========== Глава 1 ==========
«В итоге мы всегда оказываемся посреди хаоса. Можно сколько угодно выстраивать вокруг себя идеальный порядок, увы, венцом сих стараний неизменно будет хаос. Запомни это, Максик».
Еще непонятные, но такие важные слова дедушки прочно обосновались в сознании маленького Максима Савельева, и долгое время они казались ему чуть ли не паролем к тайнам бытия. Однако время шло, мальчик взрослел, слова обретали смысл, и к двадцати двум годам Макс пришел с чётким убеждением: с хаосом можно и нужно бороться. Чем он и занимался с тех пор, как понял, что же такое этот хаос.
Не то чтобы Макс был фанатом абсолютного порядка, отнюдь, но в том, что касалось лично его, он предпочитал иметь полный контроль. Поэтому с самой школы он следовал четкому плану, не позволяя треклятому хаосу вмешиваться хотя бы в него.
Макс ненавидел экономику и обожал море. Его мечтой с самого детства было уехать жить к океану и открыть дайвинг-центр. Но, увы, семья, сплошь состоявшая из экономистов, не одобряла увлечение сына октопусами и компенсаторами плавучести, а родных Максим любил сильно. Поэтому план его был прост и продуман: окончить экономический факультет на радость маме с папой, обязательно на бюджете, дабы не спускать деньги на ветер, устроиться на работу туда, где больше платят, скопить нужную сумму и, предварительно подготовив родных к тому, что их дитятко экономистом таки не будет, умчаться навстречу мечте.
Приближалась зимняя сессия последнего, четвёртого курса, и Макс должен был быть счастлив: все довольны, родители гордятся, рядом Олечка, милая сокурсница, которая нравилась маме с папой даже больше, чем самому Максу, обучение летит к концу, а вместе с тем все ближе и мечта о работе на море. И, казалось бы, что могло угнетать его, молодого парня, у которого между телом, разумом и душой царила полная гармония?
А меж тем Макса трясло от злости, пока он парковал свой подержанный фордик у главного входа в его экономическую alma mater. Три года. Три чертовых года все было хорошо, план выполнялся строго по пунктам, ничто не предвещало, как говорится. И тут вуаля, хаос, тот самый, про который говорил дед. Ну как знал. Мало того, что внезапно на выпускном курсе решили ввести продвинутый немецкий, при том, что студенты его только на третьем курсе учить начали. Так еще и преподавателем оказался этот… Этот…
Макс выругался и вышел из машины. Декабрь в этом году выдался мерзкий, холодный и без снега. Захотелось плотнее запахнуть куртку. Что ж, ледяной ветер отлично остужает голову, когда мысли не дают покоя, и Макс двинулся в сторону лестницы, потирая мерзнущие ладони.
Черт бы побрал этот институт и этот немецкий. Для чего экономистам два языка, неужели английского недостаточно? Так нет же, впихнули в программу это айн цвай гутен таг, еще и преподавателя в начале учебного года сменили. Элла Петровна, конечно, была особа требовательная, однако в душе милейшая бабуля с тайной слабостью к молодым стройным брюнетам. Савельев по параметрам подходил идеально, и весь третий курс прошёл для него в сладком релаксе на парах немецкого, достаточно было выполнять минимум. И дальше все было бы так же прекрасно, но тут случилось страшное: Элла Петровна неожиданно решила вернуться на историческую родину в Кисловодск, а на освободившееся место преподавателя немецкого взяли Мештера.
Макс в сердцах пнул дверь и вошёл в вестибюль института, на ходу вынимая из кармана студенческий. Да уж, Евгений Маркович Мештер. Откуда только взялся этот пижон? Поговаривают, что он вроде как жил в Берлине долгое время, зачем-то приехал в Россию и совсем уж неясно почему устроился на работу в институт. Псих. Да кто в двадцать девять лет добровольно пойдёт за такую зарплату пахать со студентами?
