Бекки вздрогнула от своих воспоминаний. Видеть отца, всегда такого сильного, прошедшего всю войну, абсолютно беспомощным, было страшно. И безумно больно. Словно образ её героя рухнул со своего пьедестала и рассыпался гранитной крошкой, которую она снова и снова собирала, пытаясь соединить обломки. Не поднимая взгляда от дороги, она продолжила рассказ — молчание собеседника её подбодрило, ведь обычно люди бегут от таких разговоров, переводя тему.
— Тогда ему понадобилось три месяца под присмотром врачей и пять тысяч на содержание и лекарства. Теперь папа почти в порядке, если регулярно пьёт таблетки. Но если их нет, снова начинаются припадки или помутнения рассудка, — она не стала добавлять, что из-за того, что на прошлой неделе лечила свою простуду, отец уже три дня без своих препаратов. И что сегодня утром он уже с широкой улыбкой мазал тост гуталином, а в кофе клал щедрую порцию соли. Вся надежда была на сегодняшнее выступление, и Артур честно отдал ей заработанное после того, как они вместе убрали бардак. Осталось лишь дожить до утра, когда откроется аптека.
Зак шёл рядом с ней, всматриваясь в тёмную улицу и не поворачивая головы. Его одолевали столько противоречивых чувств, что мысли никак не хотели устаканиваться. Для начала — жалость, что такая юная девушка тащит на себе инвалида. Потом — грусть, осознание того, что контуженного ветерана войны попросту бросили на самовыживание. И, наконец, жуткое чувство стыда, выжигающее грудь. Потому что кто-то на войне терял здоровье, а кто-то, как Заккари второй, нажился просто до неприличия, торгуя оружием и приобретая связи, на которых потом и построил свою «империю»…
— Мне так жаль, Ребекка, — всё, что смог из себя выдавить Грант, и она лишь коротко кивнула:
— Мне тоже.
Некоторое время они шли молча, погружённый каждый в свои мысли. Засунув руки в карманы и смотря лишь себе под ноги — словно оба были до ужаса смущены создавшейся ситуацией. А впрочем, так оно и было. Когда девушка и её странный провожатый свернули на её родную улицу, она всё-таки нарушила неловкое молчание:
— Возможно, я сейчас проявлю жуткую бестактность, но мне не уснуть сегодня, если ты не объяснишься, — решиться на такие слова было непросто, однако Бекки не могла отделаться от назойливых воспоминаний о тёмном силуэте в углу зала во время пятничных выступлений и, особенно, о той поддержке, что он оказал на прошлой неделе, — Я знаю, что ты приходишь в «Полночь» постоянно, уходишь сразу после моего номера и всегда оставляешь чаевые. А теперь ещё и вступился за меня перед сестрой, и у меня просто полная каша в голове. Объясни, пожалуйста, чем же «второсортная певичка» заслужила такое внимание самого сына Большого Змея?
— Никогда меня так не называй, Ребекка, — на полном автомате отреагировал Зак, буквально прорычав злую фразу. Тут же отругал себя за этот тон, из-за которого девушка вздрогнула всем телом и словно сжалась в комочек, ускорив шаг, — Прости. Но я не понимаю твоих претензий, что, приятней петь перед толпой пьянчуг или срывать больное горло для тех, кто этого не способен оценить?
— А что, было так заметно? — грустно выдавила из себя Бекки, понимая, что вот она, причина — жалость. Банальная, глупая, постыдная жалость… И нечего придумывать себе чушь.
— Для того, кто не глухой — да. Давай закроем тему, хорошо? Я приходил, потому что мне нравился твой голос, и помог сегодня тоже лишь поэтому. Точка.
Ему стало ужасно тоскливо от мысли, что отныне он такой радости лишён. Единственное, чего стоило ждать всю неделю, теперь ему недоступно. Не выйдет больше тенью скользнуть к своему столику, заказать для виду стакан виски и закурить сигару в ожидании её выхода. Потому, как теперь его узнает в лицо каждая крыса в этом вшивом кабаке, что плохо отразится на его и так подмоченной репутации. Теперь этот бизнес отчасти и Змей, так что, его рентабельность превыше всего. Порядок — на первом месте. Чувства… чувств вообще быть не должно, тем более таких навязчивых, настойчиво взывающих поднять, наконец, взгляд от серой дороги на свою спутницу, насладиться её теплом ещё разок.
