С Алексом мы теперь общались нечасто — к концу ноября мои прогулы дали о себе знать, и, дабы не нажить себе проблем, пришлось работать в усиленном режиме. За две недели я должна была сдать четырнадцать письменных работ и восемь устных докладов — миссис Мальсибер была женщиной суровой и решила отыграться на мне по полной. Однако, это стало хорошим уроком — с тех пор, прежде чем удрать с очередной лекции я успевала десять подумать.
И все же я, конечно, не забыла его. Трижды в неделю мы созванивались в скайпе и подолгу болтали. В жизни Алекса тоже произошли перемены — он устроился на новую, более оплачиваемую работу, но в колледже так и не восстановился.
— У меня другие планы, — сказал он расплывчато.
Когда я поинтересовалась, какие именно, Алекс ответил, что расскажет мне все при встрече. При встрече… Его зимняя поездка в Америку все еще была под вопросом, а я знала, что точно не смогу прилететь в Австрию на Рождество — это было бы слишком накладно. Отец оплатил год моей учебы, вложил деньги в развитие семейного бизнеса, и потому сейчас мы считали каждый цент. Но я верила в лучшее.
— Так кто этот Алекс? — спросила Мишель, когда я закрыла ноутбук. Она уютно устроилась на своей постели и грациозно попивала вино. — Он твой парень?
Был субботний вечер, и вместо традиционного похода в бар, мы решили устроить пижамный девичник. Ребята из мужского сообщества [1] раздобыли для нас три бутылки вина: мы спустили им из окна третьего этажа корзину на веревке, и они положили туда выпивку.
— Да, — соврала я.
Несмотря на то, что мы уже достаточно сблизились, знать всю правду им было необязательно.
— Может, стоит найти кого-нибудь поближе? — Джемма вытянула стройные белые ноги и придирчиво разглядывала идеальный педикюр. — Например, Майкла. Он красавчик, и к тому же капитан команды.
— А еще встречается с президентом «Дельта Каппа», — напомнила я, — как думаешь, если я уведу его, нас туда примут?
— Белла говорила мне, что в этом году эта стерва точно слетит со своего места, — фыркнула Мишель. — Она уже всех порядком бесит.
— Пусть так, — я налила себе еще вина, и сложила ноги по-турецки, — но я все равно не стану уводить чужого парня. К тому же Майкл идиот. Одни мускулы и полное отсутствие мозгов.
Но для Мишель это конечно же не стало веским аргументом.
— Пфф… — она закатила глаза, — за умного ты выйдешь замуж, малышка Тэсса. А пока молода, трахайся с красивыми. Нет, ну а что, я не права что ли? — Мишель уперла руки в бока. — Так, между прочим, говорит моя бабушка, а она фигни не посоветует.
Они говорили о Майкле так, словно он был идеалом мужчины. Отчасти это, конечно, было верно, но лично меня всегда привлекал другой типаж. Нет, я не хранила верность Алексу, как можно подумать и вполне допускала, что у него за это время тоже может кто-то появиться, но в тот момент просто не видела рядом с собой того, кто бы заинтересовал меня по-настоящему.
Я как могла старалась отвлечь себя, но в минуты одиночества (хоть в кампусе такие выдавались нечасто) или перед сном вспоминала так быстро пролетевшее лето. Австрия теперь была далеко и, казалось, будто бы в прошлой жизни, хотя по факту прошло всего несколько месяцев.
Дождливым октябрьским вечером, за неделю до Хэллоуина, я осталась одна в комнате. Мишель ночевала у бойфренда, умудрившись пробраться в мужское общежитие, а Джемма три дня назад попала в больницу с аппендицитом и вернуться должна была только к празднику.
В отличие от многих других студентов я редко пила алкоголь — не потому, что была ханжой — уж это-то ко мне точно не применимо, но потому, что задалась целью пробиться в коллежскую газету. Чем обширнее будет мое портфолио, тем больше шансов в дальнейшем найти работу в хорошем издании. Журналистов вокруг пруд пруди, и мест на всех желающих не хватит — отбор в нашей сфере всегда был жестким.
Но в тот вечер я решила дать себе поблажку и попросила парней из «Альфа Сигма» закинуть в корзину две бутылки пива.
