- Надеюсь, мне не придётся долго ждать конца следствия, - пропыхтел Белозеров, искоса посматривая на Шумского и определяя, насколько сей господин достоин чести наносить визиты барышням в этом доме.
Анна бестрепетно положила свою ручку на локоть следователя, приветливо улыбнулась на прощание, вежливо кивнув Николаю и тут же словно позабыв о его существовании.
Шумский судорожно выдохнул через плотно стиснутые зубы: мимолётная встреча пронзила его, словно пуля, высыпав пуд соли на растревоженную рану. Упрекать в чём-либо бывшую госпожу Миронову было глупо, в чужом доме, да ещё и в компании супруга, она не могла позволить себе ничего лишнего, иначе её репутация пострадала бы, но как же Николаю хотелось увидеть в ясных голубых глазах хоть что-то помимо лёгкого удивления и сострадания! Она ведь прекрасно помнила о том, что господин Шумский просил её руки, помнила, не могла, не смела забыть, так почему сейчас держится с ним как со знакомым и не более того?!…
- Господин Шумский, - строгий тон Ерофея Петровича заставил Николая вздрогнуть, словно вырываясь из горячечного кошмара, - с какой целью Вы прибыли в мой дом?
Николай посмотрел на закрывшуюся за четой Штольман дверь, вздохнул, прощаясь с мечтами юношества, и вежливо поклонился купцу:
- Если Вы позволите, я хотел бы засвидетельствовать своё почтение Варваре Петровне.
Господин Белозеров губы поджал, помолчал, буравя Шумского взглядом, а после милостиво кивнул:
- Дозволяю.
***
…- Вот ить паразит, а?! – бушевала тётка Катерина, проявляясь сбоку от Анны Викторовны. – Не зря он мне никогда не нравился!
- Что случилось? – заинтересовался Платон Карлович.
- Шумский-то, каков гусь лапчатый, не успел Аннушку взглядом проводить, как уже к другой клинья подбивает! – Катерина презрительно скривилась. – Волокита!
- Так это и к лучшему, - улыбнулась Марта Васильевна, - Аннушка угрызениями совести терзаться не будет.
- Что-то мне подсказывает, милейшая, что наша Анхен и так не сильно печалится, - Иван Афанасьевич кивком головы указал на Анну, что-то оживлённо рассказывающую супругу. – В компании Вашего сына она забывает обо всём.
- Ну-ка, ну-ка, - бабушка наклонилась пониже, оттопыривая ухо, - о чём это они толковать изволят?
Призрачные родственники почтительно притихли, давая возможность пожилой даме услышать эмоциональный рассказ внучке о чудодейном зелье, добросердечной няньке, давшей его попробовать, и ведьме Василисе, сей напиток изготовившей.
- Вот дурёхи, - сплюнула презрительно Катерина, - напились непонятно чего, а потом удивляются: чего это у них живот прихватило?! Они бы ещё тины болотной наелись да водицей из лужи запили!
- На что только не пойдут девицы ради собственной привлекательности, - Иван Афанасьевич вздохнул мечтательно, - вот, помню, в пору моей молодости барышни целую лотерейку по искушениям на себя разыграли, дабы поклонников тайных обнаружить.
- А тебя, друг милый, чуть на каторгу как душегуба не отправили, - строго осадила бабушка, но Ивану Афанасьевичу и при жизни укоры вреда да беспокойства мало приносили.
- Так ить не отправили же.
- Надо было, - проворчала бабушка, но далее спор продолжать не стала, потому как Анна Викторовна убедила-таки своего супруга, что отправится к Василисе вместе с ним…
Яков Платонович, уступив жене, лишь вздохнул, понимая, что или он возьмёт непоседу Аннушку с собой, или она пойдёт одна. Вариант “послушается мужа и вернётся в управление (в идеале, домой)” даже не рассматривался как несущественный. И ведь даже запирать её, егозу, бесполезно, с Анны Викторовны станется и окном выскочить, в Затонском полицейском управлении она однажды так и сделала…
- Анна, - Яков строго и требовательно посмотрел жене в глаза, - пообещай, что будешь очень осторожна.
- Обещаю, - с готовностью отозвалась Аннушка, и господин Штольман опять вспомнил страдальческую гримаску Марии Тимофеевны и полное сдержанного недовольства: «свежо предание».
***
Василиса, вопреки страшным сказкам про ведьм и мрачной знахарки из Затонска, оказалась женщиной статной и не лишённой привлекательности. Толстая русая коса короной лежала на голове, глаза зеленью могли поспорить с весенней листвой. Посетителям она не удивилась, поздоровалась приветливо, в дом пригласила, за стол усадила и лишь после этого грудным голосом произнесла:
- Зачем пришли не спрашиваю, и так знаю.
