Представление проходило четко по сценарию. Разве что Джаред даже в своих самых смелых эротических мечтах никогда не фантазировал о такой откровенной раскрепощенности. Дженсен был прекрасен! Так прекрасен, что хотелось оставить его себе навсегда и наслаждаться им вечно, пряча от чужих глаз за закрытыми дверями спальни. Разумеется, фиг бы Эклз ему такое позволил – уж Джаред-то был прекрасно осведомлен о развратности и непостоянстве омег, и все же, будь у него хоть малейшая возможность…
Признание Дженсена прозвучало, как гром среди ясного неба, превращая Джареда из безобидного шутника в настоящего мерзавца. Наверное, надо было сразу что-то предпринять: попросить прощения, как-то объясниться, но на нем повисла Женевьев, а Эклз сбежал так быстро, что даже забыл прихватить рубашку, и шанс был упущен.
Наутро, когда Джаред постучал в двери соседского дома с заготовленной речью, крайне расстроенная Донна с темными кругами вокруг заплаканных глаз сухо сообщила, что Дженсен уехал к родственникам. В другой город. На неопределенный срок.
С Женевьев и компанией Джаред перестал общаться почти сразу. Девушка еще пыталась навязать Падалеки свое общество, делая очень пикантные намеки, но все ее кокетливые предложения больше нисколько его не интересовали. Его вообще перестали интересовать другие беты и омеги. Он пару раз, чисто ради интереса, трахнулся с Сэнди, один раз выебал прямо на автостоянке очень довольного этим Брока и как-то, вдребезги напившись, от отчаяния присунул Чаду, но ни разу не испытал никакого морального удовлетворения. Только физическую разрядку. И это было очень странно, потому что все его друзья-альфы вели крайне активную сексуальную жизнь.
Ночами Джаред засыпал, уткнувшись носом в ту самую рубашку, которую нашел на полу за диваном. Все лето только так он мог избавиться от бессонницы, иначе не получалось. И пусть сны приходили какие-то мутные, неправильные, но все же организм получал хоть какую-то порцию отдыха. Чуть легче засыпалось после разрядки. Прижимая к лицу рубашку Эклза, Джаред отчаянно дрочил, кончая так бурно, как ни разу не получалось с реальными партнерами. Словно ускользающий запах был более настоящим, чем все его мимолетные связи на одну ночь. Это тоже было странно.
В сентябре Дженсен в город не вернулся. В лицее Джаред случайно подслушал разговор преподавателей, которые жалели «бедного мальчика», запертого в психушке, и ему стало совсем тоскливо. Возникло ощущение, что кто-то тупым ножом откромсал ему половину сердца, и теперь в груди мучительно зудела незаживающая кровавая рана. Кроме того, Джаред никак не мог избавиться от наваждения – образ Дженсена преследовал его повсюду, не давая забыть о том, что он по собственной глупости потерял. Из памяти постепенно стерлись все реплики Эклза, странным образом оставив лишь воспоминания о звучании его голоса, затруднительно стало припомнить, во что Дженсен тем злополучным вечером был одет, хотя очертания его обнаженного тела отпечатались в сознании намертво, а уж дивный аромат конкретной омеги Падалеки не перепутал бы ни с каким другим. Запах Дженсена: манящий, восхитительный, способный мгновенно вскружить голову, был уникален.
Занятый самокопанием, Джаред перестал ходить на вечеринки, пополнил «черный список» в телефоне и категорически отказался от предложения провести год во Франции в рамках европейской программы обмена, чем немало удивил родных.
Он и сам замечал, как сильно изменился. Прекратил тратить время на разные глупости, подналег на учебу, повысил успеваемость и установил рекорд в плавании на короткие дистанции. И в то же время стал более замкнут, агрессивен, а когда в разгар зимы Шерон случайно постирала почти превратившуюся в тряпку заветную рубашку, устроил такой скандал, что подходить к нему в этот день опасался даже отец. Впрочем, зимы в их семье никому не давались легко – инфаркты и нервные срывы случались даже у самых матерых альф.
До самого выпускного Джаред втайне надеялся, что Дженсен вернется домой или хотя бы пришлет какую-то весточку. Но Эклз по-прежнему не давал о себе знать, и Падалеки отправился покорять Иллинойский университет в самом скверном расположении духа.
