Эбигейл рассказывала мне о нем — около года назад его обвинили в ереси, заключили в Тауэр, где спустя три недели обезглавили, заменив сожжение, на более мягкий приговор.
Говорить об этом вслух я, разумеется, не стала, и увела разговор в другое русло.
— И во что же вы играли?
Виконт посмотрел на меня и улыбнулся. Третий раз за время нашего знакомства.
— В лесных разбойников. Я был Робином Гудом, а Фрэнсис Малышом Джоном. Как-то раз мы умудрились здесь заблудиться, и слуги отца нашли нас лишь глубокой ночью. — Он усмехнулся. — Ох и влетело же нам тогда…
— А я однажды убежала от гувернантки и отправилась в город с детьми ремесленника, что жил на соседней улице. Мы весь день прошатались по Лондону, где они учили меня просить милостыню и воровать хлеб у торговцев. После этого Эбигейл заставила меня тридцать раз прочитать «Отче Наш» на латыни, стоя при этом на горохе.
— Ваша семья всегда была католической? — Стенсбери вдруг резко сменил тему.
— Да, — на всякий случай соврала я, делая это, впрочем, без лишнего фанатизма.
— Наверное, тяжело было принять новую веру? — будто бы невзначай спросил он.
— Меня тогда и на свете не было, — говоря это, я не лукавила, — а потом… король Генрих был по большому счету лоялен к папистам, если те открыто не выступали со своими взглядами.
— И все же, когда на трон взошла Мария вы покинули двор, — заметил он.
Я ждала, что Стенсбери сейчас спросит «Почему?», но этого не произошло. Значит ли это, что он проверяет меня? И если да, то на что? Сомневается в искренности моих убеждений? Я с самого начала знала, что виконт и его семья католики, но ни он, ни Маргарет не были похожи на фанатиков и даже просто истово верующих, хотя на стенах в Фитфилд-Холле и висели распятия.
— Жизнь при дворе требует денег, а у нас их, как вы знаете, в последнее время не хватает. Вот и пришлось потуже затянуть пояса, да и Эбигейл устала от шумной придворной жизни.
Он повернулся ко мне.
— Наверное, мне следует извиниться за то, что лезу не в свое дело, — сказал Стенсбери. — Но я повторю то же, что и вчера. Очень скоро, леди Лесли, вы станете моей женой, и я надеюсь, что между нами не будет тайн. Я не терплю лжи.
От его взгляда у меня по спине пробежал холодок. В голосе виконта не слышалось угрозы или недовольства, но я не сомневалась, что в гневе он страшен и лукавства не простит.
— С чего вы решили, что я буду вам лгать? Вы в чем-то подозреваете меня?
— Нет, — ответил он, глядя мне в глаза, — просто говорю, как есть. Будущим супругам лучше знать все друг о друге заранее, не находите? Не хочу, что бы вы боялись меня, а вы боитесь, я это вижу. Так вот знайте, мне вы можете говорить все, что думаете, даже если это не совпадает с моим мнением. Лучше так, чем ложь и притворство.
— Да, я опасаюсь вас, — отпираться теперь не было смысла. — Опасаюсь, потому что совсем не знаю, вы угрюмый и немногословный, хотя и не кажетесь жестоким. У меня не такой уж большой опыт общения с мужчинами, а мой покойный супруг был человеком совсем иного склада.
Теперь Стенсбери глядел на меня с явным интересом. Наверное, не ожидал, что я и в самом деле скажу то, что думаю, но, было совершенно ясно, что это пришлось ему по душе.
— Да, я и впрямь не очень общителен, — признался он, — но не кажется ли вам, что это лучше, чем пустая болтовня? Особенно для мужчины.
— При дворе каждый второй болтун, — сказала я. — И немало доносчиков, которые с радостью превратно истолкуют любые ваши слова. Нет ничего, чего нельзя извратить дурным пересказом. И это еще одна причина, по которой мы покинули дворец.
За разговором я и не заметила, как мы выехали на небольшую поляну, в центре которой темнело озеро. Заросшие рогозом берега полого спускались к воде, на поверхности которой недвижимо застыли опавшие листья и мелкие ветки. На противоположной стороне стояла на одной ноге мокрая от дождя цапля, зорко выглядывая неосторожных лягушек.