- Готовы признаться в отравлениях? – резко спросил Штольман.
- Господь с Вами, Яков Платонович, - укоризненно покачала головой Василиса, - никаких отравлений и в помине не было. Я, к Вашему сведению, предотвратила преступление.
Яков выразительно приподнял бровь, усмехнулся:
- Вот как?
- Истинно так. Пришла ко мне дама одна, просила два снадобья: одно, чтобы молодца приворожить, а другое – чтобы девицу-соперницу изуродовать.
- И что же за дама такая к Вам приходила?
Василиса белозубо улыбнулась, пальцем погрозила:
- Не пытайте, господин следователь, я при всём к Вам уважении всё равно не скажу, потому как, во-первых, сие не моя тайна, а во-вторых, она всё одно по заслугам уже получила.
Штольман опять усмехнулся:
- И что же с ней произошло?
- Губить невинных людей я, ясное дело, не стала, для соперницы вручила отвар успокоительный, а для доброго молодца сварила декокт, силы придающий, военному он как раз будет. Для самой же барышни, лихо задумавшей, слабительного приготовила под видом настоя, прелесть в глазах мужчин увеличивающего. Кто же знал, что старая нянька своим прежним воспитанницам сие зелье предложит, да ещё две девицины подруженьки украдкой к пузырёчку приложатся!
Василиса сердито фыркнула, головой качнула досадливо.
Штольман голову опустил, улыбку скрывая, Анна Викторовна тихонечко хихикнула, не сдержавшись.
- И как долго Ваш отвар будет действовать?
Василиса подумала, перебрала пальцы, ответила медленно, ещё раз всё просчитывая:
- Да к вечеру уже лучше станет, не беспокойтесь. Так мне что, под арест собираться али как?
Яков Платонович посмотрел в умоляющие глаза жены, вспомнил, как сам чуть не погиб от приворота, вспомнил утопившуюся от несчастной любви, изуродованную соперницей девушку и коротко бросил:
- Больше подобных прецедентов чтобы не было. Честь имею.
- Благодарствую, Яков Платонович, - в пояс поклонилась следователю ведьма и окликнула выходящую Анну. – Барыня, постойте.
- Что? – обернулась Аннушка.
Василиса вытащила из кармана серого холщового передника остро блеснувшую на свету серебряную снежинку на простом кожаном шнурке:
- Вот, передайте Платону Платоновичу, лихо над ним кружит, сей амулет беду отведёт. И не спрашивайте ни о чём, - поспешно добавила ведьма, заметив, что Анна Викторовна готова разразиться многими вопросами, - всё, что знала, сказала. Пусть родственники призрачные станут Вам с мужей заступой и обороной. Прощайте.
Тем же вечером Аннушка смогла-таки вручить куда-то спешащему Платону Платоновичу подарок от Василисы. Лихой военный коротко кивнул, приложился к ручке родственницы и из дома выскочил поспешно. Платон Платонович торопился на тайное венчание своего сослуживца, ещё не подозревая, какие испытания ждут впереди и его самого, и его товарищей, и самого господина следователя с супругой.
========== Дело №2.1 О благих намеренияхъ, в ад ведущихъ, о клятвахъ верности и любви до савана гробового ==========
Платон Платонович, хоть сам и не спешил сковать себя узами брака, гостем на венчальных обрядах бывать любил. Что и говорить, зрелище весьма эффектное: красавица невеста в белоснежном наряде с непременным цветочным венком на голове. Чудно, право слово, какой бы дурнушкой девица в обычной своей жизни не была, стоя рядом с женихом пред алтарём, непременно красавицей окажется, да ещё какой, глаз не отвести, сущая царевна-лебедь! Жених всегда такой бравый и при этом самую капельку неловкий, словно он, добрый молодец, ещё не опомнился толком, не свыкся с новым образом и новейшим, специально для свадьбы пошитым костюмом. И так робко он невесту за ручку во время венчания берёт, так трепетно с лица её вуаль поднимает, так целует застенчиво, непременно мимо губ промахиваясь и касаясь щеки, точно не с живой девицей венчается, а духом бестелесным, снегуркой, способной от слишком жаркого объятия растаять. А как дивно поют во время венчания, точно сами ангелы с небес спускаются, дабы благословить чету молодую! А священник в непременно дорогом, золотом расшитом одеянии, солидно выпячивающий вперёд живот и оправляющий широкую, с лопату бороду. А его бас, пробирающий до самых косточек в тот миг, когда он, строго и в то же время удивительно ласково глядя на рдеющую от смущения молодую вопрошает: «Согласна ли ты, раба божия…» И сердце в этот миг сладко замирает, а ладони влажнеют, и будь ты хоть три тысячи раз уверен, что ответ будет положительным, всё одно червяк сомнения сердце гложет. И какое ликование охватывает, когда раздаётся чуть слышный вздох согласия, каким огнём торжества вспыхивают очи даже самого сдержанного жениха, как звонко и чётко даёт он свой ответ, окончательно и бестрепетно прощаясь с лихой холостяцкой жизнью!
