- Так прямо и сказал: смерть придёт?
Тон Якова Платоновича оставался скучающе-скептическим, словно он лишь из вежливости продолжал беседу и ни единому слову в ней не верил, однако те, кто имел честь хорошо узнать господина Штольмана, непременно заметили бы, как в глубине глаз его вспыхнул яркий огонёк интереса. Отец Никодим господина следователя знал плохо, а потому мнимым равнодушием оскорбился до глубины души, весь мальчишеский запал растерял, пробурчал неохотно:
- Так прямо и сказал, какой мне резон Вам врать? И вообще, дел у меня в часовне не меряно, не считано, недосуг мне с Вами тут беседы разводить.
Услышав обиженную отповедь, Штольман опустил голову, пряча добродушную усмешку. Будь в кабинете Анна, она непременно ринулась бы на защиту всего логике не поддающегося вообще и неправедно оскорблённого священника в частности. Анна Викторовна – натура впечатлительная, с обострённым чувством справедливости, ух, она бы по поводу скепсиса высказалась! Яков так отчётливо представил свою супругу, что на миг помстилось: рядом она, стоит за плечом, на священника с состраданием смотрит. Штольман не утерпел, оглянулся, никого не увидел и чуть слышно вздохнул, тут же за свою мимолётную слабость себя укорил, головой качнул, на служебный лад настраиваясь:
- Егора где найти можно?
Никодим бороду пригладил, ответил степенно, размеренно, как служителю церкви и подобает:
- Так, знамо дело, где. У отца Иллариона.
Яков Платонович резко втянул носом воздух. С отцом Илларионом у Штольмана знакомство было давнее и отнюдь не дружеское: оба упрямые, гордые, решительные, за свои убеждения горой стоящие, но при этом один верил в божественное, а другой в логику и разум. Когда один ревнивец, зарезавший жену, прикрыл свой грех облачением послушника, отец Илларион ни в какую не пожелал выдать его господину следователю. Штольман готов был обвинить священника в укрывательстве преступника, если бы через три дня душегуб не свалился в колодец и не сломал себе шею. Что это было: божий ли промысел или же вполне земная месть, Яков Платонович не знал до сих пор, так как провести расследование сей кончины ему никто не дал. Ясно было одно: отец Илларион греховодникам не попустительствовал, и на том спасибо.
- Ну что ж, - Яков вздохнул тягостно, понимая, что неприятной встречи не избежать, - благодарю за помощь. Из города не уезжайте, могут возникнуть ещё вопросы.
- Да господь с Вами, куда я поеду? Часовенка же у меня, - отец Никодим поднялся, помялся немного, а потом осенил следователя широким крестом. – Храни Вас господь, сын мой.
Стального отлива глаза Штольмана смягчила лёгкая улыбка. Священник не знал, что Яков Платонович вспомнил о своём голубоглазом ангеле-хранителе, неустрашимой и романтичной непоседе Аннушке, ставшей его путеводной звездой.
***
Случайно ли, что сама Анна Викторовна в сей момент тоже своего супруга вспоминала, призывая себе в помощь его невозмутимость и спокойствие? Конечно, Аннушка благодаря призракам уже знала, что родственники Василисы люди весьма своеобразные, если не сказать совсем уж жёстко, обвинив их в самодурстве, которое более пристало бесящимся от скуки провинциальным помещикам, чем уважаемым жителям столицы. Личная встреча показала, что Василисушке не просто не повезло с родственниками, а крупно не повезло. Зато сразу стало понятно, почему бедная девушка согласилась на тайное венчание, которое бросает тень на доброе девичье имя. Из такой-то семьи быстрее ветра понесёшься к любому, кто позовёт, даже на наружность и нрав смотреть не станешь.
Анну Викторовну сначала держали в передней, словно просительницу какую, выпытывая, кто она и зачем пожаловала, затем, когда барышня начала уже закипать, точно походный самовар, пригласили в гостиную, где её принял не глава семьи, а какой-то то ли поверенный, то ли дальний родственник. Мужчина из глубин матово поблёскивающего кожаного кресла сальным взором обшарил Анну Викторовну, отчего она гадливо передёрнула плечами, и мурлыкающим тоном предложил присесть.
- Благодарю, - холодно отозвалась Анна, опускаясь на низенький стульчик с пыточно-прямой спинкой.