Благодаря упорству и удивительной харизме – все же альфа из Джареда получилась весьма внушительная – к третьему курсу он стал одним из самых блестящих студентов на своем потоке. Преподаватели частенько поражались серьезности и целеустремленности молодого человека, понятия не имея, что Джареду просто некуда больше приложить энергию. Он ни с кем близко не дружил, не крутил романов, не принимал участия в развлекательных студенческих мероприятиях, питая острое отвращение ко всему, что напоминало ему проклятый июньский вечер, и никогда не влюблялся.
- С вами что-то не в порядке, - задержав однажды Джареда после лекции, сказала ему мисс Гэмбл – преподаватель истории и философии. – Хотите, запишу вас на семинар по вопросам проблемной личной жизни?
Джаред горько рассмеялся.
- Мне не о чем будет там говорить. Личной жизни у меня в принципе нет.
Мисс Гэмбл препарировала Джареда своим пронзительным взглядом и поинтересовалась:
- А почему? Уверена: у вас кто-то был.
- Нет, - признался Джаред. – Но мог быть.
- Не хотите выпить чаю с пирожными в ближайшем кафе? – предложила женщина, и Джаред неожиданно согласился.
Слово за слово, незаметно он рассказал мисс Гембл некоторые связанные с Эклзом детали, волнующие его больше всего. Факты, а так же свои ощущения, с этими фактами связанные.
- Да у вас, милый, банальнейший случай, - по-светски снисходительно вздохнула дама, промокая губы салфеткой. – Этот мальчик, который исчез из вашей жизни, был вашей истинной парой. Почитайте на досуге литературу, сразу проведете параллели.
- Истинной парой? – Джаред нахмурился. – Но как такое возможно? Это же встречается очень редко, и найти свою половинку удается единицам. А Дженсен - мой сосед.
- Что ж, рассуждаешь ты верно, - переходя на более фамильярное общение, похвалила Джареда мисс Гэмбл, – однако в твоем случае другого варианта я предположить не могу. Задумайся: можно искать родную душу годами, что мы все и делаем, зато, найдя, полностью теряем интерес к другим верам. Твоя внутренняя сущность просто перестала воспринимать прочих бет и омег, как подходящих партнеров, потому что уже нашла искомое и теперь стремится вступить с истинной парой в союз, подталкивая тебя в нужном направлении. Ради истинной пары чего только люди не творят! – она выразительно вздернула аккуратно подрисованные брови. - Помнишь скандал с сенатором Джонсом? – Джаред машинально кивнул. – Вот тебе типичный пример того, что бывает, когда разум вступает в конфронтацию с природным зовом. Нельзя отказаться от инстинктивного влечения, все равно сущность возьмет свое, и рано или поздно ты сорвешься. Или умрешь.
Мисс Гэмбл сказала это так просто и обыденно, что Джаред поначалу решил, что ослышался:
- Простите, как?
- Обыкновенно, - дернула краем рта мисс Гэмбл. – Это же огромный стресс. Потеря истинной пары приводит к помешательству или суициду примерно в семидесяти процентах случаев. Научно доказано.
Джаред подумал о Дженсене и смертельно побледнел.
- Ох, только в обморок здесь падать не нужно, - сделав собственные умозаключения, поморщилась преподаватель. – Ты молодой здоровый парень, переживешь! И вообще, я считаю, что тебе очень повезло. Чтобы встретить свою половинку, люди готовы совершать подвиги, идти на преступления, рушить карьеры или рисковать собственными жизнями, а ты уже знаешь, кого предстоит завоевать. Найди его, Джаред, и твоя проблема наполовину решится. Раз уж вы истинная пара, у тебя есть миллион шансов удержать его рядом с собой.
- Я очень сильно его обидел, - признался Джаред.
- Кто бы сомневался, – пробормотала мисс Гэмбл. – Но мальчик не перестал от этого быть тем, кем является. И он тоже чувствует вашу связь. Заверши союз, и все наладится.
- Да как?! – горячечно воскликнул Джаред. – Как завершить-то?
