– Много абонементов вернули?
– Не настолько, чтобы переживать. Через неделю об этом никто и не вспомнит. Мы пытаемся выкупать все, что поступает в продажу – я повесил бесплатный номер на сайт. Но звонят мало. Билеты слишком быстро отправляются на крейглист. (сайт электронных объявлений – прим. пер.)
Ха. Я не знаю, верить ему или нет.
– Окей.
– Это все?
– Да.
– Я тебе сообщу, понадобится ли твое присутствие на послематчевой пресс-конференции. Посмотрим, как пройдет игра.
Звучит немного зловеще, но я решаю не спрашивать, почему.
Фрэнк, обойдя меня, открывает дверь в раздевалку. Я захожу следом за ним, и команда на разный лад здоровается со мной.
– Как Джейми? – спрашивает кто-то.
– Нормально, – отвечаю я во второй раз за последние пять минут. – Его сестра приехала, чтобы пару дней с ним посидеть.
– Ну и хорошо.
– Угу, – соглашаюсь я с чувством вины. О Джейми должен был заботиться я. Но вместо этого я стою в чужой раздевалке и пытаюсь найти, где мое место.
– Сюда, – зовет меня Хьюитт. Он показывает на скамью, и я вижу над ней свое джерси.
– Спасибо. – Я начинаю снимать одежду. До выхода на каток остались считанные минуты.
– Сегодня будем отрабатывать игру в меньшинстве, – говорит он, садясь рядом со мной, – уже в коньках и готовый идти.
– Окей, – отвечаю я, слушая нашего командного тафгая в пол-уха. – А почему? (тафгай – игрок хоккейной команды, основной задачей которого является препятствование развитию успеха соперников силовыми приемами, «выключение» из игры наиболее опасных форвардов команды-соперника и защита самых ценных игроков своей команды – прим. пер.)
– Кто-нибудь точно сядет, если на тебя начнут наезжать.
У меня падает сердце – аж до самого чертова пола.
– Почему ты решил, что на меня начнут наезжать? – Но это же очевидно. Готов поспорить, сегодня судьям придется непросто. Их вряд ли учили, как управляться с командами, желающими размазать гомосексуального игрока.
– Может и не начнут, – быстро говорит Хьюитт. – Просто мы должны быть готовы. Друг, я планирую отсидеть на скамейке столько минут, сколько потребуется. Мы не дадим этим козлам спуска.
Черт! Именно этого я и надеялся избежать. Если бы я совершил каминг-аут летом, то до начала следующего сезона эта новость успела бы устареть, и моим товарищам не пришлось бы менять стиль игры, чтобы меня защитить.
– Слушай, – тихо говорю я. – Я ценю это. Правда, ценю. Но не набрасывайся на первого же парня, который назовет меня педиком. Нет смысла превращать игру в свалку, если мы можем этого избежать. Держи себя поначалу в руках. Давай просто посмотрим, что будет.
Хьюитт медленно кивает. Потом хлопает меня по спине и встает.
– Окей, новичок. Буду сдерживать своего Халка. Какое-то время.
***
Всю тренировку я не жалею себя. Но когда нас отправляют в отель отдыхать, заснуть не выходит. Я звоню Джейми. Не отвечает. Наверное, спит.
Это же хорошо, верно?
Но я все равно беспокоюсь. Вообще, я нечасто бываю так взвинчен перед игрой.
После нескольких тревожных часов я снова переношусь в центр суеты на катке. Мы команда гостей, так что во время объявления состава получаем от болельщиков свою порцию шума. Обычно я пропускаю это дерьмо мимо ушей, но сегодня отгородиться от него не могу. Мне кажется, или неодобрительный гул стал громче обычного? Не пожалеет ли клуб, что нанял меня?
Игра начинается, в целом, нормально, но мои товарищи по команде заметно напряжены, и я знаю, что это из-за меня. Когда моя пятерка выходит на вбрасывание, я оказываюсь плечом к плечу с парнем по фамилии Чукас.
– Значит, ты педик, да? – говорит он. – Если я прижму тебя к бортику, у тебя случится стояк?
– Только если сначала ты меня поцелуешь, – парирую я, не отводя глаз от шайбы, и борьба начинается. Играя в хоккей, я отметаю от себя все сомнения. Иначе нельзя. Тут требуется предельная концентрация. За это я и люблю хоккей. Такой кайф отбросить на пару часов свою жизнь и видеть только фигуры в движении на ослепительно-белой простыне льда.