— Если вы жили при дворе, то, должно быть, слышали о том, что произошло с Фрэнсисом, — сказал виконт, устремив взгляд на черную гладь.
— Да, — я не хотела заводить об этом речь, но если он сам заговорил, значит, то было ему необходимо. — Мы не были знакомы, но мне, правда, очень жаль. Примите мои соболезнования.
— Его тоже арестовали по доносу, — будто не слыша меня, продолжил виконт. — Фрэнсис был хорошим, но не умел держать язык за зубами. Увы.
Цапля выследила, наконец, зазевавшегося лягушонка, молниеносно ухватила бедолагу клювом и тотчас проглотила.
— Его оклеветали?
— Нет, — тихо сказал Стенсбери после короткой паузы. — Он был протестантом.
На несколько мгновений воцарилась тишина. Не насытившаяся цапля снова заняла выжидательную позицию у берега, хищно двигая маленькими черными глазками.
— И… — я не была до конца уверена, стоит ли спрашивать о таком, но раз виконт хочет, чтобы я говорила начистоту, все же спросила, — как вы относились к этому?
Стенсбери повернулся ко мне. Наши взгляды встретились.
— Он был моим кузеном.
— Вы, верно, очень любили его, — я подошла поближе и коснулась затянутой в кожаную перчатку руки.
— Да… — медленно ответил Стенсбери. — Любил. — Вдруг он крепко сжал мои пальцы, но в следующую секунду отпустил. — Нам пора возвращаться. — Он посмотрел на небо. — Вот-вот начнется дождь.
По возвращении мы отогревались у жарко натопленного камина в библиотеке на втором этаже. Агата принесла разогретое вино со специями и пирог из осенних яблок. Вечер еще не вступил в свои права, но из-за туч и темных деревянных панелей на стенах комнату окутывал вязкий сумрак.
Первый же глоток вина разлил по телу умиротворяющее тепло, и я с наслаждением сжимала кружку обеими руками, согревая озябшие пальцы. Стенсбери, видя это, поднялся с кресла, взял с подоконника плед и укрыл мои ноги.
— Благодарю, мистер Стенсбери.
— Можете звать меня Ричардом, — великодушно разрешил он.
— Благодарю, Ричард, — повторила я, пробуя это имя на вкус. И мне понравилось, как оно звучало из моих уст.
— У вас, должно быть, сложилось не слишком радужное мнение об этих местах, — предположил он и посмотрел в окно, — согласен, осенью здесь тоскливо, а зимы суровые.
— Я не боюсь холода.
Ричард посмотрел на меня и вскинул бровь.
— А чего вы боитесь?
— Много чего, — ответила уклончиво, — я вообще довольно трусливый человек.
— В самом деле? — усмехнулся он. — Мне так не показалось. Не каждая столичная дама отважится бросить прежнюю жизнь и уехать в глухомань на другой конец страны к незнакомому человеку.
Я не сдержала улыбки.
— Мой первый брак сложился почти по такому сценарию, с той лишь разницей, что барон жил в предместье Лондона. И тогда я ничего не знала о семейной жизни.
Ричард вздохнул, и взгляд его сделался серьезен.
— Я слышал он был богатым человеком, и вы ни в чем не знали нужды. Это так?
— Не совсем. Мы действительно не нуждались, но и чрезмерной роскоши не позволяли. Барон Лесли был разумным хозяином, и научил меня распоряжаться финансами.
Ричард взял стоящий у огня кувшин, заново наполнил наши кружки, протянул мне и сделал большой глоток. Поморщился, обжигая горло, и заговорил:
— Как вы уже поняли, Элизабет, я не располагаю большими деньгами. У меня есть замок и три сотни акров земли, но с трудом хватает средств, чтобы содержать все это. Слуг почти не осталось, лишь те, кому некуда идти, а мой годовой доход составляет около трехсот фунтов в год, и то, если есть урожай, а крестьяне платят аренду. И я сразу говорю, что не смогу дать вам той жизни, какая была у вас с прежним супругом.
Мне стало обидно. Неужто, он, правда, считает, что меня волнует исключительно материальная сторона?
— Последние два года мы сами экономили на всем возможном, и даже при дворе я не позволяла себе слишком дорогие наряды и украшения. И вы, конечно, знали об этом, когда договаривались о нашей свадьбе. Не разумнее ли было найти более состоятельную невесту? И поверьте, я знаю цену деньгам и умею распоряжаться ими. Не бойтесь, я не стану требовать у вас турецких шелков и драгоценностей, если вы беспокоитесь об этом.
