Я замираю, не решаясь поднять глаза на него или отодвинуться, всё так чудно и диковинно, что в моей голове нет ни одной подсказки, как надо себя вести. Но страх притупляется, я стою, почти уткнувшись носом в его широкую грудь, и ничего не боюсь. Сейчас нет. Я слишком ярко чувствую, что он сейчас контролирует себя. Он не зол и не распален неизвестными мне эмоциями, я как будто впервые вижу его в хорошем расположении духа.
Но не в хорошем здоровье.
Все-таки с ним что-то не так.
Он не опирается на меня, скрипит зубами, но по-мужски упрямо переносит вес на свои ноги и следом отодвигает корпус. Как будто боится придавить глупую малышку, которая сама бросается под стрелу, не смотря на все предупреждающие знаки.
— Я ничего не сделаю, — он решает, что я затаилась, испугавшись его реакции. — Не трону.
Я киваю и хочу уже разжать пальцы, как угадываю то, что сбивает меня с толку. У меня вышла нервная хватка, я, не подумав, вцепилась в него так, что могла бы сделать больно, будь он обычного телосложения, а не железным монолитом. Я чувствую, что на нем такая же рубашка — правый рукав жестче и почти как панцирь. Я не могу пробиться сквозь него и ощутить его плоть, изгибы мускулов и тепло.
Мысленно прошу себя остановиться, только вместо этого поддаюсь моменту и веду пальцы выше. Пытаюсь все-таки нащупать правду под его рубашкой, она идет грубыми изгибами и стоит надавить сильнее, как с губ мужчины слетает перекрученный выдох.
— Больно? — я отнимаю пальцы, но не убираю их. — Что там?
Я переношу вторую руку на его правое запястье и пробую нырнуть под манжет. Хозяин реагирует молниеносно, ловит мою руку и сдерживается в последний момент. Он почти выкрутил ее, показав, что такое “больно” на самом деле.
— Вы сказали, что ничего не сделаете мне, — я запрокидываю голову и ищу сквозь темноту главный ориентир — его глаза. — Не нужно, разожмите.
Я мягко провожу по его напряженным пальцам, которыми он смял мою ладонь. Я кручу в голове все хорошие слова Марины о нем, все моменты, которые можно схватить как таблетку успокоительного и продолжить, у меня нет никакого плана, только ощущение потока, который подхватил меня и впервые не бьет буйным течением, а дает оглядеться по сторонам и даже попытаться найти нужный берег.
Попытаться усмирить стихию, найти к ней ключик и услышать, как разжимаются тиски замка.
Я снова глажу его пальцы, огрубевшие и с очерченными костяшками, и качаю головой, показывая, что не нужно показывать мне свою силу. Я и так чувствую его мощь, она как грозовой фон стоит в комнате и не дает мне дышать полной грудью.
— Спасибо, — выдыхаю, когда мужчина отпускает мою ладонь. — Вам лучше сесть, вы дернулись и… вам больно.
— Я в норме.
— Нет, — я качаю головой. — Я научилась определять по вашему дыханию. Мы же вечно разговариваем в темноте, и я стала чувствительна к звукам. Вы заостряете буквы на концах, когда вам плохо, и еще как будто царапаете выдохами. Это невозможно не услышать.
Я первой делаю шаг к кровати, а, когда возвращаюсь к его лицу, безошибочно нахожу глаза. Мне кажется, что я отчетливо вижу глубокий темный взгляд, в котором легко заблудиться. Такие глаза бывают только у тех, кто много пережил, я точно наивная девчонка рядом с ним. Он старше, опытнее и искушеннее меня на несколько судеб.
— Вы всегда такой упрямый? — я смягчаю тон, пробуя по-другому. — Не умеете уступать девушкам?
Я тяну за край рубашки, которую Хозяин держит в левой руке. Еще секунда и я согласна отпустить ее, направившись к кровати в одиночестве, но он поддается мне. Обгоняет широким шагом, словно хочет показать, что нет в нем ни слабостей, ни изъянов, что я напридумывала глупостей и дело в моей впечатлительности, а не в его таинственности.
Пусть так. Я не спорю и с довольной улыбкой наблюдаю, как он опускается на кровать вслед за мной. А потом я слышу, как успокаивается его дыхание: из него постепенно уходят хриплые звуки.
— Ты сможешь уехать, — бросает он, прерывая затянувшееся молчание.
— Ваша охрана проверила меня?
— Да, всё хорошо. Когда досье на человека занимает одну страницу, это всегда хороший знак.
— Оу, — вырывается помимо воли. — Вы умеете строить длинные предложения.
Я прикусываю щеки с внутренней стороны, гася дурацкую улыбку. Мужчина молчит, словно забыл, как люди реагируют на шутки, но он точно смотрит на меня.
— И когда я смогу уехать?
— Завтра.
— Почему не сегодня?
— Я не придумал.
— Что?
— Я не придумал причину. Просто завтра.
Я пропускаю выдох, запутываясь в собственных эмоциях. Есть и злость вперемешку с разочарованием, и непонятное послевкусие… эта затаенная радость должна принадлежать Марине, я почти слышу ее счастливый возглас, что у меня есть еще день, чтобы помочь ее брату.
— Просто, — повторяю слово, которое он выбрал. — Просто приказ, который я должна выполнить.
Я поворачиваюсь к нему, рвя к черту безопасную дистанцию.