Погасила свет, оставив лишь мерцающую цветную гирлянду над кроватью, открыла на компьютере папку с фотографиями и включила “Painted Black”. Я не была поклонницей Rolling Stones, но эта песня играла в машине Алекса, когда мы возвращались из Зальцбурга.
Я закрыла глаза и отдалась воспоминаниям. Перед мысленным взором тотчас появилась серая лента дороги с кукурузными полями по обеим сторонам, насколько хватает глаз, и его загорелая рука на руле. Сильная уверенная. Я вслушивалась в песню, не придавая никакого значения ее содержанию, и с каждой секундой воспоминания становились ярче. Картинки сменяли друг друга — Зальцбург, с высоты крепости кажущийся игрушечным; набережная Пассау, дурацкий придорожный мотель… Но одно в них оставалось неизменным — Алекс. Еще тогда, в машине, я жадно ловила эти мгновения, понимая, что придет время, и они станут воспоминаниями.
Песня закончилась. Я открыла глаза, и все исчезло. Не было ни старого «Фольксвагена», ни кукурузных полей, ни лета. Я сидела в своей комнате, за столом с ноутбуком, а рядом стояла бутылка пива. Теперь это было реальностью. У меня защемило сердце.
Самым эффективным способом отвлечься от сладких и одновременно болезненных воспоминаний были лекции и подготовка к ним. Завтра у меня должен был быть семинар по основам журналистики, занятия проводил сам декан и, по слухам, требовал от студентов стопроцентной готовности.
Итак, обложившись кучей учебников и тетрадей с лекционными записями, я заставила себя с головой окунуться в подготовку.
Следующим утром, в половине восьмого я уже стояла у дверей аудитории. Кейси, моя сокурсница опаздывала, и ждать ее я не стала — решила, что займу нам места получше. В старшей школе мне «везло» сидеть в первом ряду, и повторять это я не собиралась, а потому устроилась примерно в середине поточной аудитории — достаточно высоко, чтобы не выглядывать из-за чужих голов и в то же время не быть на виду.
Помещение постепенно заполнялось студентами, и Кейси (ну, кто бы сомневался!) явилась в числе последних — прибежала запыхавшаяся, пахнущая дорогими духами и сигаретами, а еще принесла два картонных стакана латте. Пару недель назад на территории кампуса появился наконец долгожданный «Старбакс», и у его владельца были все шансы сколотить состояние. Очередь в кофейню не иссякала с открытия до закрытия.
— Уфф… — выдохнула она, упав рядом со мной. — Успела. Держу пари, Флеминг содрал бы с меня кожу, если бы я опоздала. Держи, это тебе, — Кейси поставила передо мной стакан. — Еще горячий.
Звонков у нас не давали, но, как выяснилось, через несколько секунд, декану они и не требовались — он вошел в аудитории ровно тогда, когда цифра «7:59» на моих электронных часах сменилась на «8:00».
— А вот и «мистер Боб Вудворд» [2], — тихонько засмеялся Кит, еще один наш одногруппник.
Флемингу было двадцать восемь, и кое-кто из студенток считали его красавчиком, но на мой взгляд он выглядел как типичный фермер из какой-нибудь глубинки в Алабаме или Миссури. Все это никоим образом не противоречило его профессиональным заслугам, а потому я с нетерпением ждала начала курса. Уж если кто и знал, как писать так, чтобы одна половина аудитории хотела поставить тебе памятник, а вторая — сжечь на костре, то это Флеминг.
Ничего грозного в его облике я не увидела. Впрочем, никаким тираном Флеминг и не был — требовательным, да, жестким — без сомнения. Но вместе с тем, как стало ясно уже через десять минут, он умел «захватить» публику и сделать так, что девяносто процентов присутствующих оказались вовлечены в работу. Мы почти не делали записей, все больше разговаривали — Флеминг задавал провокационные вопросы, порой граничащие с откровенной насмешкой, но при этом ни одна из его шуток не была обидной.
— Уверен, многие из вас уже считают меня сукиным сыном, — улыбнулся он, сидя на преподавательском столе. — Я прав, мистер Беккеш?
Кит выронил ручку, которую до этого самозабвенно грыз. Выронил то ли от полученного вопроса, то ли от того, что Флеминг каким-то образом запомнил его фамилию. Я не была уверена, что Кит вообще ее озвучивал.
