Баки не нравились эти заученные улыбки, они были нечестными, а он очень тонко чувствовал, когда ему врали, пытались обмануть или просто лукавили. Он не понимал причин такого поведения, ему постоянно казалось, что человек, который обманывает его, замыслил что-то против него, что-то, что может угрожать его жизни, поэтому общаться он старался как можно меньше, ведь врали все вокруг.
Ровно через неделю он позвонил по номеру телефона, написанному на визитке, и получил адрес. Баки понимал, что, чтобы драться каждую неделю, надо не получать травм, выигрывать, и сегодня он надеялся не встретить никого из тех, с кем дрался в свой первый раз.
Он пришел в назначенное место в назначенное время и вновь окунулся в атмосферу азарта, который хлестал по нервам, толкал в клетку, которая была и тут, гонял в крови адреналин. Баки вызвался не сразу, он посмотрел на сегодняшнюю толпу, выделяя из нее простых зрителей и возможных противников, и действительно не нашел никого, кто был в прошлый раз, даже того мужика, который привел его, не было. Все было другое, все были другие. Баки даже испугался, что больше не сможет попасть на бои, когда ему понадобится, но решил, что эту проблему он решит позже.
Пока Баки рассматривал толпу, он заметил там и опытных бойцов, но вряд ли военных, но на них взгляд даже не зацепился. С ним могли пытаться соперничать только очень хорошо подготовленные бойцы, которые дерутся не в ринге, не в клетке, а за свою жизнь. И еще тот, кого он вытащил из Потомака. Тот, кого он не помнил и не хотел вспоминать.
Взгляд зацепился за одного человека не только, как и он, одетого в кофту с длинными рукавами, хотя он явно был бойцом, но он был еще и в капюшоне и кепке, поэтому лица было не разглядеть. Но Баки тут же понял, что этот может показать класс, может пытаться не встать наравне с ним, но попытаться дотянуться до него. И это будоражило, он уже хотел этого человека себе в противники, и надеялся, что тот выйдет вторым, или третьим. Барнс наблюдал за тем, что происходит в клетке, и понял, что даже хороший боец не стоит дольше четырех боев. Он собирался отстоять три и свалить с деньгами, прикинув, что в этот раз должно быть больше. Он взял с собой почти все, оставив только еще за месяц за квартиру, уверенный, что выиграет.
— Кто следующий желает? — спросил распорядитель, и Баки успел на секунду раньше того, в капюшоне, подскочить к клетке, а потом поставил на себя все, что у него было, предупредив, чтобы весь выигрыш ставили на него снова и снова, пока он не решит закончить. Мужчина, принимающий ставки хмыкнул про себя, прикидывая большой куш с того, когда этот самоуверенный баклан упадет, но сказал, что все будет, как Баки желает.
Баки казалось, что он знает о рукопашном бое если не все, то почти все. И не просто знает, владеет этими знаниями на практике. Он знал, что был Солдатом. Зимним Солдатом, что был не совсем человеком, вернее, совсем не человеком, и подтверждение тому — металлическая рука, которую нельзя было никому показывать. Но кем именно он был, Баки не помнил. Не хотел помнить, потому что он хотел быть человеком, хотя бы попытаться им стать.
Красиво, на публику отработав три боя, Баки понял, что странный человек в кепке и капюшоне к нему не выйдет, потому что он как завороженный пялился на него все эти три боя. Вернее, человек-то считал, что смотрел на него украдкой, вот только для Баки это было как взгляд в упор.
За три выигранных боя Баки получил здоровенную пачку денег, бегло посчитал их, поняв, что там больше десяти тысяч, сильно больше, положил выигрыш в карман и покинул место боев, отправляясь домой.
Теперь-то у него был дом, и это приятно грело душу тем, что он становится ближе к людям. А то, что он еще плохо умеет с ними общаться, потому что сам долго не был человеком, это ничего. Он быстро учится. Он даже найдет себе работу, когда обеспечит себя всем необходимым, к примеру, оплатит квартиру на год вперед, чтобы не нужно было об этом думать.