— Я так понимаю, больше не придешь? — тяжело вздохнула Бекки, также осознавая всё, что произошло этим вечером, — В таком случае, нам стоит договорится о следующей встрече, потому как мы на месте, — она остановилась и кивнула на небольшой домик за классическим белым заборчиком, ничем не выделяющийся среди других на улице.
— Что? — не сразу сообразил Грант, и лёгкая искорка давно позабытой надежды затеплилась в груди. Неужели она не боится, неужели способна на что-то большее, чем просто благодарность…
— Деньги, — пояснила, закатив глаза, Бекки, — Мне нужно знать, где искать тебя, когда я соберу свой долг. Думаю, через неделю я справлюсь с этим.
«На выступление в среду надеяться не приходится, вряд ли будет много народу. Но у меня как раз предстоит расчёт за месяц занятий с миссис Левински, так что должно хватить. Достаточно я уже наворотила, чтобы тянуть дольше».
Заккари с лёгким прищуром окинул её скептичным взглядом. Мысленно буквально пиная себя за каждый момент слабости, допущенный сегодня. За то, что вообще стоит в этом милом тихом райончике рядом с прилежной девочкой, которая наверняка днём возится в саду, а по воскресеньям слушает проповеди в церкви: как и положено таким вот «одуванчикам». Большей противоположности его жизни и представить сложно. Но вот, он перед ней и краем сознания продумывает лучший вариант для следующей встречи, зная, что она непременно будет. Тонкие губы изогнулись в кривой ухмылке, а глаза полыхнули коварным огоньком:
— Я сам найду тебя, Ребекка Чейз. Доброй ночи, — кивнув напоследок, Грант развернулся и двинулся обратно, быстро исчезая в темноте. Чёрный расстёгнутый плащ развевался за его спиной, словно крылья. И чёрт возьми, он ощущал себя невероятно окрылённым иллюзией власти над той, которой лишь любовался исподтишка.
— Доброй ночи… — пробормотала Бекки ему вслед, ошеломлённая таким неожиданным исчезновением и таким самонадеянным заявлением. Но вряд ли Заккари уже мог это услышать.
***
Дома было тихо, что Ребекку безмерно порадовало. Шмыгнув в открытую дверь, она уже хотела быстро забежать на второй этаж, к своей спальне, пока не перебудила всех. Но в носу невовремя защекотало только-только начавшей отступать простудой, и Бекки закопалась в карманах в поисках платка. Выдернув непослушный аксессуар и оглушительно в него чихнув, она замерла, прислушиваясь к громкому стуку под ногами: так и оставшиеся у неё пули посыпались на деревянный пол, как горох.
«Боже, неееет…» — зажмурилась, ожидая скрипа кровати в дальней комнате, и не напрасно:
— Дорогая, это ты? Припозднилась сегодня, — приглушённо пробормотала бабушка Сара, шаркающей походкой уже направляясь встречать внучку, как обычно.
Рухнув на колени, Бекки лихорадочно щупала ладошками по полу, собирая ледяные свидетельства её лжи родным дрожащими пальцами. Одна. Хлопнула дверь спальни бабули. Две, рядом и третья — скрип половиц всё ближе. Четвёртая у самого порога, возле потрёпанного коврика. Тихие бормотания старушки уже совсем рядом… Пятая пуля оказалась у ступеньки лестницы, и тут в коридоре включился свет, ослепляя непривыкшие глаза.
«Шестая! Где, где шестая?!» — поздно, и девичья ручка быстро суёт всё собранное обратно в карман, убирая от взгляда вездесущей миссис Чейз.
— Привет, ба, — Бекки даже удаётся нарисовать на лице фальшивое подобие улыбки, когда она, едва различая силуэты во внезапном свете, обшаривает глазами пол.
— Ты чего так поздно, милая? — озабоченно поинтересовалась бабушка, кутаясь в старый застиранный халат, — Я ждала тебя два часа назад, уже хотела звонить миссис Мендрейк. Знаешь, это уже совершенно безответственно, если им требуется педагог в вечернее время, пусть обеспечивают тебе провожатого в такой час!
— Бабуль, прекрати, — поморщилась Бекки, понимая, что пули нет, а значит, ей так или иначе придётся придумывать новую ложь утром, когда Сара будет подметать полы и обнаружит чужеродную этому дому деталь. Главное, чтобы не нашёл отец, совершенно неадекватно реагирующий на любые предметы, напоминающие оружие. Особенно в свете того, что он три дня без таблеток, — Всё в порядке, у них просто были гости и меня попросили сыграть и спеть. Дополнительно оплатили, так что не волнуйся.
