========== Забери меня с собой… ==========
Я помню руки. Красивые, теплые, пахнущие сушеными травами, эвкалиптом, полынью и водой.
Я помню поцелуи. Торопливые, мимолетные, сладкие, желанные, кружащие голову, выпивающие дыхание без остатка.
Я помню глаза. Такие темные, словно сама ночь стоит за ними, глубокие как горные озёра, с проницающим взглядом, будто знающим все твои тайны.
Я помню человека, который спас меня от неминуемой гибели. Человека, которого никто не знал так, как я. Которого никто не узнает, как я…
***
В тот день, когда я ворвался в кабинет зельеварения, едва постучав, Северус сидел за столом и проверял контрольные работы. Чьи они были — неизвестно, но пергаменты так густо были исчерканы красным, что синих чернил почти не было заметно.
Он поднял раздраженный взгляд на меня, и в глазах его появилось недовольное выражение.
— Поттер, вас не учили хотя бы стуком предупреждать о визите?
Я проигнорировал предупреждающий тон, подлетел к самому его столу, пытаясь унять пожар в легких — я бежал во весь дух через Хогвартс в подземелья. Мои руки дрожали, когда я оперся ими о столешницу.
— Он схватил Сириуса. Прошу вас, помогите…
Чуть нахмурились густые брови, черноволосая голова слегка склонилась к плечу.
— О чем вы говорите? — холодно, отрешенно, безэмоционально.
На меня накатило нетерпение пополам с отчаянием. Мне некогда расписывать этому человеку то, что я видел во внезапном видении, посетившем меня. Сириус выглядел неважно еще полчаса назад, когда мои друзья, хватая меня за руки, в один голос убеждали в том, что идти спасать его в министерство — чистое безумие. И тогда Гермиона напомнила мне о Снейпе.
Как я мог забыть, что он — единственный член Ордена, оставшийся в Хогвартсе?
Я подался вперед к профессору, вынуждая его отклониться. Он очень не любил, когда вторгаются в его личное пространство, но мне это было совершенно безразлично.
— Я видел все так же, как тогда, с мистером Уизли и змеей, — скороговоркой протараторил я, но приглушенно. Не дай Мерлин прихвостни Амбридж вынюхивали что-нибудь возле дверей, — там был Сириус, и его пытали. Пожалуйста, помогите. Я сделаю все, что угодно…
Секунду Снейп смотрел на меня, и мне казалось, что все тщетно, однако потом он резко поднялся из-за стола.
— Где вы видели вашего крестного?
— В министерстве, — с готовностью отвечаю я, — в Отделе Тайн. В комнате с… какими-то хрустальными шарами. Я не знаю толком что это…
Поразмыслив несколько мгновений, Снейп кивнул, одним росчерком палочки убрал пергаменты с контрольными работами в шкаф, на столе осталась только чернильница и классный журнал третьего курса.
— Не выходите из кабинета, Поттер. И ничего не трогайте.
Когда за ним закрылась дверь, я присел за первую парту, но потом, не в силах оставаться на месте, начал мерить шагами аудиторию, лавируя меж котлами. Мое отчаяние и беспокойство было таким сильным, что я не знал, куда себя деть. Минуты слились в невыносимую массу времени, которая тянулась еле-еле, и когда дверь кабинета, наконец, открылась, я бросился к вошедшему Дамблдору, как утопающий — к спасательному кругу.
— Профессор! Как Сириус? Что произошло?
Вслед за директором вошел хозяин кабинета мрачнее обычного. Правая рука у него была завернута в мантию, намокшую и потемневшую от крови.
— Тебе не о чем волноваться, Гарри, — успокаивающим тоном проговорил Дамблдор, садясь за парту, словно великовозрастный ученик.
Он улыбался, но улыбка не достигла взгляда. Голубые, проницательные как рентгеновские лучи глаза смотрели встревожено и, как мне кажется, слегка оценивающе.
— Сириус не покидал дома на площади Гриммо, — сказал старик размеренно и очень спокойно, — ты правильно сделал, что обратился к профессору Снейпу. В министерстве тебя ждала засада из Пожирателей Смерти. Благодаря тебе нам удалось многих поймать. Волан-де-Морту удалось уйти, как и некоторым его соратникам.
— Он был там? — удивился я.