В тайных венчаниях, конечно, такой пробирающей торжественности нет, там и церквушку выбирают попроще, дабы родители суровые не прознали раньше времени да не воспрепятствовали, и гостей нет, только один либо два свидетеля, готовые подтвердить, коли нужда такая возникнет, что венчание прошло по всей форме. В ходе венчания никто не поёт, потому как сам обряд, как правило, проводится в пору позднюю, в тайности великой, так как иначе, честным образом, ни за что не сочетаться молодым законным браком, родители либо же иные родственники непременно воспрепятствуют.
И почему-то, Платон так и не смог понять, отчего чаще всего тайным браком венчалась именно военная братия. Лихие гусары, красавцы-усачи, от одних имён которых трепетали полчища врагов, будь то шведы, французы, турки или прочие иноземцы, дерзнувшие посягнуть на спокойствие великой Российской империи, у строгих маменек и прижимистых батюшек популярностью не пользовались. Может, оттого, что дочки их таяли от одного огненного взгляда или небрежно спетого сонета и готовы были пасть в объятия, позабыв о чести девичьей? Вполне возможно, тем более, что, насладившись запретным плодом, роковой усач терял к красотке интерес и оставлял её так же легко и без сожаления, как бросал в походе изорвавшиеся сапоги. Редкая милашка могла похвастаться тем, что сумела накинуть узду на горячего гусара и довести его до алтаря, ещё меньше находилось тех, кто оказывался счастлив после такого вот тайного венчания.
Платон крякнул и головой покрутил, норовистого скакуна подгоняя. Конечно, вольного сокола в клетке не удержишь, ему простор нужен. Если барышня умная, она сие понимает и мужа своего на цепи, словно ярмарочного медведя, не водит. Вон, та же Анна Викторовна, например. Да и Лизхен, уж на что своенравна, а супротив мнения супруга в отрытую атаку не бросается, всё обходные манёвры использует. Конечно, сии дамы тайно и не венчались, у них всё честь по чести, как полагается и сотнями поколений предков завещано. Из тех же, кто готов венчаться тайно, редкая барышня сможет своего мужа так-то вот приручить, чтобы он, даже имея полную свободу, никуда не упорхнул. Уж больно шибко они за статус супружеский цепляются, словно стыдятся в глубине души, что всё вот так вот воровски, словно бы и не по-настоящему, случилось.
Платон Платонович опять крякнул, в стременах приподнялся, оглядывая окрестности орлиным взором. Поскольку сам он ехал как раз на такое вот тайное венчание, где ему предстояла почётная роль друга жениха и свидетеля, размышления его отнюдь праздными не были, впрочем, будучи представителем славного семейства Штольман, Платон Платонович вообще не склонен был к пустому и бессодержательному мыслеблудию.
- Где эта часовенка? – прошипел Платон, удерживаясь от резкости в отношении пропитанного благодатью небесной местечка.
Конь всхрапнул, дёрнул ушами, он тоже не понимал, чего ради любимый хозяин вывел его под ночь из уютной и тёплой конюшни. Чего ему, спрашивается, дома-то не сиделось? Там тепло и сытно, а тут темно, сыро, ещё и вьюга вот-вот начнётся. Конь опять всхрапнул, недовольно хлестнул хвостом по бокам.
- Терпи, - строго приказал Платон Платонович и потрепал коня между ушей, - о, вот и часовенка, нам туда!
Конь фыркнул, всем своим видом демонстрируя недовольство хозяйской жаждой приключений под ночь, да ещё и в непогоду, но, тем не менее, покорно направился в сторону приземистой часовенки, которую слабо освещал висящий перед воротами фонарь. Платон пощекотал коня шпорами, тот пошёл лёгким аллюром, и не минуло и пяти минут, как всадник въехал в небольшой дворик, казавшийся особенно крошечным из-за толпящихся на нём всадников.
