Таким образом я, споря с самой собой, делаю первые пару шагов, надеясь, что поступаю правильно, но не успеваю даже отдалиться от автоматов, как мой капюшон под давлением слетает с головы, освобождая копну темных спутанных волос. По спине бежит табун мурашек. Непонятный холод оседает внизу живота, заставляя глотать комок, мешающий мне дышать всё то время, пока топчусь на месте, всё-таки вынуждая себя обернуться. Но ОʼБрайен уже уходит. Ко мне спиной. В противоположную сторону, при этом движения его не скованы, словно то, что он сделал, вовсе не является чем-то странным, но только не для меня. Мне не нравится, когда меня касаются, трогают, и не важно, как именно. Смотрю ему вслед, едва хмуря брови, после чего неуверенно продолжаю идти, пытаясь понять, что это может значить?
Глупо, но такое чувство, что парень дал понять, что заметил меня.
Он меня видит.
Запись №89
5:09 a.m.
Ваш мир когда-нибудь падал? Корабль сознания терпел крушение, бессильно потянув на самое дно? А ведь именно это читается в глазах, видится в улыбках.
И она улыбается.
Хотя эмоции, переполняющие её в данный момент, не имеют никакого отношения к радости. Безумное моральное возбуждение, от которого кружит голову. Девушка сидит в позе йога перед ноутбуком, но в обзор камеры всё так же не попадают её глаза, лишь черные волосы, локонами липшие к потному лицу, холодные капли стекают по коже, по вискам, по губам, отчего кончиком языка чувствует соленый привкус. Тонкие руки истерзаны ногтями, губы искусаны зубами, мягкая кожа лица растерта до красноты, а пальцы сжимают железную зажигалку, огонек которой весело искрится, словно являясь единственным источником света в темном мире, в котором существует девушка. Но даже свет готов ранить. Язык яркого пламени вот-вот коснется щеки, по которой текут слезы. Капли, одна за другой, но не слышно горького мычания, ведь губы сжаты, растянуты.
Нужно больше боли.
Пожалуйста, дайте больше.
***
Мне нравится предмет обществознание, который ведет мужчина лет тридцати. Он недавно устроился в нашу школу, но уже смог занять особое положение среди преподавателей. Отличается своим сарказмом и простым отношением к ученикам, объясняя это тем, что всю жизнь мы только и делаем, что пытаемся занять какое-то положение в обществе, в котором являемся лишь песчинкой, поэтому он не видит смысла стараться вызывать симпатию у кого-то, кто не имеет к его жизни отношения. Кажется, он по-прежнему одинок, поэтому все девушки только и делают, что слюни пускают, ведь выглядит он довольно привлекательно. И я не спорю с этим.
В кабинете постоянно пахнет влагой, окна нараспашку, так что голова проветривается после тяжелых первых уроков, которые оставляют внутри меня осадок, и от него мне стоит избавиться хотя бы сегодня вечером, чтобы завтра заставить себя выйти из дома. Не хочу, чтобы родителям показалось, что со мной что-то не так. Им нельзя волноваться или переживать. Не помню, с каких пор или даже причину тому, что они принимают успокоительные препараты, прописанные нашим семейным доктором. Родители не хотят говорить об этом, так что я остаюсь в неведении, правда, такое чувство, что Элис хорошо понимает их, так как недавно я видела, как она закидывала в рот белую капсулу, с отвращением проглатывая.
Мне хочется помочь. Проявить заботу по отношению к тем, кого люблю, но как это сделать, если они сами не позволяют понять их. Словно меня нарочно не посвящают в проблемы.
Смотрю в стол, рисуя круги на листе тетради, исписанной разными словами, не имеющими отношения к обществознанию.
Мужчина стоит спиной к учащимся, не видя, как мои одноклассницы буквально раздевают его взглядом, стягивая пиджак и галстук. Мистер Алан Рилман всегда отмечает, что внешние данные так же играют роль как в преподавании, так и в современном мире в общем, ведь, как ни крути, но «книгу принято оценивать по обложке». Эта правда задевает меня каждый раз, стоит мне взглянуть на себя в зеркало, что я делаю не так часто. Иногда забываю, какой цвет у моих глаз, как выглядит мое лицо, когда я улыбаюсь, сколько эмоциональных морщинок покрывают мою кожу, а та бледная или здорового оттенка? Не помню. Знаю лишь то, что сейчас на моей правой щеке пластырь, под которым я скрываю легкий ожог.