Взгляд Ричарда немного смягчился.
— Простите меня, я не это имел в виду, — миролюбиво сказал он. — Лишь хотел предупредить вас.
— Что ж, — ответила я, поднимаясь с кресла, — можете считать, что я предупреждена.
— Вы не жалеете, что приехали сюда?
— Еще рано делать выводы. Я здесь всего второй день, но мне нравится ваш замок, нравится ваша кузина и ваша дочь.
— Анна? — Ричард выглядел удивленным. — Вы уже познакомились с ней?
— За завтраком, — улыбнулась я. — Она не по годам умна и рассудительна, но, мне кажется, вам надо быть с ней помягче.
На его лице появилось уже знакомое мне угрюмое выражение. Он залпом допил содержимое кубка, громко поставил его на каминную полку и развернулся ко мне, сложив руки за спиной.
— При всем уважении, Элизабет, но я сам решу, как воспитывать мою дочь.
— Разумеется, Ричард, — проворковала я, довольная возможностью отыграться, — но вы сами велели мне говорить то, что думаю, даже если мое мнение не сходится с вашим.
Несколько секунд мы смотрели друг на друга и, затаив дыхание, я ждала его реакции. Что он сделает, как выкрутится — рассердится, возьмет свои слова обратно и скажет впредь держать язык за зубами? Мне было страшно и любопытно одновременно.
— Я хочу, чтобы она выросла сильной. Жизнь на севере отличается от той, к которой вы привыкли в Лондоне, и слабые здесь не выживают.
— А что вы скажете обо мне? — расправив плечи, заинтересованно глянула ему в лицо. — Я кажусь вам сильной?
Ричард смерил меня оценивающим взглядом.
— Поживем, увидим, — ответил он неопределенно.
========== Глава 5. Миссис Стенсбери ==========
Следующие две недели пронеслись передо мной как картинки в калейдоскопе — визиты к местной знати и ответные приемы, спешная подготовка к свадьбе и редкие, долгожданные часы уединения. Несмотря на то, что обитателей Фитфилд-Холла, включая прислугу и дворню, было не так много, одна я почти не оставалась. Большую часть времени проводила с Маргарет, с которой успела сблизиться — мы составили список гостей, утвердили блюда, выписали музыкантов из ближайшей деревни и, наконец, рассчитали примерную стоимость торжества. Сумма выходила не громадная, но внушительная. Поначалу я предлагала сэкономить, отказавшись от некоторых увеселений, но Маргарет убедила оставить все, как есть. Возможно, ей самой хотелось праздника — еще в первый вечер нашего знакомства она показалась мне женщиной деятельной и нуждающейся в общении, но волею судьбы заточенной вдали от света.
Кроме этого, к немалому моему удовольствию, Анна несколько раз согласилась составить мне компанию на прогулке, и относилась уже с меньшим недоверием, но все равно без особой теплоты.
С Ричардом же за эти дни я почти не виделась — он уходил рано утром и возвращался затемно, иногда не успевая даже на ужин. Правда, один раз мы все же выбрались на конную прогулку в близлежащую деревушку, большинство домов в которой принадлежало семье Стенсбери. Виконт представил меня как будущую жену и, кажется, сей факт немало удивил местных жителей — Ричард, судя по всему, имел здесь непоколебимую репутацию вдовца.
— Что именно требуется от меня, как от хозяйки Фитфилд-Холла? — спросила я, когда мы зашли пообедать в единственную на все поселение таверну, где заняли столик в эркере.
— Время от времени арендаторы будут приходить к вам со своими проблемами, имущественными или семейными. Если речь идет о деньгах или расторжении брака, сообщите об этом мне, а все, что касается личных неурядиц, в вашей вотчине.
Его слова меня не удивили. Редкий мужчина позволит своей жене вмешиваться в финансовые дела, и Ричард не исключение.
— У вас есть еще какие-то вопросы, которые вы бы хотели обсудить, Лиз? — первый раз за все время он не назвал меня по полному имени. — Полагаю такие нюансы лучше уточнить сразу.