Дамблдор кивнул. Я никак не мог отделаться от ощущения, что от меня что-то скрывали или недоговаривали. Снейп, который остановился у меня за спиной, открыл шкаф с готовыми зельями, и полил чем-то дымящимся основательно порезанную руку. Когда зелье коснулось кожи, он еле заметно вздрогнул.
— Конечно, он там был, Гарри, — ответил на мой вопрос директор, — ведь в Отделе Тайн было нечто, очень нужное ему.
— Что это? — спросил я, стараясь не показывать вида, насколько меня раздражала эта манера Дамблдора постоянно недоговаривать фразы и склонять собеседника к наводящим вопросам. Привычка старого учителя, не иначе.
Директор смотрел на меня ровно секунду, а потом извлек из складок мантии небольшой хрустальный шар. Снейп за моей спиной поставил зелье на полку, несколько раз сжал и разжал пораненную руку, и вел себя так, словно нас нет в его кабинете. Однако я отметил напряженные плечи, и ещё мне казалось, что он подчеркнуто не смотрит в мою сторону. Злится за то, что из-за меня ему пришлось вступить в бой с Пожирателями?
— Возьми, — отвлек меня голос Дамблдора, и я протянул руку.
Недоуменно забрал шар, и дымка, крутящаяся внутри него степенно и спокойно всего секунду назад, внезапно взметнулась в маленький ураган. Я услышал голос, который говорил старое пророчество, и внутри меня все холодело от ужаса.
Грядет тот, у кого хватит могущества победить Темного Лорда, рожденный теми, кто трижды бросал ему вызов, рожденный на исходе седьмого месяца. И Темный Лорд отметит его как равного себе, но не будет знать его силы. И один из них должен будет погибнуть от руки другого, ибо один не может жить, пока жив другой…
Дымка в шаре успокоилась, а у меня потемнело в глазах. Я помню, как тогда испугался этих слов, и первой мыслью, которая закралась в мою голову, было: бежать! Инстинкт самосохранения подсказывал мне немедленно собрать свои вещи и улепетывать подальше от грозящей мне смертельной опасности. Но, конечно, гриффиндорец в моей душе перевесил, и я остался на месте, пытаясь осознать собственную участь, и начать жить с новым знанием собственной судьбы.
— Это означает… — у меня не с первого раза вышло сформулировать свой вопрос, но Дамблдор все понял без слов.
Он долго и пространно объяснял мне смысл пророчества, что на самом деле нет никаких предначертаний, есть люди и их поступки. А мне казалось, что я лечу куда-то вниз, в бездонную темную пропасть, и все, что было в моей жизни до этого момента — кануло в небытие.
Снейп за моим плечом стоял без движения, слушал наш разговор отрешенно, не произнося ни слова, но мне почему-то казалось, что ему слова директора наносят не меньшие раны. Теперь, конечно, я знаю, почему, но тогда на задворках моего перепуганного сознания маячило удивление.
А потом Дамблдор, похлопав меня по плечу, встал из-за парты и вывел меня из кабинета, говоря что-то о Сириусе и о том, что я должен в кратчайшие сроки навестить крестного, иначе он сведет с ума всех своим беспокойством.
На пороге я обернулся.
Северус застыл возле шкафа с зельями мрачным изваянием. Лицо его было замкнуто и непроницаемо. Мой взгляд скользнул по его правой руке. На месте глубоких порезов теперь образовались розоватые шрамы. «Растопырник», — подумал я отрешенно. Уж мне-то это средство знакомо не понаслышке.
— Профессор Снейп, — позвал я хрипло.
Он поднял взгляд, и в его глазах я заметил мелькнувшее чувство или мимолетная мысль… Что бы это ни было, оно мгновенно исчезло, и я не успел разобрать, что именно увидел.
— Благодарю вас.
Ночные глаза прищурились, а потом он коротко кивнул. Сомневаюсь, что это признание моей благодарности, скорее — знак того, что мои слова были услышаны.
***
Как проходило то лето, я помню плохо. Вообще, мои воспоминания теперь имели своеобразный якорь. Все что не связано с Северусом — не важно, малозначимо, бессмысленно. Я что-то делал, выполнял какие-то указания тетки, лежал в своей комнате в доме на Тисовой улице. Много времени уделял потолку, который изучил в подробностях за два месяца. И думал, думал…
Я размышлял о пророчестве и пришел к выводу, что нельзя страшиться неизбежного и горевать над неминуемым. Если мне суждена битва с Волан-де-Мортом, то уж я постараюсь отправить его на тот свет. Он сам сотворил своего главного врага — меня, когда убил моих родителей! Грядущее перестало страшить меня настолько, и я смог пережить этот страх.
