэтому она оставила бумажное полотенце и вместо этого обратила внимание на металл, смятый вокруг ног мужа. Холли мельком взглянула на него. Теперь, когда Джастин обратил ее, она явно окрепла. Она сломала эту ветку, как прутик, когда не могла сделать этого до обращения, но сломать ветку и отогнуть металл вокруг ног Джеймса – это не одно и то же. Однако она не видела особого выбора.
Выпрямившись, Холли открыла дверцу и обошла машину. Добравшись до передней части, она ухватилась обеими руками за не помятую пассажирскую сторону капота и изо всех сил толкнула. К ее изумлению, машина откатилась назад. Ее уверенность в себе сильно возросла после такого успеха, Холли подошла к водительской двери и с удивлением заглянула в машину, когда Джеймс пошевелился. Она думала, что он будет лежать, но он откинулся на спинку сиденья, его лицо исказилось от боли. Когда он громко застонал, она быстро принялась за дверь.