— Итак, — мужчина с темными волосами, слегка взъерошенными, отряхивает ладони от мела, сев на угол своего стола, и смотрит на класс, продолжив. — Мои ярые любители обществознания. Сегодня тема, — тычет пальцем в потолок. — Не менее важная, и зовется она: «Психология социальной коммуникации», то есть общения, — внимательно оглядывает присутствующих, оценивает, решая сразу перейти к сути дела. — Думаю, все хорошо осознают, какую роль играет взаимодействие людей в обществе. Так, что по вашему такое общение? — Начинает расспрашивать класс, чтобы узнать мнение большинства, а я молча пялюсь в свою тетрадь, прислушиваясь к тихому, медленному дыханию парня, который вновь сидит рядом, стуча карандашом по столу. Он не заинтересовано смотрит в окно, вовсе не желая участвовать в обсуждении темы, которая очень даже актуальна как для меня, так и для него. ОʼБрайен не похож на того, кто горит общаться с другими.
Я немного поддаюсь вперед, чтобы прижаться грудью к краю парты, но при этом сама того не осознаю, как попадаю в поле зрения парня, который ерзает на стуле, отворачивая голову. Позади меня свободная парта, так что в следующий раз сяду туда. От ОʼБрайена тянет легким запахом никотина, интересно, почему он курит? И как часто он это делает? Задумывается ли о последствиях этой вредной привычки?
-… Вы отчасти правы, но что для вас значит общение? Я спрашиваю не материал из википедии, а именно ваше мнение, — учитель встает, сунув одну руку в карман темных брюк, а другой начинает жестикулировать. — Лично для меня общение — это способ стать ближе с человеком, к которому, допустим, имею интерес. Мне хочется узнать о нем, понимаете? Общение приводит к доверию, а это не мало важно…
Алан Рилман продолжает говорить, но, к сожалению, после его слов я углубляюсь в себя, пропадая в собственных рассуждениях. Чувствую, как поверхность нашего мира начинает давить на меня, нарочно заставляет сутулить плечи, уже уставшие глаза прикрываются. Мне не нравится вот так выпадать из реальности на людях, ибо в этот момент я становлюсь уязвимой. Меня подавляют внутренние толчки к какому-то действию, поступку, после которого я, возможно, буду чувствовать себя жалкой, но речь учителя лишь добавляет масла в огонь, давно горящий в груди. Мне жарко. В горле становится сухо только от одной мысли о том, что можно было бы сделать. Краем глаза смотрю на ОʼБрайена, но кроме безэмоционального выражения ничего на его лице не вижу. Он пальцами поправляет бейсболку на голове, упершись локтями на стол, чтобы сгорбиться, будто под чьим-то давлением. Словно чувствует то же, что и я.
Нервно кручу в руках карандаш. Мои губы уже плотно сжаты от волнения. Подношу пишущий предмет к краю листа своей тетради.
Хоуп. Прекрати.
Рука дрогнула от неприятного чувства, от которого скрутило живот. Это неправильно, Хоуп, черт, хватит делать то, что вызывает внутри такой дискомфорт. Ты выбиваешь саму себя из колеи. Этого нельзя делать, пока ты не в своей комнате, помнишь, к чему это может привести? Опасно. Играешь с огнем.
Но я двигаю карандашом, игнорируя внутреннюю панику, которая растет с каждой секундой, пока вырисовываю заглавную букву «Э».
И в этот же момент мой внутренний мир переворачивается. Рушится. И я сама подтолкнула себя к этому.
Хоуп, оставь это.
Замираю. Застываю в своем времени, понимая, как глупо себя веду в данный момент. Кому-то это покажется пустяком, но мне неприятно даже писать свое имя. Когда все вокруг произносят его с таким отвращением, то и ты на автомате начинаешь воспринимать его таким образом. Господи, Хоуп, чем ты занимаешься?
Над тобой будут смеяться, разве нет?
Кончик карандаша трясется, ведь рука дрожит, мешая принять какое-либо решение. Но его приходится временно отложить, ведь замечаю, как парень подносит карандаш к полям своей тетради. Мои веки широко раскрываются от смятения и растерянности, когда он медленно, словно проверяя мою реакцию, вырисовывает заглавную букву «М», — и сердце пропускает удар. Мощный, сокрушающий мой мозг вместе с сознанием. Чувство тошноты подкатило к горлу, заставляя согнуться пополам, чуть было не коснувшись лбом поверхности парты. Короткие, тихие вздохи срываются с губ. Эта необычная реакция была отмечена мною еще в седьмом классе. Когда мне хотелось поговорить с кем-то о личном, то я бежала к маме, но всегда после беседы начинала чувствовать тошноту и отвращение к самой себе, словно то, что я раскрывалась кому-то, было неправильным, неестественным. И сейчас я чувствую себя ужасно.