Мысли мои неизменно скатывались и в сторону Снейпа. Мне было сложно анализировать причины, но ненависть умерла, ни издав ни звука. Вот так я одним летним утром проснулся, и понял, что никогда уже не смогу смотреть на него как раньше. Словно я повзрослел за эти несколько недель, и стал видеть некоторые вещи иначе.
То, что Снейп, отринув собственные негативные чувства, взялся мне помочь, да еще и, судя по всему, рискнул своим положением в стане Волан-де-Морта, сразившись с Пожирателями в министерстве, повлияло на меня сильно. Конечно, я и раньше знал, что профессору я обязан жизнью и здоровьем, по меньшей мере, раза три до пятого курса, однако сейчас все было по-другому.
Тогда я не был причастен к тому, что происходило. Не по моей вине Квирреллу взбрело в голову заколдовать мою метлу посреди матча по квиддичу, и в том, что Римус Люпин забыл выпить ликантропное зелье, я не был виноват. Но сейчас я сам пришел к Снейпу и попросил о помощи. А профессор помог, и страшно было бы подумать, что произошло, если бы не он.
Один поступок внезапно перевесил и перечеркнул все мои суждения об этом человеке, он заставил меня пересмотреть свои чувства. И я слегка потерял ориентиры. Оказалось, что гад-Снейп — это чуть ли не основополагающий столп в моих взаимоотношениях с людьми. Нужно было признать: между нами было все что угодно, только не безразличие. Мы не могли не реагировать друг на друга, находясь в одном помещении.
Первого сентября в Хогвартс я отправился с иррациональным желанием увидеть его. Увидеть и убедиться в том, что ничего не изменилось, и Снейп по-прежнему меня не выносит.
Так и произошло. Северус получил-таки желаемую должность преподавателя по Защите. На первом же занятии у нас произошло очередное «фиаско» — как однажды выразился Дамблдор — с невербальными проклятиями и полетом профессора в стену, и Гриффиндор лишился десятка баллов. Но я не ощутил привычного раздражения и жгучей ненависти, скорее досаду.
Странно, я же сам хотел убедиться в том, что ничего не изменилось.
Я вел себя как болван. Северус, вспоминая те времена, однажды назвал меня идиотом, но так ласково, что я не обиделся.
Сначала мне взбрело в голову извиниться, хоть и с опозданием, за подсмотренные воспоминания. Я не придумал ничего лучше, чем взорвать котел на его уроке и заработать отработку длиной в десять дней.
Пришлось пожертвовать квиддичем, за что на меня обиделась команда и в особенности Рон, который только что получил место вратаря.
Каждый вечер я приходил, здоровался, получал в ответ холодное «приступайте, Поттер» и драил котлы — чем только не умудряются их заляпать студенты!
Воплотить свою идею в жизнь я осмелился лишь в самый последний день моей отработки, когда часы над доской показывали четверть одиннадцатого.
Снейп вошел в кабинет и недовольно произнес:
— Поттер, вы все еще здесь? Неужели чистка котлов вас настолько захватила?
Руки у меня тряслись не то от ледяной воды, ни то от нескольких часов непрерывного натирания жестких поверхностей, не то от нервов. «Трудно просить прощения, правда, Гарри? Гораздо проще было залезть в чужой Омут Памяти, не так ли?» — мой внутренний голос до абсурда напоминал писклявое щебетание Амбридж.
Я положил тряпку на край стола и вскинул взгляд на Снейпа.
— Я хочу извиниться, сэр.
Левая бровь Северуса выразительно приподнялась в вежливом недоумении.
— Извиниться. — повторил он, словно желая удостовериться, не ослышался ли, — и в чем же?
— В том, что… — стоило прорепетировать речь накануне, чтобы не делать вот такие паузы посреди предложения.
— Я повел себя отвратительно, — искренне проговорил я, смотря Снейпу прямо в ничего не выражающие глаза, — в прошлом году. Когда влез в ваш Омут Памяти. Я понимаю, уже поздно об этом говорить, но позвольте мне попросить у вас прощения за этот низкий, подлый и бессовестный поступок.