— Всё равно, мне это не нравится, сколько можно повторять? — гнула своё бабушка, — Ходишь за полночь, одна по тёмным улицам… Если этой выскочке Мендрейк настолько нужны эти уроки, почему бы не приходить сюда? У нас прекрасное пианино, если уж я тебя, егозу, на нём смогла научить, то и у неё выйдет не хуже.
— Ба, давай утром продолжим, а? — устало вздохнула Бекки, окончательно вымотавшись от пережитого стресса и от нового вранья, — Я с ног валюсь, и голова болит. Пойду спать, а то завтра снова эти близняшки миссис Сантес.
— Ладно, милая. Ты права, время уже позднее. Но не думай, что мы не продолжим разговор! — на всякий случай сочла своим долгом погрозить пальцем миссис Чейз, и Ребекка слабо кивнула в ответ:
— Спокойной ночи, бабуль.
Конечно, она не могла сказать жутко набожной бабушке, фактически заменившей мать, как именно зарабатывает по средам и пятницам. Соглашение с мистером Мендрейком включало в себя этот пункт: прикрыть её от родных, и он справился на отлично, выдумав несуществующие уроки игры на пианино для его матери. Вот только, чувство вины не уставало щемить грудь каждый раз, когда приходилось врать самым близким людям в лицо.
Проходя мимо комнаты отца, Бекки не удержалась и заглянула в приоткрытую дверь. Он спал, беспокойно ворочаясь и слегка постанывая сквозь бредовые кошмары, которые, как девушка знала, мучали его уже десять лет. А без лекарств иногда и вовсе превращались в бессонницу, но, слава Богу, пока что Гарри Чейз не дошёл до такого состояния.
«Завтра станет лучше, папочка. Обещаю» — тихонько притворив дверь поплотней, Бекки на ватных ногах двинулась к себе. Безумный, слишком долгий день хотелось закончить как можно скорей, упав на свою кровать и провалившись в лапы Морфея. Нырнув рукой в карман, она снова пересчитала пули, словно всё ещё помнившие тепло умелых рук владельца.
Шесть. Шестая попросту оставалась там всё это время.
Впервые за восемнадцать лет своей жизни Ребекка не могла уснуть до самого рассвета.
***
Серебряный портсигар с неизменной гравировкой уже был пуст, и Заккари громко чертыхнулся — в предрассветной тишине парка Рузвельта звук вышел слишком громкий, но на это некому было обратить внимание. По земле стелился противный холодный туман, облизывая его ботинки, а пиджак и плащ уже не грели, и вдоль позвоночника то и дело прокатывалась дрожь. Но идти домой, в фамильный особняк с десятками пустых комнат и с огромным кабинетом с восседающим на своём троне отцом — не сейчас, это точно.
Потому как Змеи существа ночные. И с восходом солнца все расползутся по углам, освобождая его дом от непрошеных визитов. Тогда Грант и прошмыгнёт в заднюю дверь, а оттуда — в спальню в конце тёмного коридора на третьем этаже. Вот только, сегодня вряд ли суждено поспать. Ведь за эту долгую ночь Большой Змей наверняка получил уже две жалобы на сына, а значит, оправдываться придётся немедленно.
И Зак не торопился, скуривая одну за одной все свои сигареты на лавочке в пустом парке. Он был готов ответить за свои действия, по крайней мере, за произошедшее в клубе: в конце-концов, победа на их стороне, и Мендрейк согласился сотрудничать. Но выставлять капитана Фила дураком он не имел права, и за это получит своё наказание.
Наказание от рук папочки — даже к двадцати двум годам он не мог не передёргиваться при такой мысли. Следы от плети на спине и шрамы на плечах горели от воспоминаний. Большой Змей растил не мальчика, а машину — выполняющего приказы Аспида. Наверняка, гордился своим творением, как Франкенштейн своим чудищем.
Для него не было оправданий произошедшему с мисс Бакстер. И если рыжая сучка всё-таки пожаловалась, открыв отцу правду о внезапно возникшей белокурой сладкоголосой слабости, Зак получит очередной урок. Он это знал, и это было до тошноты противно.
Больше тянуть нельзя. Лёгким движением вскочив со скрипнувшего дерева, Грант глубоко вдохнул, прочищая мысли. Почему же он так подставился за одну короткую ночь?! И почему, стоит только прикрыть глаза, как перед ними встаёт образ блондинки в розовом воздушном платье? А в ушах слышится озорной голос и обещание новой встречи…
Hey, mambo! Mambo italiano!