- Удивляюсь, как тебя могут считать выдающимся студентом? - пожала плечами мисс Гэмбл. – Ты же глупец, каких поискать. Просто переспи с ним.
Когда Джаред с величайшим сожалением отклонил предложение о партнерстве в солидной компании, не только сокурсники, но и многие профессора стали смотреть на него, как на полного психа. Любой из выпускников уцепился бы за такой великолепный трамплин для карьерного роста руками и ногами. Им было сложно понять причины, побудившие амбициозного студента к отказу. И только мисс Гэмбл, понимающе улыбаясь, потрепала Джареда по щеке и пожелала удачи. Падалеки напоследок поцеловал ей руку и отбыл в родной город, где открыл частную практику.
Отец был откровенно недоволен решением сына, мать, напротив, счастлива принять великовозрастное чадо под отеческое крыло, а старший брат, работающий пластическим хирургом в Майами, не уставал бомбардировать Джареда по телефону вопросами о том, кто распрямил ему морщинки в мозгах, до тех пор, пока Джаред не пригрозил при следующей встрече искривить Джефу нос.
Вместо того чтобы снять собственную квартиру, что было вполне ожидаемо от молодого адвоката, Джаред вернулся в родительский дом и, никого не спрашивая, решительно занял комнату для гостей, окнами выходящую на соседний двор. Если приглядеться, за густой зеленью яблонь отсюда можно было увидеть окошко, за которым когда-то давно мелькала русая макушка симпатичного паренька.
Дорого бы дал Джаред за то, чтобы уметь поворачивать время вспять!
Дни складывались в недели, недели – в месяцы. Долгая зима в этом году тянулась, кажется, бесконечно, а серьезные эпидемии бушевали сильнее обычного. К счастью семья Падалеки перенесла очередной сезон холодов без потерь, что после первой оттепели было радостно отпраздновано в семейном кругу поеданием запеченной индейки и тыквенного пирога.
Джаред стал единственным, для кого весна так и не наступила. Только никто этого не замечал.
Время шло, его маленький бизнес процветал, а отец и мать, переглядываясь с видом заговорщиков, все чаще начинали заговаривать о будущих внуках и как бы невзначай расхваливать тех или иных подходящих, по их мнению, девиц. Джаред в таких случаях хмурился и уходил курить на задний двор. Ощущение, что он сам себя загнал в ловушку, из которой нет выхода, становилось все отчетливей, но как исправить ошибки юности, Джаред не знал. Несколько визитов к Донне и осторожные расспросы знакомых не дали никаких результатов – Эклз, где бы он ни был, давно оборвал все связи с родным городом. Джаред даже подумывал обратиться к частным сыщикам или побеседовать со знакомыми из органов, но потом отбросил эту мысль. Если Дженсен так стремился превратиться в невидимку, вряд ли он обрадуется, когда Джаред его найдет.
Через год после окончания университета Джаред снова перестал спать. Не помогало ни снотворное, ни визиты к психоаналитику, на которых настояла мать. Своему мозгоправу он так прямо и признался, что потерял истинную пару и, закинув ногу на ногу, нагло поинтересовался, как дипломированный специалист собирается эту проблему решать? То, что вариантов решений, кроме единственного, нет, было очевидно обоим. А вернуть Дженсена Джаред не мог.
Вконец измучившись и похудев почти на десять килограммов, Джаред пошел на крайнюю меру: как-то ночью перепрыгнул знакомый забор и по шаткой лестнице забрался через окно в бывшую комнату Дженсена. Судя по всему, Донна ничего там не поменяла. На стенах висели выцветшие устаревшие постеры и грамоты за отличную учебу, на полке пылились два кубка, стопка дисков и большая фотография в рамке. С фотографии смотрел совсем юный, лучезарно улыбающийся Эклз.
Прикусив изнутри щеку, чтобы не сорваться, Джаред взял снимок в руки, рукавом вытер пыль и прижался губами к конопатой мордахе за холодным стеклом.
- Никто, кроме тебя…
В мрачной пустоте комнаты голос прозвучал непривычно глухо. По паутине под потолком испугано пробежал маленький рыжий паучок. Место, где когда-то жил Дженсен, сейчас напоминало склеп.