- Позвольте представиться, Герман Владимирович, - мужчина поднялся из кресла, отвесил глубокий поклон и опять сел, не сводя с Анны Викторовны блестящих глаз, - с кем имею честь?
- Анна Викторовна Штольман.
При упоминании фамилии Штольман по лицу Германа Владимировича скользнула лёгкая гримаска, голос потерял сиропность, а поза развязность. Мужчина посуровел, подобрался в кресле, словно готовился отражать незримую атаку:
- Прошу простить моё любопытство, следователь петербургского отделения полиции Яков Платонович Вам родственник?
- Муж, - гордо ответила Анна, и не думая скрывать столь милое сердцу родство. – Яков Платонович – мой супруг.
Германа Владимировича откровенно перекосило, он невнятно пробормотал что-то, что в равной мере можно было считать и поздравлениями, и сожалениями, нервно вытер лоб и выпалил:
- А говорят, Вы с духами общаться можете?
- Совершенно верно, - сей факт Анна Викторовна скрывать тоже не собиралась, благо в Петербурге, да ещё и за широкой спиной любимого Яшеньки, а также полковника Варфоломеева, занятия спиритизмом ничем предосудительным не считались.
Герман Владимирович окончательно скис, неуклюже поднялся из кресла, нервно рванул узел шейного платка и пробормотал, тщательно избегая взгляда голубых глаз Анны:
- Пожалуй, Вам лучше побеседовать с Тимофеем Макаровичем, сей момент я его позову.
Анна ответить ничего не успела, грузный Герман Владимирович выскользнул из комнаты быстрее ошпаренной кошки, за дверью звучно выдохнув и прошипев что-то неразборчивое. Какой из всего этого следовал вывод? Правильно, только один: Якова Платоновича тут знали и опасались. Аннушка улыбнулась, с нежной гордостью подумав о муже. Какой же он всё-таки замечательный, как ей с ним повезло! Яша самый чудесный, самый настоящий, с ним никто не сравнится! А какой у него голос, а глаза, такие проницательные, кажется, всё насквозь видят.
- Угу, до мельчайших косточек просвечивают, только вот чувства девичьи неведомы остаются, - фыркнула тётка Катерина, появляясь перед племянницей и тыкая ей в грудь полупрозрачным пальцем. – Ты, душа моя, не о том думаешь, нынче не время в облаках витать, тебя, тетёху, неровен час из дома с позором выставят али потравят, а ты и знать не будешь.
- Никто меня не отравит, - возмутилась Анна, - им это невыгодно.
Катерина закатила глаза:
- Невыгодно было Увакову со Штольманом связываться, князю Якова Платоновича на дуэль вызывать, герою нашему на обеих дуэлях в воздух стрелять, но их же ни одного сии расчёты не остановили, верно? А уж Яков-то Платонович должен был головой думать, тоже мне, рыцарь печального образа!
- Тётя, - попыталась урезонить разошедшуюся призрачную родственницу Анна, но та и при жизни-то не спешила к воззваниям прислушиваться, считая их пустой тратой времени.
- Не тётькай, - отмахнулась Катерина, - лучше слушай внимательно: в доме этом ничего не ешь и не пей, меньше говори да больше слушай, а самое главное – не спорь ни с кем, ясно? Ежели с тобой чего случится, Яков с нас всех головы снимет, даром, что в призраков не шибко верит.
Анна собралась было возразить, что она не ребёнок и сама в состоянии о себе позаботиться, но не успела, дверь бесшумно отворилась, впуская седого старца, на изборождённом морщинами лице которого застыла печать вечного недовольства.
- Значит Вы и есть та самая медиум, - проскрипел старец, бесцеремонно разглядывая Анну Викторовну, - и зачем пожаловали? Привет от Васьки передать? Так мы в её приветах не нуждаемся, так ей и скажите: как сбежала она к своему вояке, так и не стало у нас дочери. Распустёха бесстыжая, даже помереть тихо не могла, такую кашу заварила!
Анна вспыхнула, вскинулась, готовая броситься на защиту несчастной девушки, но тётка Катерина положила ей на плечо ледяную ладонь и прошипела в самое ухо:
- Молчи, станешь спорить, ничего не узнаешь.