То, что за ним кто-то идет, Баки понял сразу, как только вышел из склада, где проходили бои, но дергаться не стал, мало ли кто еще решил уйти. Он вообще старался изжить свою паранойю, вечно подкидывающую ему идеи, как лучше кого-нибудь убить, откуда стрелять, чтобы было больше или меньше паники, легко определял, следит человек за ним, или просто идет. Конечно, люди просто шли теми же дорогами, что и он ходил, но иногда ему казалось, что за ним следят, и он начинал менять привычные маршруты, петлять, уходя от слежки, а потом, словно очнувшись, понимал, что никто за ним не следит, что никому он не нужен. Что он совершенно один в этом большом и не очень-то дружелюбном мире.
От этого становилось грустно, потому что иногда хотелось быть не одному, но хотелось рядом кого-то честного, кто не будет лукавить, и такого, кто не будет спрашивать про руку, и чтобы не надо было ничего вспоминать. И чтобы приходил сам, угадывая, когда нужно, потому что Баки бы не стал звать, не привык он звать.
Странный мужчина с боев все шел за ним, и теперь уже Баки был уверен, что он следит. Было два варианта: можно было уйти тихо и незаметно, а можно спросить, что ему надо. Баки уже хотел выбрать первый, потому что так было проще, потому что, даже если он спросит, никто ему ничего не ответит, не будет правды, когда человек сам окликнул его.
— Эй, подожди! Да подожди же ты! — потребовал он у Баки, словно имел права, словно делал это не в первый раз. Баки тряхнул головой, отгоняя странные мысли, потому что этого мужика он не знал. Или знал? — Круто дерешься.
— Я знаю, — кивнул Баки, ничуть не рисуясь, он просто сказал правду.
— Давно в боях участвуешь? — спросил мужик. Теперь Баки понял, что с ним не так, почему он прятался. Его лицо все было в рубцах от шрамов, не особо привлекательно смотрелось, надо сказать, но Баки было плевать на внешность, он пытался понять, что этот мужик от него хочет.
— Нет, второй раз, — Баки ответил аккуратно, но он не видел, не чувствовал в этом человеке двойного дна, словно тот точно знал, как надо с ним общаться, словно идеально подходил уже сейчас, с первых минут знакомства. — Тебе от меня что-то надо?
— Да просто познакомиться хочу, — криво улыбнувшись, пожал плечами мужик. Баки чувствовал, что он лукавит, не врет открыто, нет, он действительно хотел познакомиться, но что-то было… странное. Но этот мужик рядом ощущался правильно, словно Баки именно его и ждал, именно такого человека ему не хватало все то время, пока он скитался по городу, жил по ночлежкам и пытался осознать себя. Вот он, пришел сам, осталось только протянуть руку и назвать имя, пусть Баки и не был уверен, что оно настоящее, оно было его, потому что оно ему приснилось.
Вот только это казалось легко, а на самом деле было не так-то просто, очень непросто, ведь это создавало связь, которой Баки боялся. Он не знал, почему знакомиться с кем-то может быть смертельно опасно, просто знал, что, называя свое имя, он брал на себя некие обязательства и накладывал их на того, кому называл. Это звучало странно даже в его голове, поэтому он решил разрушить этот кирпичик в стене, которая сейчас отделяла его от общества, отделяла его от этого мужчины, с которым, Баки был уверен, будет хорошо. Будет правильно и спокойно.
— Баки, — представился он мужчине, протянув руку, как это принято у людей, зная с десяток способов, как человека можно убить при рукопожатии.
— Брок, — оскалился в подобии улыбки мужчина, но при этом он весь изображал дружелюбие, все, на какое вообще был способен, и Баки тоже ему улыбнулся, тоже как мог.
— Тут парк в десяти кварталах, прогуляемся? — предложил Брок, и Баки кивнул. Прогулка по парку, не важно, что ночью, да еще далеко от его дома не была опасна.
— Ты тоже дерешься? — спросил Баки, когда они уже довольно долго шли по тихим практически пустым улицами не спеша заговаривать друг с другом, но и не собираясь расходиться. Они шли гулять в парк.
— Иногда, — Брок скинул капюшон и улыбнулся-оскалился проходящей мимо девушке, которая шарахнулась от него, как от огня, потом глянула на Баки и шарахнулась еще сильнее. — Странно, ты вроде смазливый, а бабы от тебя шарахаются.
На то, что шарахнулась она большей частью от Брока, Баки указывать не стал, потому что понимал, что он тоже не само обаяние.
— Ты всегда такой дружелюбный? — снова спросил Брок.