Джаред приоткрыл шкаф, испуганно вздрогнув от громкого скрипа несмазанной дверцы, и уставился на стопки аккуратно сложенной одежды, на удивление все еще хранящей пусть не запах, но отголосок запаха Дженсена. И понимание, что старые футболки, джемпера и штаны – это единственная возможность хоть как-то ментально прикоснуться к своей омеге, стало последней каплей. Не глядя прихватив с полки несколько вещей, Джаред сунул их за пазуху, быстро выбрался обратно и стремительно побежал к гаражу.
Он гнал машину на полной скорости, пока не выехал далеко за пределы города, на край кукурузного поля, где упал на пыльную обочину и завыл, горестно и тоскливо, как настоящий зверь, царапая ногтями жесткую землю, сбивая нежные подушечки пальцев в кровь, вновь и вновь разбивая кулаки о редкую каменную крошку.
Вернулся Джаред только через несколько часов, весь в пыли и бурых пятнах засохшей крови. Потный, всклокоченный, с безумным взглядом, он заперся в комнате, натянул на длинную диванную подушку линялую майку, украденную в доме Дженсена, и впервые за последние несколько недель крепко заснул, обхватив воображаемого партнера рукой и закинув на него ногу. Когда он проснулся, солнце стояло уже высоко, а тугой плюшевый валик был безнадежно испорчен обильными влажными пятнами с характерным запахом. Судя по количеству спермы, пропитавшей ткань, кончал Джаред этой ночью не единожды. И это уже напоминало настоящее безумие.
День, когда Дженсен Эклз приехал в город, для Джареда Падалеки не отличался от любого другого в череде серых безрадостных будней. Он вернулся из офиса, загнал машину в гараж, расслабил галстук, приласкал выскочившую ему навстречу собаку и, закурив, присел на ступени крыльца. Родителей дома не было – кажется, они отбыли на какой-то благотворительный базар. В соседском саду отцветали яблони. На душе было на редкость паршиво.
Начиналось десятое лето неполноценной, отравленной потерей жизни. Теперь, оглядываясь назад, Джаред не уставал удивляться тому, как был самонадеян и глуп в далеком прошлом. Как не сумел удержать величайшую ценность, подаренную ему судьбой. Конечно, со стороны казалось, что и сейчас жизнь молодого успешного адвоката складывалась на редкость благополучно. Другим участникам жестокого розыгрыша повезло меньше. Женевьев, пережившая недавно третий развод, каждый вечер проводила в баре, подыскивая очередного толстосума, с которым могла бы реализовать свои матримониальные планы. Джоанна, которой пророчили большое будущее в модельном бизнесе, работала в том же баре за стойкой, по вечерам протирая столы и размахивая шваброй ради дополнительного заработка. Том, бывшая звезда футбола, на последнем году обучения вылетел из лицея и теперь водил такси. Крис стал шерифом. Алекс тихо спивался, несколько лет назад потеряв глаз в уличной драке. Ни с кем из них Джаред давно уже не общался.
Чад, единственный из приятелей Джареда, с кем было не противно разговаривать, укатил в Голливуд и снимался там в эпизодах второсортных боевиков, а то и в массовке, но, кажется, был в какой-то степени счастлив. Себя Джаред, несмотря на положение в обществе, достаток и никем не оспариваемый альфа-статус счастливым назвать не мог.
По улице с ревом пронесся ярко-алый кабриолет Данниль Харрис, резко тормозя у соседнего дома. Харрис Джаред почему-то откровенно недолюбливал. В ней всего было слишком – огненных волос, экстравагантной одежды, резких духов, отбивающих естественный запах, неуемного любопытства и вечной привычки совать нос во все важные события города. Владелица галереи в центре города и художественный редактор дамского еженедельника, она слишком сильно выделялась из толпы, что было бы простительно альфе, но неприемлимо для беты.
Между тем из машины Харрис легко выпрыгнул какой-то молодой человек в шикарных дизайнерских джинсах с низкой посадкой, наклонившись, невинно чмокнул рыжую язву в губы (и как только ядом не отравился?), забрал с заднего сиденья объемную спортивную сумку и легко толкнул калитку Эклзов.