Савельев не мог себе ответить, за что так взъелся на Мештера: самоуверенность и дистанция, которую тот держал со студентами, компенсировались его отличным владением предмета, особенно в том, что касалось экономической лексики. Внешность Евгения Марковича тоже страшно бесила Макса, но это хотя бы было объяснимо. Строгие, с иголочки костюмы Мештера плохо вязались с его волнистыми светлыми волосами по плечи, собранными в хвост. И совсем уж насмешкой был пробитый хрящ на правом ухе, торчащий из него серебряный клык и два узких шрама, тонкими белыми нитями пролегавшие через левый глаз. Внешность рокера, костюм брокера, манеры крутого Уокера. И имя еще такое, вычурное. Да уж, было за что невзлюбить, еще и требовательный, гад, придирается… Правда, не к одному Савельеву, ко всем на потоке, но, вот курьез, бесит это почему-то одного Макса. Девчонки, понятное дело, обмирают по красавчику преподавателю и готовы зубрить до посинения. Мужикам, коих и так на курсе не очень много, как-то вроде бы и плевать, без лишних эмоций учат и сдают или не учат и не сдают. И только Савельева каждый раз тянет вступить в полемику с Мештером и пробить его невозмутимое спокойствие. Или хотя бы уличить в незнании чего-то. Но ни того, ни другого не происходило. Евгений Маркович парировал любой выпад, спрашивал строго, но справедливо, смотрел равнодушно и холодно. И Макс выходил из кабинета со своими «удовлетворительно» злой и полный жажды мести. Хотя сам прекрасно знал, что не учит нормально ни лексику, ни грамматику. И во всем винил Мештера: тот оказался хаосом, влетевшим в его спокойную жизнь и по непонятной причине лишивший покоя. Не помогал даже секс. Ольга была хороша, что уж говорить, но и в постели с ней мысли о дотошном самодовольном преподавателе не оставляли его в покое. Оля была умницей, не обижалась и лишь посмеивалась, как она говорила, «над самцовыми закидонами». Вообще она была склонна видеть в нелюбви Макса к преподавателю исключительно дух соперничества, ей-то Мештер казался просто приятным молодым мужчиной с высокими требованиями. Савельев же совершенно точно знал, что дело не в самцовой конкуренции. Неясно, в чем именно, но точно не в ней, так что Олино объяснение совсем не вписывалось в правду.
Макс бегом поднялся по лестнице на третий этаж и подошёл к аудитории 306. Здесь его ожидали пренеприятнейшие часы, которые будет длиться зачёт по немецкому. Дверь кабинета уже подпирал Игорь Плетнев, приятель еще со школы и надёжная опора в суровых студенческих буднях.
— Во, мужик, здорово! Че так рано? — при виде друга Плетнев отлип от двери и протянул Максу руку.
— Выехал заранее, думал, пробки будут. А ты? — Савельев пожал протянутую ладонь.
— Да тачка встала, ехал на метро, ну и не рассчитал время в пути. Блин, еще сорок минут, может, пойдем покурим?
— Ага, щас девки набегут, очередь займут, неохота последним сдаваться. Я и так Ольку вперед себя пропускаю.
— Хе, чувак, я тебя щас огорчу, но ты не только свою вперед пропускаешь, но и остальных восемь человек. Я, так и быть, готов идти последним, хоть на цирк посмотрю.
— На какой цирк? И с чего это вдруг я в конце?
Игорь загоготал в голос и ткнул друга кулаком в плечо.
— Да твой цирк с Мештером! Опять небось сцепитесь, как старые вредные женатики, любо-дорого на вас смотреть, отвечаю. Поэтому ты и идёшь в конце, никто не хочет рисковать зачетом и садиться к нашему дойчу за стол после того, как ты его взбесишь.
Макс усмехнулся.
— А ты, значит, бесстрашный, после меня идти.
— Ой, я тебя умоляю! — Игорь картинно закатил глаза и махнул рукой. — Да ему после тебя вообще пофиг на все, слушает вполуха. Но тссс, об этом только я должен знать, не то спалю козырное место сдачи. Так что ты это, не телись, а быстрее свой билет отвечай.
— Если этот козлина вообще мне зачёт поставит, урод немецкий… — Макс понизил голос и прибавил к этому еще пару крепких выражений.
— Не немецкий, а венгерский.
— Чего?
— Ну, фамилия у него вроде как венгерская, и в разговоре с Поляковой он говорил, что дед его из Будапешта.
— Да мне пофиг, откуда он! Лишь бы зачёт поставил, козел… И с чего ты вообще его происхождением интересуешься? — Макс в раздражении пнул дверь и недобро зыркнул на Плетнева. Тот лишь плечами пожал.