— Мне не очень нравятся люди, — честно ответил Баки. С Броком хотелось быть честным, это казалось естественным, правильным, словно именно с этим человеком так и должно было быть. Он чувствовал с ним определенное сродство, словно они были давно знакомы, но где и когда они могли познакомиться, Баки не знал, потому что очень хорошо помнил свой год, и в нем не было этого мужчины. Брока. Никого ни с такой внешностью, ни с таким именем.
— Нравятся они тебе или нет, это не важно, — махнул рукой Брок. — Надо располагать к себе этих тварей, чтобы они не пытались тебя наебать на ровном месте. Понимаешь?
— Люди врут, — как что-то обыденное сказал Баки. — Мне тяжело, когда мне врут, мне хочется вызнать правду. Любыми способами.
Он не стал говорить, что ложь сбивает его с толку, ему кажется, что он где-то ошибся, что-то сделал неверно, и ошибка эта будет стоить ему жизни. Сам он знал, что умеет врать, но врать ему не нравилось.
— Да, Баки, все люди лицемерные пиздливые твари, — согласился Брок.
— Почему ты не врешь? — вдруг спросил Баки, потому что он так привык к тому, что ему врут, что честность Брока даже ставила его в тупик.
— Не вижу смысла, — пожал плечами Брок. — Мы с тобой только познакомились, детей нам не крестить, так нахуй врать? О чем мне тебе соврать?
— Почему ты решил со мной познакомиться? Ты смотрел на меня все три боя, думая, что я этого не вижу, — подумав, заговорил Баки. — А потом вышел за мной и сказал, что хочешь познакомиться. Зачем?
— Я думал, что знаю тебя, — ответил Брок, а Баки понял, что не уловил ни крупицы фальши, но Брок еще не все сказал. — Ты дерешься как тот, кого я знал. Я сначала подумал, что это он, но потом понял, что нет.
— Он был тебе дорог, — понял Баки, он вообще довольно много понимал, если вникал в то, что ему говорят. Обычно понимать не хотелось, потому что у всех было одно и то же. Простое и, чаще всего, меркантильное. Тут тоже не было ничего сложного, но сейчас не врали да и, честно сказать, стало интересно, кто может драться так же, как он. Он знал только одного, человека, которого вытащил из Потомака. Неужели Брок тоже его знал?
— Был, — кивнул Брок, не став спорить, а потом, странно посмотрев на Баки, добавил. — Но его больше нет.
— Мне … жаль, — уверенно закончил он, потому что ему действительно было жаль, что у Брока больше нет того, кто был ему дорог. У самого Баки тоже был кто-то, давно, он иногда приходил во снах, но его больше не было в реальности, поэтому он Брока понимал. Хотя бы в этом.
— Не жалей, ему сейчас лучше, чем было со мной, — отмахнулся Брок.
Они вошли с освещенной фонарями улицы в тенистое нутро парка и медленно побрели по дорожке. На одной из лавочек спал бездомный, в отдалении слышался смех какой-то развеселой компании, но они просто шли вглубь парка, никого не страшась.
Баки было странно говорить о личном с совершенно незнакомым человеком, даже несмотря на то, что говорил, в основном, Брок.
— Я тебе чего сказать хотел, ты людям улыбаешься, как будто размышляешь, под каким соусом их есть будешь, — после долгого молчания заговорил Брок. — Вот они и начинают нервничать, пиздеть тебе почем зря и шарахаться. Давай, подумай о чем-нибудь хорошем и улыбнись мне.
Это было странно, вся ситуация: незнакомец в темном парке учил его улыбаться. Баки всегда казалось, что он улыбается дружелюбно, он никогда не думал, что его улыбка вызывает такие мысли.
О чем подумать, Баки не знал, потому что хорошего было не ахти, как много, и он подумал о своем новом теплом одеяле, и улыбнулся. И Брок тоже улыбнулся ему в ответ, не оскалился своими побитыми шрамами губами, а именно улыбнулся, наверное тоже подумал о чем-то хорошем.
— Молодец! — похвалил его Брок, несильно хлопнув по плечу, и это что-то всколыхнуло внутри Баки, потому что этот хлопок был такой знакомый, и рука, и сила удара, и место… Кто-то уже делал так же, и ему было это приятно. Кто-то так же хвалил Баки в том времени, которое он не хотел помнить. — О чем подумал-то?