К концу первого периода становится ясно, что сегодняшняя встреча не грубее и не дружелюбнее предыдущих. Все идет, как всегда – энергично и бурно, – и в третьем периоде мои парни перестают зажиматься.
Что, впрочем, происходит несколько поздно – дело заканчивается всего лишь ничьей, хотя мы могли сыграть много лучше. Но я в кои-то веки считаю ничью за победу. Завтра в газетах не будет язвительных заголовков на тему моей игры.
Неделю назад я сделал хет-трик. А сегодня я радуюсь, что моей фамилии не назовут в новостях. Считайте, что мои стандарты понизились.
Я ухожу в раздевалку, обливаясь потом и с ощущением облегчения от того, что НХЛ благополучно пережила игру с первым открытым «голубым» игроком. Отбрасываю щитки и сразу, не заходя в душ, достаю телефон. Уже почти десять, и я хочу позвонить Джейми, пока он еще не заснул. Я набираю номер, надеясь, что не разбужу его. Он немедленно отвечает.
– У нас есть собаки?
– Что, бэби? Я не расслышал.
– Собаки. Чивейлеры. Разве они у нас есть?
По моей вспотевшей спине ползет холодок.
– Нет… собак у нас нет. – Он что, разыгрывает меня?
– Я хочу щенка, – говорит Джейми. В его голосе хрип. – Всегда хотел. С самого детства. Но родители сказали, что у них уже есть шесть детей, и новых зверей им в доме не надо.
Мой мозг не успевает за ним поспевать.
– Бэби, у тебя температура?
– Не знаю… Но здесь очень жарко.
– Где ты? – А то я в десяти секундах от того, чтобы набрать 911.
– В кровати. А ты где? Почему ты не здесь?
По всей моей коже распространяется холод.
– Бэби, я в Нэшвилле, – говорю осторожно. – Улетел на игру. А где Джесс? Она должна быть с тобой.
– Ну… – говорит он со вздохом. – Не знаю. Не вижу ее.
Тут он начинает кашлять – ужасным, захлебывающимся, мокрым кашлем, – а я стою с телефоном, прижатым к вспотевшей щеке, и слушаю, как он не может вздохнуть. Еще никогда в жизни я не чувствовал себя настолько беспомощным.
– Джейми, – говорю я, наконец, когда его отпускает. – Скажи, ты…
Он снова заходится кашлем.
Я замечаю, что мое внимание пытается привлечь Фрэнк Донован. Он показывает на часы, потом на душевую. Очевидно, хочет, чтобы я пошел на его идиотскую пресс-конференцию.
Я отмахиваюсь от него или, по крайней мере, пытаюсь. Тогда он становится передо мной, но я все равно его игнорирую.
– Джейми, – умоляюще говорю я, когда он снова перестает кашлять. – Я люблю тебя, но сейчас мне надо повесить трубку и позвонить Джесс. Она слышала твой кашель?
– Не знаю, – бормочет он. – Хочу спать…
– Окей. – Я лихорадочно соображаю. Что же мне делать? – Если сможешь – поспи. Но если твоя сестра скажет, что тебе надо в больницу, ты согласишься поехать, окей?
– Не, – шепчет он. – Пока. – И линия затихает.
– Блядь! – ору я.
– Что случилось? – спрашивает Фрэнк.
Я слишком испуган, чтобы ответить. Я набираю Джесс и слушаю длинные гудки. Когда в итоге включается голосовая почта, я отключаюсь и пробую дозвониться до нее еще раз. Ничего.
– Эриксон? – зову я.
– Да? – Он вытирается у своего шкафчика.
– Окажи мне услугу, позвони со своего мобильника Блейку. Это срочно. Надо, чтобы он спустился ко мне.
Эриксон, не задавая вопросов, сует руку в карман пиджака и достает телефон.
Я опять набираю Джесс. Где ее носит? На четвертой попытке она отвечает.
– Вес?
– Где ты? – рявкаю я.
– У тебя дома! – У нее какой-то запыхавшийся голос.
– Серьезно? А то я сейчас разговаривал с Джейми, и он бредит. Думает, что у нас завелся какой-то чивейлер, а его кашель похож на предсмертный хрип. – Меня пробирает дрожь. – Где Блейк?
– Э… Блейк? Я не знаю.
Но внезапно на фоне начинает играть «Who Let The Dogs Out» – рингтон Блейка.
– Стоп. Это он?