— Да просто услышал в коридоре разговор. Это ты лучше скажи, с чего на него взъелся? Мужик как мужик, ну настырный, таких вон, половина института ходит, и че-то ты ни на кого не кидаешься больше. Что, понравился и не дался?
До Макса не сразу дошёл смысл последних слов Игоря, когда же мозг ответил на сигнал, у Савельева от возмущения все возражения кончились.
— Да ты… Что… Пошел ты знаешь куда? К Мештеру!
Плетнев, глядя на перекошенную физиономию друга, уже вовсю веселился.
— Боже, чувак, тебе лечиться надо, совсем с юмором беда. Не, на тебя немецкий плохо влияет. Давай так: муть эта с зачетом часов в шесть кончится, после берем Борзых и Нальчика и валим в бар, чисто мужской компанией. Расслабимся первый раз за полгода.
Макс задумался. Сегодня он обещал показаться дома с Олей, поприсутствовать на семейном ужине. Но как представил маму в хлопотах за чайником, отца с пространными разговорами и болтушку-девушку, идея провести вечер в баре обрела особенную привлекательность. В конце концов, на ужин можно и на неделе прийти, Оля точно не обидится, ну, а родители… Они поймут, у сына сессия, стресс… Макс закусил губу, принимая окончательное решение.
— Ок, пошли в бар.
Плетнев на радостях чуть не снёс приятелю голову в дружеском захвате и тут же отвлёкся на подошедшую к ним одногруппницу. Макс же бросил взгляд на часы. 15:30. Еще полчаса. Но ожидание зачёта уже не было таким мучительным: что бы там ни было, а вечером он оторвется.
***
Женя Мештер действительно приехал в Москву из Берлина. И он в самом деле был родом из семьи венгерских евреев. Когда-то в далёком 1967 году Самсон Мештер запер свой ювелирный магазин в центре Будапешта и вместе с женой и годовалым сыном Марком исчез в неизвестном направлении. О подробностях этого неожиданного отъезда не знали даже самые близкие родственники Мештера, известно лишь, что Новый шестьдесят восьмой год семейство Самсона встречало уже в Берлине. За несколько лет вокруг их маленькой квартирки на Рихард Штрассе расселились семьи старших братьев и сестер венгерского ювелира, и в итоге большая часть пятиэтажного дома стала принадлежать семейству Мештер.
Марк блестяще закончил школу, поступил на юридический факультет, свободно говорил на четырёх языках, одним из которых был русский, дань уважения матери, которая обожала русскую литературу. Это знание и послужило началом знакомства молодого Мештера с Наташей, дочкой советских дипломатов, которая, гуляя по Берлину, заблудилась недалеко от Рихард штрассе. Любовь между молодыми людьми вспыхнула с такой силой, что не прошло и года, как Марк Мештер, выпускник Берлинского университета, сочетался браком с Наташей Гордеевой. Молодым подарили квартиру в том же доме, где обитала вся семья Мештер, и они очень быстро порадовали родных рождением сына, которого в честь деда назвали Самсоном. Спустя три года родился второй мальчик, по традиции названный Евгением в честь отца Наташи.
Увы, прожить долго и счастливо и умереть в один день родителям Жени было не суждено. Когда младшему сыну только исполнилось пять, Наташа погибла в автокатастрофе. Марк тяжело переживал смерть жены, однако ради Самсона и Жени, не позволил себе долго ее оплакивать. Мальчики росли самостоятельными и любознательными, отец приветствовал желание обоих всего добиваться своими силами и умом и позволял принимать решения и нести ответственность, как, по его мнению, и было положено мужчинам. Самсон еще в школе принял решение податься в ресторанный бизнес и открыть свой бар. Женя всегда увлекался мотоциклами и играл в своей группе классику любимого им рока. И отец не мешал сыновьям реализовывать себя.