- Это же надо было такое учудить: отравиться сразу после венчания! Дура, ой, дура, нет, зря я всё-таки её маленькую не пришиб, ещё когда узнал, что папаша её беспутый… - старик так стремительно замолчал, что даже зубы клацнули, точно замок, запирающий семейные тайны. – Шли бы Вы, барышня, по своим делам, нечего Вам тут делать.
========== Дело №2.5 ==========
Спорить Анна не стала, холодно простилась и покинула негостеприимный дом. Ей было над чем подумать и что рассказать Якову, а значит визит к Василисиным родственникам прошёл не зря. А всё-таки до чего же неприятные люди! Анна Викторовна поморщилась, пальто поправила (ветер крепчал всё сильнее, неприятно холодя лицо, теребя подол и проникая в рукава) и направилась в полицейское управление. Совсем как раньше, в Затонске, когда Аннушка прибегала к Якову Платоновичу в любое время, один раз застав сурового следователя даже дремлющим в кабинете. Яков лишь совсем недавно признался, что ждал визитов Анны, потому и засиживался допоздна, всенепременно выпроваживая верного Антона Андреевича, который никак не мог понять, почему его начальник не спешит домой после службы. Анна лучезарно улыбнулась, подставляя личико проглянувшему из-за туч солнышку. Вот уж, право слово, погода Петербурга, то дождь зарядит, то ветер ледяной подует, а через мгновение уже солнышко вовсю засияет. И всё это, между прочим, в один месяц, да что там, день единый произойти может, причём февральский, сиречь зимний. Пётр Иванович, помнится, всегда шутил, что в столице все времена года перемешаны, в единый ком сбиты, только календарь и подскажет, лето сейчас, зима или весна. Аннушка опять подставила личико солнцу, наслаждаясь его совсем уже весенним теплом. Вот и зиме конец скоро… Анна споткнулась и замерла, точно громом поражённая. Как она могла забыть, как?!
- Ты чего? – соткавшаяся прямо из воздуха бабушка коснулась прохладной ладонью лба внучки. – Заболела что ли? Али, хе-хе, привидение увидела? Так это для тебя не редкость.
- Не смешно, - отмахнулась Анна Викторовна от заботливой родственницы, - у Яши скоро именины!
- А ты что, только сейчас об этом вспомнила? – тётка Катерина, чью ядовитость ещё при жизни сравнивали с воспетым Александром Сергеевичем Пушкиным анчаром, ехидно хмыкнула и поцокала языком. – Ай-яй-яй, душечка, как же ты могла!
- Не переживайте, Анна Викторовна, Яков и сам, наверное, забыл, - Платон Карлович ободряюще улыбнулся.
- Немудрено, уж который год не отмечает, - вздохнула Марта Васильевна и виновато отвела взгляд.
Платон Карлович обнял жену, прижал к груди, поцеловал в висок, шепнул нежно:
- Раньше не отмечал, а теперь всенепременно станет.
- Ох уж мне эти, право слово, нежности супружеские, - поморщился Иван Афанасьевич, коий и при жизни-то считал супружество весьма обременительным и долго избегал цепей Гименея.
- Помолчи, - прицыкнула бабушка, - без нежности никуда, она душе стареть не даёт, а сердцу сохнуть. А ты, Анна, не беспокойся, Якову Платоновичу не до именин пока, к нему от Горчакова человек послан, по спешному делу.
- А что случилось? – насторожилась Аннушка, вспомнив объявление о венчании единственной дочери князя в утренней газете.
- Да то самое, - помрачнел Платон Карлович, а Марта Васильевна печально добавила, прижимаясь к мужу:
- Мария Витальевна вместе со своим супругом прямо на торжественном обеде скончалась.
- Отравили?! – всплеснула руками Аннушка, и шедшая мимо с большой корзиной старушка испуганно шарахнулась в сторону, торопливо и мелко крестясь. – Как Василису с Олегом?
Призраки кивнули, медленно растворяясь в ярких лучах солнца. Анна Викторовна поправила шляпку и быстро направилась в полицейское управление, надеясь успеть до того, как Яков Платонович уедет.
Аннушке повезло, она перехватила супруга уже на выходе.
- Яков… - выдохнула Анна, но Штольман лишь коротко кивнул в сторону пролётки:
- Расскажешь по дороге, мы едем к князю Горчакову.