— Ну… есть немного, — признался он с нервной улыбочкой.
Флеминг, впрочем, и не думал сердиться.
— Ну, а какой из этого можно сделать вывод? — спросил он, обращаясь уже ко всей аудитории.
Повисла тишина.
— Нас и не должны любить, — сказал декан, не дождавшись ответа. — Работа журналиста – получать информацию и обрабатывать ее. Иногда сбивать с толку. А еще — он указал пальцем на Кита — запоминать. Вы удивились, что я назвал вас по имени, не так ли?
Кит не ответил.
— Запоминать имена и лица, подмечать детали, — продолжил Флеминг, — но самое главное – быть независимым. Журналист, работающий «на заказ» - хреновый журналист. И неважно, что именно вы будете писать: хорошее или плохое. В таком случае вы не более, чем обыкновенный писарь. Если хотите стать лучшим в своем деле, не бойтесь идти против сильных мира сего.
— Прямо как Прометей, несущий свет, — вырвалось у меня прежде, чем я успела прикусить язык.
— Именно, мисс Блумвуд, — взгляд Флеминга обратился в мою сторону. — Да, порой цена за правду бывает высока.
Почти все на потоке знали, что Флеминга «выперли» из большой журналистики после нескольких громких разоблачений, и с тех пор он преподавал в «Кенсингтоне». К своим двадцати восьми годам он успел побывать в Ираке и Пакистане, внештатно сотрудничал с «Discovery» и «National Geographic», но настоящую славу получил именно на политической стезе.
— То есть, вы напрямую предлагаете нам рисковать жизнью? — уточнила я.
— Это личный выбор каждого, — пожал он плечами. — Но если ваша цель нести людям свет, будьте готовы принять последствия. Впрочем, — он улыбнулся, — такая милая девушка, как вы, Тэсса, запросто может стать редактором отдела моды.
— Может, и стану, — его голос и тон задели меня. — Хотя, сомневаюсь, что вы читаете такие статьи.
По аудитории прокатился смешок. А свитер и брюки у Флеминга и в самом деле были дурацкие.
— Как думаешь, он мне отомстит? — спросила я Кейси, когда после занятий мы сидели на газоне в парке.
— Вряд ли, — она с наслаждением потянулась, — ты, скорее, позабавила его, чем разозлила. — Однокурсница хихикнула. — «Такая милая девушка, как вы может стать редактором отдела моды», — передразнила она. — Но насчет шмоток ты верно подметила. А вообще, он красавчик, хоть и одевается стремно.
— Стив Джобс всегда ходит в синих джинсах и черном свитере, — напомнил Кит.
— Но Флеминг не Стив Джобс.
Не то, чтобы я всерьез на него обиделось, но колкое замечание относительно моих будущих перспектив, задело за живое. И тем сильнее хотелось доказать «мистеру Вудворду», что он меня недооценил.
Комментарий к Глава 11. Прометей
[1] в высших учебных заведениях США популярны студенческие сообщества, так называемые “братства” и “сестринства”, попасть куда порой очень непросто. У каждого такого сообщества есть свои законы, устои и традиции и быть их членом считается престижно.
[2] Билл Вудворд - один из самых влиятельных журналистов Америки, основатель “The Washington Post”
группа в контакте - https://vk.com/lena_habenskaya
========== Глава 12. Через тернии к звездам ==========
Доказать «Вудворду», что я представляю из себя нечто большее, чем амбициозную первокурсницу, на практике оказалось сложнее. Нет, он не заваливал меня не семинарах или не пытался демонстрировать превосходство, но в наших словесных баталиях (а возникали они на каждом занятии), я терпела поражение за поражением. Этого следовало ожидать — Флеминг был блестящим оратором, иглой в заднице у тех, кого изобличал в своих статьях и вдобавок обладал живым чувством юмора. Его шутки в мой адрес не были злыми, но ему, без сомнения доставляло удовольствие отправлять меня в нокаут. Странное дело — я не обижалась. Напротив, с каждым семинаром, это противостояние захватывало все больше, и, в конце концов, дало свои плоды. Я научилась «держать удар». Не в совершенстве конечно — до этого мне было как пешком до Австралии, но достойно ответить могла.
Джемма и Мишель шутили, что я обязательно должна соблазнить его, и проверить, насколько Флеминг хорош во всем.