Женя Мештер закончил технический университет, обзавёлся своим магазином мотоциклов, регулярно наведывался к брату в бар, знакомился с очередной девушкой Самсона и все больше убеждался, что желает спокойных отношений с одним-единственным человеком. В отличии от брата-гуляки Женя еще и предпочитал мужчин, что делало его стремление к моногамии совсем непростым делом. Но ему повезло. По крайней мере, в начале казалось именно так. Когда к нему в магазин устроился новый менеджер, тихий скромный Матео, Женя почувствовал, что это именно то, чего он ждал. Роман закрутился стремительный, парни были счастливы, а родные Жени тихо радовались, что младшенький наконец обрёл свою половину. Но все рухнуло в одночасье, стоило Жене один раз не вовремя появиться в магазине и застукать возлюбленного, на тот момент второго хозяина, с очередным клиентом в кабинете за самым недвусмысленным занятием. Матео хватило наглости заявить, что спущенные штаны — не повод для разрыва, но Женя предательство простить не мог. Магазин был продан, деньги поделены, отношения потеряны, Мештер ушёл в депрессию. И кто знает, сколько бы продлился его траур по потерянной любви, но тут случилось неожиданное: Самсон, уехавший в Москву повидать русских бабушку с дедушкой, решил осесть в родном городе матери на неопределённое время и вложить деньги в очередной бар. Ну, а поскольку Жене в Берлине, кроме как страдать, делать было нечего, старший брат решительно потребовал младшего к себе в помощь. И Женя, опять же на радость обеспокоенным родным, согласился.
Вот только в управлении баром младший Мештер понимал столько же, сколько Самсон в мотоциклах, то есть почти ничего. Поэтому, приехав в Москву и повидав бабушку с дедушкой, Женя первым делом снял себе квартиру на деньги с последних проданных байков и пустился на поиски работы. Согласиться на работу у Самсона означало сесть ему на шею, при том, что бар еще только набирал популярность и нуждался в профессионалах, а не братьях-любителях. И все же Самсону удалось уговорить брата на определённый компромисс: Женя трижды в неделю играет в заведении любую музыкальную программу на свой выбор, а взамен не платит за выпивку. На подобный договор совесть младшего брата была вполне готова, и все были счастливы, к тому же нежданно подвернулась и работа для Жени, благодаря бабушке. Светлана Леонидовна порекомендовала внука своей приятельнице, Элле Петровне, которая отбывала на Родину, в Кисловодск, и искала преемника на свое место в институте. Женин немецкий и диплом технического университета более чем устроили руководство, и младший Мештер приступил к работе. Зарплата вполне соответствовала нагрузке: шесть пар в неделю у третьего и четвёртого курсов. Свободного времени оставалось предостаточно, и Женя в свое удовольствие репетировал хиты Black Sabbath и Led Zeppelin с группой музыкантов, подрабатывающих в баре Самсона. С ними младший Мештер забывал о том, что ему почти тридцать, что в прошлом осталось многое, что прежде казалось ценным, и просто кайфовал у микрофона в обнимку с гитарой. Ему было хорошо в те мгновения.
Однако не все было столь безоблачно. Оказавшись в институте первый раз, Женя даже растерялся. Это вот этих здоровенных лбов и длинноногих секс-бомб ему предстояло учить? В своей черной косухе и потертых джинсах Мештер буквально терялся в толпе студентов, и вряд ли кто-то из этих юных экономистов воспринял бы всерьёз такого педагога. Пришлось идти на крайние меры. Женя ненавидел костюмы с самого детства, но утром своего первого рабочего дня предстал перед зеркалом в чёрном строгом пиджаке, таких же брюках и белой, застегнутой на все пуговицы, рубашке. Копна волос убрана в хвост, ботинки начищены, на лице — минимум эмоций. Готов.
Надо сказать, что Мештер всегда неплохо справлялся с контролем своих чувств, и после недолгой волны попыток пробить нового преподавателя на слабо студенты определили его как холодного чурбана, и Женя со спокойной совестью погрузился в работу. Юноши смотрели на него с любопытством, девушки с интересом, Евгений Маркович Мештер же не смотрел на них никак. Вернее, смотрел, но словно бы и не видел. Группа как на грех подобралась из одних красавцев, что девчонки загляденье, что парни картинка. Но и длительное воздержание после болезненного разрыва с Матео не могло заставить Женю хоть на кого-то взглянуть с интересом. Он преподаватель, они студенты, все, табу, тем более в том, что касалось мужской половины учащихся. И все у Жени могло бы получиться. Могло бы.