- Его дочь была отравлена прямо на праздничном обеде вместе с супругом, - вздохнула Аннушка.
Штольман пристально посмотрел на жену, коротко усмехнулся, головой покачал:
- Ох уж эти Ваши частные расследования, Анна Викторовна!
- Что делать, если полиция не справляется, - не осталась в долгу Анна и, махнув рукой на все правила приличия, поцеловала мужа в щёку. Тут же моментально смутилась, закраснелась, в пролётку вспорхнула, выбившийся завиток у виска затеребила:
- Мы… едем?
- Едем, - Яков Платонович едва ли не за шиворот вернул себя в рабочий настрой, становясь суровым следователем.
Возница, сидящий на облучке, и стоящий у входа в управление городовой переглянулись и чуть приметно усмехнулись. Они прекрасно заметили счастливую мальчишескую улыбку на лице господина Штольмана, его сияющие глаза. А значит не так уж холоден, суров и неприступен господин следователь, есть у него и сердце пылкое, помимо души справедливой. Что ж, дай бог всего наилучшего этой голубоглазой красавице с задорными кучеряшками у висков, сумевшей сделать Якова Платоновича по-настоящему счастливым.
***
Князь Горчаков обитал в фешенебельном особняке на Сергиевской, и дом его был хорошо известен многим жителям столицы. Почтенный Георгий Васильевич пользовался репутацией одного из самых хлебосольных хозяев не только в Петербурге, но даже Москве, а его супруга, Нина Александровна, славилась домовитостью. Долгое время в семействе Горчаковых не было детей, что до слёз огорчало Нину Александровну, проведшую многие часы на коленях пред иконами, много жертвовавшую монастырям и не реже двух раз в год проходившую лечение за границей. Когда же на свет появилась крохотная Настенька, радости князя и его жены не было предела. Девочка росла слабенькой, а потому детство своё, по совету врачей, провела в Ливадии, в фамильном поместье своей бабушки, не чаявшей во внучке души. Когда Анастасия Георгиевна прибыла в Петербург на свой первый дебютный бал, весь свет был очарован её красотой, грацией и свежестью. Некоторая скованность, вполне оправданная для юной дебютантки, придавала Настеньке дополнительный шарм, а немалое приданое становилось блестящей оправой для нового бриллианта. Стоит ли удивляться тому, что на следующий день князю Горчакову нанесли визит сразу несколько блестящих кавалеров, имевших счастие танцевать с Анастасией Георгиевной. Георгий Васильевич принимал гостей как всегда радушно, но на разговоры о замужестве дочери благоразумно отвечал, что неволить свою кровинку не станет, да и спешить резона нет, пусть порезвится ещё, понежится в лучах быстро преходящей светской славы. Успеет ещё из родительского гнезда упорхнуть да детишками обзавестись, время есть. Настенька с батюшкой была полностью согласна, она купалась в родительской любви, а сердечко её хоть и млело от куртуазностей кавалеров, а всё ж оставалось неподвластно стрелам Амура.
Всё изменилось на балу в доме графа Арсеньева, куда Анастасия Георгиевна прибыла вместе со своими родителями. В ту пору в доме графа гостил его старинный приятель, полковник Алмазов, Дмитрий Кириллович, человек годами немолодой, успевший нажить и седины в волосах, и шрамы многочисленные на душе и теле. Граф представил Настеньку полковнику, барышня взглянула в чёрные, словно демонические, очи военного и… пропала. Исчезли все звуки, запахи, во всём мире осталась лишь она да этот мужчина, краше коего на всём свете нет и быть не может.
- Вы позволите пригласить Вас? – Дмитрий Кириллович поклонился, протянул широкую крепкую ладонь девушке.
Рука бравого военного, успевшего повидать за свою жизнь многое, подрагивала от волнения, убелённый сединами полковник чувствовал себя безусым кадетом на своём первом балу.
- Да, - прошелестела Настенька, с душевным трепетом вкладывая свою ручку в широкую ладонь.
Что они танцевали, о чём говорили, да и говорили ли вообще, Анастасия Георгиевна не смогла сказать бы даже под пытками. Когда танец кончился и Дмитрий Кириллович проводил барышню на её место, поклонился и отошёл, Настеньке показалось, что вместе с ним ушла и её весёлость.