Тишина в кабинете висела так долго, что мне показалось, я никогда не услышу хоть какого-то ответа. Лицо Снейпа оставалось непроницаемо. Он сложил руки на груди и смотрел на меня, прищурившись, таким взглядом, что мне хотелось провалиться сквозь пол.
— Зачем вам мое прощение, Поттер, — наконец произнес Снейп, — оно имеет для вас какую-то ценность?
Я несколько раз моргнул. Странно, мне казалось, я был достаточно искренен в своих словах.
— Конечно, сэр. Мне хочется получить его, потому что…
— Вам этого хочется по одной простой причине, — перебил меня профессор негромко, — чтобы ваша совесть успокоилась. Вот и все.
Голос Северуса, он такой. Может оглушать даже тогда, когда слова сказаны очень тихо.
Я нахмурился.
— Вовсе нет, сэр.
Снейп изобразил фальшивую заинтересованность, и я почувствовал, что начинаю выходить из себя.
— Я правда хочу загладить свою вину. Вам настолько не верится, что я способен вам сочувствовать? Так вот, я сожалею о том, что сделал, и вы можете не верить, но это так и есть!
— Ну, хватит, — вздохнул Снейп. — Довольно глупостей.
Он прошел мимо меня к своему столу и принялся перекладывать свитки пергаментов, наводить порядок. Меня посетило горькое разочарование собой, и я пожалел, что вообще начал этот разговор.
— Вы свободны, Поттер, — холодно и высокомерно. Как всегда.
Подхватив свою сумку, я поплелся к выходу, но в дверях обернулся:
— Знаете, профессор, а ведь мое детство во многом сходно с вашим.
Снейп вздрогнул, и когда поднял темный взгляд на меня, я прочитал в нем зарождающийся гнев и предупреждение немедленно заткнуться. Но я не привык идти лишь до половины пути.
— Нельзя жить прошлым. Нельзя поддаваться. Нужно смотреть вперед, иначе вы так и останетесь там, на той поляне, в окружении своих недругов. Простите меня за эти слова.
Я до сих пор не понимаю, каким образом я вообще вышел живым тогда из кабинета зелий, и откуда взялась у меня такая смелость, чтобы сказать все это Северусу в лицо.
Нужно отдать профессору должное. Он не выказал никаких эмоций — вот что значит восхитительная выдержка и умение владеть собой!
Только негромко произнес несколько слов, сочащихся сарказмом:
— Спасибо, мистер Поттер. Приму к сведению.
После этого памятного вечера я долго не решался взглянуть профессору в глаза. Ходил на зелья со звонком, чтобы затеряться в толпе, слушал лекции, не поднимая глаз от тетради, а потом произошло то самое событие, которое изменило все раз и навсегда между нами.
Во время нападения на Нору и моего идиотского порыва преследовать Пожирателей в одиночку по окрестным болотам, меня схватили.
Мне сказочно повезло в том, что по какой-то причине шайка Пожирателей не вызвала Волан-де-Морта в то же мгновение, когда меня связали и доставили в чей-то запущенный дом. Несколько Круцио довели меня до такого состояния, что я плохо воспринимал происходящее, однако, когда ко мне, пошло облизываясь, подошел Сивый, я испугался по-настоящему.
Резкий укус обжег мое предплечье, а потом я увидел свою кровь, бежавшую по руке.
— Полегче! — вклинился в мое уплывающее сознание чей-то до боли знакомый голос, — Поттер принадлежит Темному Лорду. Как ты думаешь, Сивый, что он сделает с тобой, когда узнает, что ты погрыз мальчишку?
Что отвечал ему оборотень, я не расслышал. Вокруг меня Снейп спорил с Пожирателями о чем-то, громко доказывая им что-то — я ничего не мог разобрать. Сознание помутилось, и я мысленно попрощался с человеческой жизнью. Если меня не убьют, то я сделаюсь оборотнем. Так себе перспектива.
Потом меня отволокли в другую комнату, и, спустя время, в руку мою уперся небольшой предмет, а потом знакомый рывок в области солнечного сплетения — и ноги мгновенно врезались в землю за много миль от Норы, возле самой ограды школы.