Ужасней, чем когда-либо.
Хоуп, что ты, черт возьми, делаешь?!
С этой мыслью, словно ужаленная пчелой в одно место, я подскакиваю на стуле, собирая все со стола. Парень слишком резко прячет руку, в пальцах которой сжимает карандаш, под стол, будто ожидал именно такой реакции, поэтому отворачивается к окну, не желая случайно пересечься со мной взглядом. Игнорирую вопрос со стороны учителя и взгляды одноклассников, в прямом смысле убегая из кабинета, где всегда гудит ветер из-за открытых окон. Мне просто необходимо остаться одной.
В пустом коридоре не горит свет. Двери кабинетов плотно закрыты, а голоса эхом сопровождают меня до уборной, где звук моих шагов кажется раскатом грома. Вбегаю в небольшое помещение, истерически радуясь, что оно пустое, и подхожу к раковине, бросив все вещи на помытый влажной тряпкой пол. Тяжело дышу через нос, кручу холодные ручки крана, чтобы привести себя в порядок ледяной водой. Умываю горячее лицо, прижимая ладони к коже, чтобы закрыть глаза, не видеть себя, и стою, не шевелясь, пока скачущее сердце не начинает при каждом выдохе отчаянно ныть. Головная боль вновь пронзает, и в этом виновата я. Мне не стоит делать нечто подобное, ибо в первую очередь это лишает меня возможности сохранять спокойствие. И я хорошо понимаю, как стоит поступить, чтобы ничего подобного не случалось вновь. Мне неясен мой интерес к молчаливому соседу, но это явно не то, на что я должна тратить время.
Верно, и о чем ты только думаешь, Хоуп?
Иногда я забываю о том, кем являюсь.
***
Громкие голоса разной тональности — вот, из-за чего сейчас неплохо бы повеситься. И от собственных мыслей у ОʼБрайена по коже бегут мурашки. С некоторых пор парень вовсе изменил свое мнение, касающееся суицида и смерти в целом. Его отношение к подобным вещам приобрело новый «оттенок», заставляющий переосмыслить многое, направить собственное сознание в новое русло, вот только жизнь с этого не меняется, а только сереет, как небо, которое стягивается бледными облаками. Смотрит в сторону окна, опершись щекой на сжатый кулак, вдруг осознав кое-что не менее забавное.
Этот день должен быть таким.
По заляпанному отпечатками пальцев стеклу стекают капли дождя, гоняемые в разные стороны поднявшимся ветром, который резко ворвался в шумное помещение, сорвав со стола преподавателя белые листы. Мало кто из присутствующих уделяет внимание разыгравшейся за окном буре, которая усиливается на глазах ОʼБрайена. Со стороны горизонта темнеющего океана доносится грубый вой, природа начинает «кричать», аромат соленой воды приносит наслаждение, поэтому парень глотает его, наполняя легкие. Впервые за это время он вздыхает полной грудью. Вот уже чувствуется аромат дождя, а его шум доносится до ушей, но ему этого мало. ОʼБрайен бросает взгляд на учителя, который ругается под нос, собирая с пола листы бумаги. Урок пока не начинается, так что время есть, хотя парня это мало волнует. Он поднимается со стула, окинув темным взглядом пустое место рядом с собой, после чего перебрасывает рюкзак через плечо, медленно бредя к выходу, и даже когда звонок оглушает всех присутствующих, он не думает вернуться с сожалением, продолжает шаркать ногами, краем глаза замечает, что Джизи смотрит на него, но не окликает. Так же поступает учитель, который хорошо понимает, что ученик буквально сваливает с урока. Меньше народа — больше кислорода.
— Закройте окно! — дает приказ, бросив все листы на стол в одну кучу.
Коридор пустеет. По стеклам стекают ручьи воды, а где-то вдали начинает греметь, и этот потрясающий звук вызывает вибрацию в животе парня, который не спешит, наслаждаясь растущим стихийным безумием, которого так давно ждет. С того самого дня, когда вся его жизнь к чертям встала с ног на голову. Так что, получишь желаемое, ОʼБрайен не думает сидеть в пыльном помещении класса, пытаясь бороться с раздражением, которое вызывают у него большинство людей, окружающих его каждый день. Сейчас он хочет побыть один. Нет, это желание, конечно, не пропадает на протяжении уже десяти лет, но сейчас, в данный момент, ему необходимо это, как никогда раньше.