— Чёрт возьми, — в который раз проронил Заккари прежде, чем направится по знакомой дороге в то место, которое нормальные люди зовут домом.
4. Большой Змей
Можно было прошмыгнуть через задний вход.
Можно было приставить лестницу и залезть через балкон сразу в свою комнату, как делал бессчетное количество раз.
Можно было, в конце-концов, хотя бы не хлопать входной дверью так, что огромная безвкусная хрустальная люстра в холле задрожала подвесками.
Но что бы это дало? Короткую отсрочку неизбежному? И в чём смысл, отложить тяжёлый разговор до следующего вечера? Заккари не любил тянуть со своими решениями. А потому уверенным шагом пересёк холодное помещение, разрушая тишину стуком ботинок по мрамору. Из холла было только три пути: наверх, в комнаты; вправо — в столовую для гостей; и прямо — в приёмную Заккари Гранта второго. Который, в отличии от своего отпрыска, именем гордился, не уставая повторять, что оно родовое. Хах, такая же покрытая пылью древность, как и весь этот вычурный особняк некогда большой семьи, а ныне состоящей из двух последних представителей вымершей династии. Словно выжженные с земли рептилии, от которых этот город стремился избавиться столетиями, но так и не смог вытравить хладнокровную заразу. И теперь герб семьи Грант красуется на предплечьях десятков людей.
Несмотря на то, что недавно часы пробили пять утра, Большой Змей не спал. Он расслабленно развалился на мягком кресле в своём логове, сложив ноги в блестящих лаковых ботинках на дубовый стол и неспешно потягивая виски с любимым ароматом амаретто. В его руках была кубинская сигара из недавно привезённой партии контрабанды, но мужчина не спешил её раскуривать, то и дело поднося к носу и вдыхая запах хорошего табака, слегка прикрывая глаза от удовольствия. Услышав приближающиеся шаги, он лениво потянулся, разминая затёкшие конечности:
— Зак, это ты?
— А ты ждал кого-то ещё? — хмыкнул Заккари-младший, заходя в кабинет. Большой, с тяжёлыми бархатными портьерами на единственном окне и шкафом, доверху набитым оружием.
— Конечно, ждал, — невозмутимо кивнул хозяин, — У тебя слишком раздулось самомнение, если ты думаешь, будто у меня больше нет дел, кроме как следить за твоими очередными глупостями.
Зак покрепче сжал челюсти, проглатывая выпад. Да, для отца всё, что не является прямым приказом — глупость и трата времени. Урок был усвоен с раннего детства, когда его за уши притаскивали домой с берега реки или из парка, куда бы он не сбежал, прихватив книгу из пыльной фамильной библиотеки. «Ты не должен заниматься ерундой, парень! Тренируйся или учи арифметику, а твои книжонки не научат давать сдачи». В конце-концов, когда Заку было девять, перед самым уходом на войну отец, отобрав очередной томик с пожелтевшими от времени страницами, разозлился не на шутку. Выволок во двор все ящики с книгами, собиравшимися поколениями Грантов, и устроил грандиозный ведьминский костёр, с мрачной ухмылкой наблюдая за плачущим возле пламени ребёнком, лишившимся своей главной радости. Теперь на месте библиотеки в особняке была огромная пустая пыльная комната, как и все остальные… Как и тёмная дыра в груди младшего Гранта на том месте, где у людей должна быть душа. Огромная и прожорливая, кормящаяся чужими страданиями, словно так он способен был сорвать всю свою годами копившуюся злость на кого угодно.
— Говори уже, — раздражённый затянувшимся молчанием, Заккари сложил руки на груди, стараясь сохранять будничный тон, — Я собирался идти спать, но вижу, у тебя прямо горит что-то мне высказать.
Зет удовлетворённо хмыкнул и сделал щедрый глоток из своего бокала. Он искренне гордился смышлённостью сына, его смелостью и решительностью. Результат долгих трудов, когда он пытался сделать из сопливого мальчугана, тихо сидящего в своей комнате с бесполезными бреднями Дефо и Гюго, настоящего мужчину. Да, ломать испорченного сердобольной матерью ребёнка было тяжело. Не раз и не два в руках отца оказывались розги и нож. Но вот он, грандиозный результат, стоит перед ним, расправив плечи и буравя ледяным взглядом, который обращает врагов в бегство. Наследник и личное произведение искусства…