– Только-только зашел. – Теперь я слышу в ее тоне нервозность.
– Ладно, послушай меня. Джейми нужна помощь. Он сказал, что в постели. Если дверь заперта, скажи Блейку, чтобы он ее выломал. Возможно, вам придется поехать в больницу.
– О боже, – выдыхает она. – Я перезвоню через десять минут.
– Все хорошо? – спрашивает Фрэнк, когда я отключаюсь.
– Нет. Все херово. У вас есть знакомые врачи?
– Врачи? – Он, вспоминая, поднимает взгляд к потолку. – Разве что наш бывший командный врач. Он три года назад вышел на пенсию. Живет в Роуздейле. А что?
– С Джейми что-то не то. У него температура и адский кашель. Блядь… Не надо было мне уезжать.
У Фрэнка вытягивается лицо.
– Похоже на пневмонию. Он мог подхватить вторичную инфекцию. Ему нужно в больницу.
– Я ЗНАЮ! – кричу я, и все в помещении – включая нескольких журналистов – оборачиваются. – Я знаю, – повторяю я тише. – Дайте мне номер того врача. Мне нужна помощь.
Глава 21
Джейми
Неделю спустя
Все повторяется как в дежавю.
Опять выписка из больницы. Опять инвалидное кресло. Опять стервятники-репортеры и скоростной побег на арендованной Весом машине.
Прошедшая неделя была похожа на ад. Я снова обнаружил себя в ебучей больнице – но лишь на четвертый день, потому что первые три был в отключке. Очнувшись, я увидел, что на меня смотрят с тревогой в глазах медсестра Берта и моя мать.
Никогда не болейте пневмонией. Просто не надо. Она настоящая стерва.
Но теперь мой жар наконец-то прошел. Утром мама и Джесс улетели назад в Калифорнию, и если честно, я даже рад. Особенно тому, что уехала Джесс. Я люблю ее, но она всю неделю была сама не своя. Она чувствовала себя такой виноватой из-за того, что в ее смену у меня подскочила температура, что прилепилась ко мне как репей. Пару раз маме пришлось отсылать ее домой, потому что я больше не мог выносить груза ее гиперопеки.
Мы с Весом молча выходим из лифта. У меня немного подкашиваются ноги, и когда на середине коридора я спотыкаюсь, он пытается взять меня под руку, но я бросаю на него хмурый взгляд. Мне до смерти надоело, что надо мной все хлопочут, будто я инвалид.
Не говоря ни слова, он опускает руку. Мы добираемся до квартиры. Вес открывает замок, распахивает дверь и, зайдя внутрь, бросает сумку с моими вещами на пол. А потом останавливается в центре гостиной и глядит на меня.
– Тебе что-нибудь нужно? – скованно говорит он. – Поесть? Принять душ? Налить тебе чаю?
Чаю? Я что, бабуля со слабым желудком, который не может переварить чашку крепкого кофе?
К моему горлу поднимается горечь, но я заставляю себя проглотить ее, потому что это несправедливо по отношению к Весу. Он же не виноват, что я слег с пневмонией. И я знаю, в какой панике он был всю неделю.
Ему пришлось отыграть еще две выездные игры, прежде чем он смог повидать меня. Не то чтобы я замечал его отсутствие в своем полубреду. Но команда не разрешила ему взять внеочередной отпуск, потому что в больнице со мной были моя мать и сестра.
Сегодня утром он сказал, что даже не запомнил те игры – настолько боялся и переживал за меня – и в каждую свободную минуту звонил всем, кто со мной был.
Я должен целовать ему ноги за то, что он такой любящий и заботливый бойфренд. Но вместо этого… злюсь. На него. На свой организм. Блядь, на все. Плюс меня целую неделю накачивали лекарствами, от которых в голове наступил полный разброд. Утром у меня начался курс стероидов, и от них я ощущаю какую-то странную искусственную эйфорию, которая не особенно совпадает с негодованием и обидой, бурлящими в животе.
Вес встревоженно наблюдает за мной.
– Бэби?
Я понимаю, что не ответил.
– Мне ничего не нужно, – мямлю я. – Попробую подремать.
На его лице появляется разочарование. Сегодня у него нет игры, и я знаю, он надеялся, что мы проведем время вместе. Но сейчас компания из меня никакая. Меня задолбало болеть. Меня задолбали больницы. И меня бесит, что я смогу вернуться на работу только… хрен знает, когда. Вчера я позвонил Биллу, и он приказал мне даже не думать о возвращении как минимум всю следующую неделю.