— Мне нравятся мужчины, которые владеют языком, — сказала Мишель, поигрывая бровями, и закусила губу. — Разве тебе это не интересно, малышка Тэсса?
Я ответила, что с удовольствием переспала бы с ним, хотя в тот момент волновало меня совершенно другое. Моей целью было попасть в штат коллежской газеты, а для этого требовалось портфолио.
— Сделаем так: я вышлю тебе на почту пару тем, и ты напишешь по ним эссе. А там посмотрим.
Флеминг по обыкновению закинул ноги на стол, игнорируя все возможные правила, и лениво попивал кофе.
— Что-то еще? — он ловким броском отправил бумажный стакан в мусорное ведро и посмотрел на меня.
— Нет, ничего. — Честно говоря, я не ожидала, что он вообще согласится рассмотреть мою кандидатуру. — Спасибо, мистер Флеминг.
Он пожал плечами.
— Пока не за что, мисс Блумвуд.
Из его кабинета я вышла, окрыленная надеждой.
Флеминг прислал задание уже на следующее утро. «Напиши два эссе на свободную тему и отправь мне до конца недели. Объем и стиль на твое усмотрение». В этом было еще одно его отличие от других преподавателей; обычно мы получали четко сформулированное задание и выход за рамки не приветствовался, а зачастую вообще обрубался на корню. Но «мистер Вудворд», очевидно, решил выяснить, что же я все-таки из себя представляю. Я понимала, зачем он так поступил. Тема, которую я выберу, и форма, в которую ее облеку, скажет обо мне больше, чем любой из дурацких психологических тестов.
Конечно, я могла повыпендриваться и написать нечто с претензией на глубокомысленность, но в таком случае Флеминг раскусил бы меня в два счета. «Вы должны быть, а не казаться», говорил он на семинарах.
Но кем была я? Немногие могут ответить на этот вопрос в восемнадцать лет. Куча амбиций, куча планов, половина из которых откровенно безумные и огромное желание проявить себя. Но при всем этом мой жизненный опыт был, мягко говоря, небольшим, и, замахнись я на серьезную тему, в которой ни черта не смыслю, можно попрощаться с мечтой о местной газете. «Псевдо-философов» Флеминг не жаловал.
— Тут, конечно, еще нужно много чего править, — сказал он, когда четыре дня спустя разбирал по кусочкам мое эссе, — но в целом неплохо. Молодец, что не стала умничать.
Он убрал лист в ящик стола.
— Так почему ты решила стать журналистом?
«Ты вообще хоть читал, что там написано?», так и вертелось у меня на языке. Это и была тема моей работы.
— В школе учителя говорили, что у меня слишком длинный язык. И проблем от него было достаточно, вот я и решила найти ему применение.
— То есть, обратить недостаток в достоинство? — Флеминг хитро прищурился.
— Я не считаю это недостатком, мне просто нужно научиться владеть им как следует.
Несколько секунд он серьезно смотрел на меня и вдруг рассмеялся.
— А ты молодец, — он отхлебнул свой неизменный кофе в картонном стакане и указал пальцем в мою сторону, — не даешь себя в обиду. Мне это нравится.
— Так, значит, вы берете меня в газету?
Его остроумием я уже насладилась сполна, и мне была нужна конкретика.
— Да. Само собой, пока не журналистом. Для начала побудешь бета-ридером. С грамматикой у тебя проблем нет, а вот над стилем нужно поработать.
Учитывая все обстоятельства, это неплохой старт. Желающих попасть в коллежское издание было человек двадцать, и то, что Флеминг выбрал именно меня, значило, что я нравлюсь ему.
— Спасибо, сэр. Я вас не подведу.
***
Первым, кто обо всем узнал, был Алекс. Мы по-прежнему созванивались четыре-пять раз в неделю, но, к моему огорчению, в конце ноября он сказал, что не сможет приехать на Рождество.
— Я сам расстроен, что так вышло. Работа отнимает все время, я теперь даже в Шердинге почти не бываю.
У меня не было причин сомневаться в его словах. Во-первых, я ему доверяла, а во-вторых, если бы у него все-таки кто-то появился, Агнесс бы уже была на седьмом небе от счастья, а так она постоянно жаловалась, что он превращается в «чокнутого трудоголика».