— Я себе одеяло купил новое, — несколько смутившись сказал Баки, почему-то с Броком было легко говорить о чем угодно, даже о такой глупости, как одеяло, — вот о нем.
— Любишь потеплее? — заключил Брок.
— И это тоже. Просто оно большое и, да, теплое, — Баки снова улыбнулся и по реакции Брока понял, что именно так, как надо улыбаться людям.
— Один живешь? — спросил Брок словно между делом, но Баки уловил неподдельный интерес и какую-то еще, другую эмоцию, словно Броку было очень важно узнать, живет ли Баки один, но не для того, чтобы навредить ему, и не потому, что интересно, а важно, что ли.
— Да, один, — легко ответил Баки, словно был уверен, что Броку можно доверять. С другой стороны, Если бы Брок хотел причинить ему вред или отобрать его деньги, у него была масса возможностей, потому что они уже давно шли по довольно темной части парка, вот только у него не было ни шанса это сделать.
— Молодец, — искренне похвалил Брок, словно самостоятельность Баки была чем-то для него важным.
— Ты часто дерешься? — спросил Баки, он хотел знать, как часто имеет смысл приходить ему, чтобы это не было странным, ведь он просто не мог проиграть простому человеку, откуда-то Баки был в этом уверен.
— Да как тебе сказать, — Брок пожал плечами и сплюнул на влажный после дождя асфальт. — Когда деньги нужны.
— А ты проигрывал?
— Нет, я знаю, когда остановиться, — ответил ему Брок, и Баки посмотрел на него заинтересованно.
— Мне ты проиграешь, — уверенно, даже как-то самодовольно сказал Баки.
— Ты это в клетке проверить хочешь? — опасно оскалился-улыбнулся Брок, словно ему бросили вызов.
— Нет, — Баки очень хотелось подраться с Броком, не умотать его, разбив лицо в кровь, не вырубить, а окунуться в бой, в танец, где на каждый твой удар у противника есть, чем ответить. — Но проверить хочу.
И Баки улыбнулся, вкладывая в улыбку весь свой азарт, предвкушение, и Брок улыбнулся ему в ответ. Уже это было похоже на начало того танца, о котором так мечтал Баки, впервые оказавшись в клетке. Он был уверен, что это было из его прошлой жизни, и это было чем-то приятным, чем-то, что радовало его.
— Хорошо, Баки, — кивнул Брок, словно пробуя имя на вкус. — Мы станцуем. Приходи завтра одиннадцать-одиннадцать на четырнадцатой. Найдешь?
— Найду, — кивнул Баки, боясь, что на этом прогулка закончится, но Брок не спешил с ним расставаться.
Баки внезапно захотелось, чтобы это был именно тот человек, который ему нужен. Который бы приходил сам, который бы помогал, но не задавал бы ненужных вопросов. Который не спрашивал бы про руку, даже зная, какая она.
— Рассказывай, как дошел до того, что бьешься за деньги, — предложил Брок так, словно они были старые друзья, которые давно не виделись и вот встретились и гуляют сейчас, разговаривая о жизни.
И это все было, кроме самого главного — они не были друзьями. Но Баки казалось, что Брок знает его, а он знает Брока, что они давно знакомы, и можно действительно взять и рассказать, как он дошел до такой жизни. Потому что раньше было хуже, а сейчас он даже молодец. Хотелось хоть кому-то об этом рассказать. А чем незнакомец, который позвал завтра проверить, кто из них круче, хуже кого бы то ни было другого, если этот незнакомец ощущался близким и родным?
— Я не знаю, кем я был, — почему-то Баки начал сначала, с того начала, которое у него было. Он никому об этом не рассказывал, но, похоже, пришло время. — Я просто однажды очнулся на улице, помня странное, но кто я — я не знаю. А имя мне вообще приснилось. Я по ночлежкам жил, а две недели назад пришел человек и предложил легкие деньги. Ну и вот… А ты как?
— Думаешь, с такой рожей много куда работать берут? — Брок откинул капюшон, зло стянул кепку, вставая так, чтобы свет ближайшего фонаря хорошо его осветил. Зрелище было не самое приятное, но Баки был уверен, что видел много худшие вещи. А шрамы… Ну а что шрамы, если человек звучит с тобой в унисон. А Брок звучал, и еще как.