Мне не нужна еще неделя безделья. Мне нужно, чтобы мою жизнь вернули назад.
– Окей, – наконец произносит Вес. – Тогда я просто… – Взгляд его серых глаз начинает метаться по комнате и останавливается на тумбочке, которая завалена почтой. – Просмотрю почту, оплачу какие-нибудь счета.
Я еле сдерживаю насмешливый комментарий. Ты хоть знаешь, как это делать?
С тех пор, как мы съехались, Вес и не прикасался ко всякой бытовой хренотени. Стирка, уборка, оплата счетов – все это было на мне, потому что он, сенсация НХЛ, был слишком занят для того, чтобы…
Хватит – командует мне внутренний голос. Наверное, совесть. Или та часть меня, которая до безумия влюблена в этого парня. Так или иначе, я снова несправедлив.
И потому добавляю в ответ искреннюю благодарность.
– Спасибо. Ты мне очень поможешь. И поищи там счета из больницы… – Я замолкаю, внезапно поняв, что две недели в больнице вполне могут опустошить мои карты. И может даже превысить кредитный лимит. Я ведь не гражданин Канады, а значит моя страховка вряд ли покроет лечение целиком.
– О, их не будет, – говорит, махнув рукой, Вес. – Вычет я уже оплатил, а остальное покроет страховка.
Я стискиваю челюсти. Он оплатил мой счет?
Заметив выражение у меня на лице, Вес хмурится.
– Ты чего?
Я отвечаю резче, чем собирался.
– Сообщи, пожалуйста, какую сумму ты заплатил, и я перекину тебе деньги на карту.
Он немедленно принимается протестовать.
– Бэби, не заморачивайся. У меня куча денег. Зачем тебе тратиться, когда я вполне в состоянии…
– Я все верну, – цежу я сквозь зубы.
Долгая пауза. Потом Вес кивает.
– Хорошо. Если ты так хочешь.
– Да, я так хочу. – Я не знаю, почему так бешусь. Просто он взял и разобрался с моими счетами, а мне даже ничего не сказал. Я понимаю, что у него много денег, но я… я ему не любовница. Мы партнеры, и будь я проклят, если позволю ему платить абсолютно за все.
Секунду поколебавшись, он делает шаг вперед и, коснувшись моей щеки, проводит пальцами по моей свежевыбритой коже. Я сегодня побрился. Сам, блядь. Ура. Спасибо небесам и на том.
– Джейми. – В его голосе хрипотца. – Я рад, что тебе лучше.
У меня сжимается горло. Проклятье. Облегчение в его взгляде вызывает прилив чувства вины. Я знаю, что всю неделю вел себя, как мудак. Срывался на него, когда он приходил. Уперся рогом и ответил отказом, когда он предложил, чтобы моя мама с сестрой остались еще на несколько дней. Злился на него, глядя по больничному телевизору, как он катается как чемпион и забивает голы, пока я лежу в лежку и мочусь в судно. А теперь я развожу спор из-за денег.
– Я тоже рад, – шепчу я, прислоняясь к его теплой руке.
Он потирает мою губу, а потом прижимается к моему рту в мимолетном, ласковом поцелуе.
– Ладно, иди поспи. Если что, я буду здесь.
Я собираюсь было позвать его полежать со мной, но не успеваю и рта открыть, как у него звонит телефон. Рука Веса соскальзывает с моей щеки, и при виде имени на экране его прекрасное лицо снова мрачнеет.
– Фрэнк, – бормочет он, потом отходит, чтобы ответить.
Я задерживаюсь и узнаю, что Чудо-пиарщик Фрэнк снова донимает Веса по поводу интервью. Точнее, по поводу отсутствия интервью, потому что Вес по-прежнему отказывается разговаривать с прессой. Он должен был наконец-то дать интервьюSportsIllustrated, но потом я опять заболел, и интервью пришлось отложить.
Еще один пункт в длинном списке того, что обломалось из-за моей идиотской болезни.
Я ухожу в нашу спальню и, сев на кровать, опускаю голову на гору подушек. Я не устал. Из-за стероидов, которые я принимаю для очищения легких, мой организм находится в состоянии неестественной бодрости, так что сон сейчас точно не вариант. Я сказал Весу, что подремлю, потому что… черт, я опять веду себя, как неблагодарная задница. Но мне нужно пространство. Один гребаный час тишины после того, как меня постоянно дергали то медсестры, то Вес.