- Платошка, друг! – радостно воскликнул молодец, которого так и подмывало назвать богатырём за васильковую синеву глаз, пшеничного цвета кудри и воистину сказочный размах плеч. – А я уж думал, ты не приедешь!
- Когда это я, Олежка, друзей бросал? – шутливо приобиделся Платон Платонович. – Это ты нашу лихую холостяцкую братию покидаешь.
Олег мечтательно улыбнулся:
- Любовь… Она, брат, озорства не терпит, тут всё по-серьёзному.
- Родичи-то её не передумали? – встрял в разговор смуглолицый брюнет с жгучими цыганскими очами, шутя пленявшими девичьи сердца.
Олег разочарованно махнул рукой:
- Какое там, Илья, мне от дома отказали, даже имя произносить запретили. Одним словом, опала полная.
- Не переживай, Ромео, будешь ты со своей Джульеттой, - белозубо усмехнулся Илья и, выхватив гитару, заиграл бравурный мотив, - проводим джигита песней да пляской, пусть семейная жизнь будет лаской!
- Молодые люди, - выглянул из часовни невзрачный, мелко крестящийся служка, - вы бы в часовню шли, на улице не шумели. Неровен час, увидит кто али услышит, греха будет не обобраться.
- Грех – пока ноги вверх, - опять усмехнулся Илья, но друзья не сговариваясь ткнули его с двух сторон локтями в бока, чтобы он придержал не в меру длинный язык и не гневил батюшку, по крайней мере до тех пор, пока он честь по чести венчание не проведёт.
Илья охнул, но влекомый сильной дланью Платона направился в часовню, а вот Олег замешкался, нетерпеливо глядя по сторонам и прислушиваясь.
- Олег, ты чего? – Платон Платонович тоже оглянулся, услышал стук копыт и невольно напрягся, некстати вспомнив, что за такие вот самовольные браки по голове не гладят… особливо братья-следователи.
На лице жениха расплылась ясная блаженная улыбка:
- Василисушка моя едет.
Илья выразительно вздохнул, покосился на Платона, тот в ответ кивнул. Да, гибнут люди не только за металл, Отечества, а ещё и насмерть путаются в тенётах любовных, словно мало им в жизни горестей с бедствиями!
Тонконогая серая в яблоках кобылица легко влетела на двор, ставший ещё теснее, блаженно улыбающийся Олег спешно помог соскочить с седла закутанной в пушистую беличью шубку барышне и торжественно отвёл её в часовню на венчание. Илья и Платон согласно переглянулись, вздохнули молча: «Эх, пропал человек», кивнули разом и пошли следом.
Ещё довольно молодой, не утративший духа авантюрного, а потому и соглашавшийся на тайные венчания, священник честь по чести провёл все подобающие обряды, показавшиеся изнывавшим от нетерпения друзьям жениха бесконечно длинными, и разрешил молодым поцеловаться, громогласно возвестив их мужем и женой. Дрожащими руками Олег откинул фату с личика невесты, смущённо потупившей взор, неловко коснулся губами её прохладных от волнения губ.
- Получилось, - прошептал Илья и от полноты души хлопнул Платона по спине, - обвенчаны, теперь никакие родичи не помеха! Гей, гуляй, гусары!
- Не кричите, молодые люди, - недовольно проскрипел служка, но его никто и слушать не захотел.
Откуда-то появилось шампанское, зазвенели бокалы, жениху и невесте сунули специально приготовленные, щедро украшенные, доверху наполненные светло-жёлтым шипучим вином.
- За здоровье жениха и невесты трёхкратное ура! – провозгласил Илья, и Платон с готовностью подхватил:
- Ура! Ура! Ур-р-ра!!!
Тонко звякнули бокалы в руках новобрачных, жених и невеста разом, не отводя взгляда друг от друга, пригубили вина и медленно, без единого стона или вздоха осели на грязноватый затоптанный пол.
- Чего это они? – боязливо прошептал батюшка, осеняя себя крёстным знамением. – Сомлели никак?
Платон Платонович быстро склонился к новобрачным, заглянул в их медленно стекленеющие глаза, тщетно попытался нашарить пульс и, подняв взгляд на замершего рядом Илью, отрубил:
- Кончены. Оба.
Священник перекрестился и забормотал молитву, Илья тряхнул чёрной кудлатой башкой и ринулся к двери.
- Стой, ты куда?! – крикнул Платон, бросаясь следом за другом.
- Доктора надо, может, ещё не поздно.
Платон Платонович посмотрел на новобрачных, на лицах коих даже смерть не стёрла ясной улыбки блаженства и сумрачно добавил:
- Полицию тоже стоит вызвать.