Спускается по темной лестнице вниз, выходит на первый этаж, сворачивая в сторону спортивного зала, чтобы выйти на задний двор школы. Он минует кабинет учителя физкультуры, который стоит у зеркала, приподняв ткань футболки, и разглядывает шрам на пояснице, слегка морща брови. ОʼБрайен проходит спортивный зал, толкая дверь рукой, и немного мнется, остановившись на пороге, когда в большое помещение с высоким потолком врывается сильный ветер, пропитанный ароматом дождя. Капли летят ему в лицо, но не щурит веки, продолжая уверенно стоять на месте, невольно расслабляя мускулы лица, которые большую часть времени находятся в непосредственном напряжении. Закрывает дверь за собой, выходя вперед, ведь от дождя кое-как спасает козырек — небольшой выступ над головой. Парень прижимается к стене спиной, расслабленно опустив руки вдоль тела, и закидывает голову, пуская изо рта пар. И доза никотина сейчас не понадобится. Значительно холодает, кажется, температура упала резко, за какие-то жалкие секунды, пока он спускался сюда. Не застегивает кофту, наоборот желая, чтобы ветер полностью смог окутать, так что не двигается, решая провести здесь какое-то время, прежде чем отправиться домой. Да, он не думает возвращаться в класс. Только не сейчас, иначе сам же разрушит окружающую его идиллию.
Но по закону жанра это делает не он. Карие радужки глаз с черными пропастями в центре медленно скользнули вбок, но головы парень не повернул. Девушка обнимает себя руками, всё так же смотря под ноги при ходьбе, поэтому не сразу замечает, что то место, где обычно она проводит время, уже занято. Опять. Хоуп даже успевает огрызнуться от собственного бессилия, ведь ОʼБрайен снова делает это.
Он постоянно занимает её места.
Девушка с отрешенным видом смотрит в ноги парня, сильнее сжимая плечи руками. Её одежда уже вымокла, а капюшон кофты прилипает к голове, не в силах защитить от дождя. Крупные капли бьют по бледным щекам, словно желают оставить небольшие отметины, причинить ту самую боль, в которой так нуждается Хоуп. Девушка устает хмурить брови, поэтому лицо расслабленно. Она отступает назад, но не уходит, прижавшись спиной к грубой стене, и продолжает сверлить спокойным взглядом землю. Её не смущает тот факт, что она полностью промокает. Не впервой. Но её крайне смущает присутствие «лишнего», чужого, так что не выходит расслабиться настолько, как она хочет. Напряженно стоит на месте, ожидая, что парень вскоре уйдет, но этого не происходит. ОʼБрайен продолжает стоять на месте, переминаясь с ноги на ногу, и смотреть перед собой, с таким же успехом не обращая внимания на Хоуп, как поступает она с ним. Девушка прикрывает веки всего на секунду, чтобы проникнуться шумом дождя и воем ветра, а так же ощутить привкус соли на языке. Желание отправиться на берег тут же загорается внутри, хоть в данный момент это опасно. Вновь открывает глаза, не в силах сдержаться, поэтому поднимает голову. Высоко, насколько это возможно, чтобы взглянуть в темное, бугристое небо, покрытое черными тучами, где-то «под ними» яркие вспышки озаряют светом облака, после чего гром приятно ласкает уши.
Она вновь теряется. В ветре, дожде, вое, шуме, громе, молниях.
Она каждый раз распадается на куски, после чего постепенно собирает себя заново.
Именно в такие моменты Хоуп понимает, как сильно устает от всего, что окружает её каждый день, от всех тех лиц, что с презрением в глазах смотрят на неё, словно выжидая, когда она сломается, когда сорвется, унесется прочь с криками и воплями, проклиная своих обидчиков. Но она слишком устала для того, чтобы выплескивать, да и вообще проявлять сильные эмоции.
Девушка, родившаяся уже с опухшими от усталости глазами.
Она не успевает начать жить, но уже валится с ног под давлением реальности.
Хоуп хмурит брови, аккуратно повернув голову, чтобы понять, собирается ли парень покинуть это место, позволив ей спокойно отдохнуть, но нет. Её зрачки стеклянно блестят, когда их взгляды пересекаются. ОʼБрайен искоса смотрит на неё, так же рассчитывая, что «нарушитель» его спокойствия уйдет. Шумная природная тишина. Молчат, продолжая сверлить друг друга равнодушными взглядами, словно сражаясь, мысленно подавляют, но морально не воздействуют, поэтому остаются неподвижными.