— Да, — я была рада, что он заговорил об этом сам, и мне не пришлось ждать удобного момента или ходить вокруг да около, — в Лондоне я привыкла к свободе и личному пространству, мистер Лесли не возражал, если я выезжала на прогулку в одиночестве и, конечно чтил сохранность моей личной переписки. Могу ли я рассчитывать на то же с вашей стороны?
Эти требования казались мне справедливыми, хотя я и знала, что многие женщины находились гораздо в более ограниченном положении, а их мужья сочли бы такое дерзостью, но Ричард ведь сам хотел откровенности.
Несколько секунд он задумчиво изучал меня, и в его глазах я видела скорее интерес, нежели раздражение. Что ж, думаю, это хороший знак.
— Я не собираюсь запирать вас в Фитфилд-Холле, как и не стану возражать, если вы захотите навестить вашу тетушку и кузена и уж точно не буду перехватывать ваши письма, но, почему вы заговорили именно о них?
— Вы думаете, мне есть, что скрывать, Ричард?
— А вам есть? — в свою очередь спросил он.
Под его пристальным взглядом мне сделалось неуютно. Неужели, и правда, подозревает?
— Вас беспокоит, что у меня есть тайный возлюбленный? — и, не дожидаясь ответа, продолжила, — спешу успокоить, но никаких интимный привязанностей я не имею. А если вы думаете, что мистер Слеттери…
— Да плевать я хотел на этого вашего Слеттери, — отмахнулся он с неожиданной резкостью. — Можете не волноваться на сей счет. Ваша личная переписка останется личной, как и все остальное, что вы решите оставить при себе. Но предупрежу сразу — предательства, какого бы рода оно ни было, я не прощу.
В его глазах на мгновение мелькнуло что-то такое, от чего по спине у меня пробежал холодок. Нет, то была не злость, и даже не угроза — я лишь на секунду увидела ничтожную часть того, каким он может быть в гневе.
— Справедливое замечание, но мне неприятно слышать его от вас. Сама собою напрашивается мысль, что вы мне не доверяете.
— Это неправда, Лиз, — уже гораздо мягче сказал Ричард. — Вы кажетесь мне добропорядочной женщиной, и я не сомневаюсь, что это так.
Тот разговор заставил меня о многом задуматься. Жалела ли я тогда, что в скором времени стану женой виконта? Скорее, нет, но определенные опасения по этому поводу все же испытывала, ибо для меня по-прежнему оставалось загадкой, что он за человек, и из какого теста сделан. Приняв во внимание то, что было известно, я поняла одно — проверять лимит терпения Ричарда не стоит, да и не собиралась делать этого. А еще как нельзя кстати пригодились наставления тетушки — «мудрая жена не станет говорить мужу, как ему поступать, но устроит все так, будто ее решение — это его решение».
***
В день свадьбы Мэгги разбудила меня еще до рассвета. В соседней комнате две служанки подшивали платье. Почти всю ночь я пролежала в постели, не сомкнув глаз, и лишь за пару часов до подъема, провалилась в короткий сон.
— Пора вставать, миледи, — ласковый голос компаньонки вырвал меня из тревожных объятий Морфея.
Она открыла шторы, и спальню наполнили маслянистые предрассветные сумерки. Окрестности замка утопали в густом тумане, но с улицы уже доносились голоса слуг, спешно заканчивающих последние приготовления.
В моей собственной голове был такой же туман, и странное ощущение, что все происходит не со мной, и я наблюдаю за этим действом со стороны. Вот меня усаживают в горячую воду, источающую слабый запах лаванды и сандалового масла, Мэгги натирает спину жесткой мочалкой и, закончив, помогает выбраться из ванны и заворачивает в полотенце, точно маленького ребенка.
Затем появилась Маргарет, радостная и взволнованная одновременно, громко раздавала указания служанкам, когда те надевали на меня сорочку и пышные нижние юбки. Ветерок из открытой форточки холодил кожу, отчего она покрылась мурашками, но я едва замечала этот дискомфорт.
Потом принесли платье. Нежно-голубое, с замысловатым серебряным орнаментом и украшенное по корсажу жемчугом, оно действительно было очень красивым, но в тот день я не могла оценить его по достоинству. Отвороты широких рукавов были утеплены стриженым мехом и оказались довольно тяжелыми. Серо-синяя, с переливами нижняя юбка скользила по ткани сорочки и при каждом шаге мягко шелестела.