— Сколько вам лет? Вы видели мои данные, дайте мне хоть что-то.
— Тридцать восемь.
— Ваш рост?
Он усмехается.
— Метр девяносто. Вес нужен?
— Нет. Лучше цвет глаз.
— Серый. Наверное.
— Профессия?
— Редкая и прибыльная.
Я непроизвольно закусываю нижнюю губу, когда чувствую в его голосе подтрунивающую интонацию.
— Любимый цвет?
— Серьезно?
— Что у вас с правой стороной тела?
Глава 10
Мой вопрос падает в глубокий колодец. Я буквально слышу звонкое эхо с самого дна, там где должен быть ответ.
— Ты испугаешься, если увидишь.
Его голос звучит грубее. Я все-таки тронула запретную тему и уже чувствую, как он начинает выставлять неприступную стену по кирпичику. Впрочем, я и не ждала, что будет легко, я только пытаюсь нащупать правильную дорожку.
— Хотела бы я сказать, что не впечатлительная, но вы видели мою истерику.
Я же, наоборот, говорю еще мягче. Он пусть царапается хозяйским тоном, а я не буду. Я завожусь, когда он пугает меня, а обычную холодность могу пережить.
И лучше всего рассказывать о себе. Марина говорила, что он не терпит, когда ему лезут в душу. Да и зачем? Там, наверное, уже многие побывали, если он решил уехать в глушь и закрыться на всевозможные замки. Да, точно… Не нужно мне давить и расспрашивать о той беде, о которой упомянула Марина, он устал от этого.
— Я решила перебраться во Владимир, — перевожу тему, пока он не закрылся на все замки. — Говорят, там красиво.
Я оставляю паузу, чтобы он тоже сказал хоть что-то, и упрямо молчу до победного.
— Ни разу не был там.
— Я тоже, — я смеюсь, вспоминая, что мой переезд в другой город — чистая авантюра. — У меня там подруга, она тоже переводчик, она хвалила и подобрала мне недорогую квартиру. Не нужно будет платить сразу за два месяца, хозяин согласился без залога… Ой.
— Что?
— Я не знаю, о чем разговаривать с богатыми людьми, — я поворачиваю голову и смотрю на его лицо, которое, если честно, уже представляю на свой вкус, Хозяин может оказаться совсем другим, но воображение сильнее меня. — Странно рассказывать, как сэкономила несколько тысяч, когда вы завалили тот конец комнаты, — я указываю на диван напротив, — пакетами на пару сотен тысяч.
— Там всего лишь одежда.
— Я бы лучше свой пиджак нашла, я его оставила вчера на лавочке и больше не видела, — я поднимаюсь на ноги. — Вы завтракали? Марина принесла поднос, она никак не может поверить, что мне не сложно спуститься в столовую.
Я обхожу кровать, на ощупь нахожу поднос и осторожно перебираю посуду.
— Вы пьете какао?
— Это тоже вопрос из списка? — он усмехается.
— Нет, это формальность. Вам в любом случае достанется какао, потому что кофе я уже начала.
— Кроме напитков тебе ничего не приносят?
— Кто-то голоден? — подшучиваю, смелея. — Есть омлет и овсянка.
Я подхожу к нему, чтобы отдать чашку, и чуть промахиваюсь, на мгновение соприкасаясь коленкой с его бедром. Легкое касание неожиданно обжигает меня, то ли из-за неожиданности, то ли… черт его знает почему. Я отступаю назад и следом чувствую, как мужчина накрывает ладонью чашку. Он едва трогает ее пальцами, проверяя температуру, и только после тянет к себе.
Странно. Никогда бы не подумала, что он будет осторожничать с кипятком.
— Он уже остыл, — подсказываю.
— Это ты к чему? — его голос вновь натягивается как струна.
— Что… Ни к чему, просто.
— Марина что-то говорила обо мне?
— Только то, что вы ее младший брат.
Я отпускаю ручку чашки, оставляя ее в ладонях Хозяина. Насчет Марины я боюсь сболтнуть лишнего, чтобы ей не досталось от резкого характера брата, я возвращаюсь к кофе и затихаю на пару минут. С ним по-другому никак, это не разговор, а минное поле. Мне точно придется повесить красные флажки на опасные темы.
— У меня тоже есть младший брат. Его зовут Кирилл, он перебрался в Москву в прошлом году. Бросил институт из-за мотогонок, нашел спонсора для выступлений и, мне кажется, чаще ночует в гаражах, чем дома.
— Замолчи.
…
…
Мои мысли даже не формулируются в слова из-за удивления. Я застываю на месте с поднесенной к губам чашкой и пытаюсь убедить себя, что ослышалась. Но эхо короткого грубого слова стоит между нами, как вспышка той самой разорвавшейся мины, на которую я все-таки набрела и не осознала, как именно.
— Не надо со мной, как с идиотом, — роняет Хозяин. — Не надо ни жалости, ни этой бредовой психологии для прокаженных.
Он рывком поднимается на ноги, а я инстинктивно пячусь от него.
— Что ты хотела увидеть? — он отшвыривает чашку в сторону и выдыхает с разочарованием. — Что еще придумала Марина?
Хозяин что-то цедит со злостью, я едва разбираю, но кажется он повторяет слово “мотогонки” и добавляет мата. Он дергает правый рукав рубашки и отрывает пуговицу, расслабляя манжет. Потом подхватывает мою ладонь и с силой наталкивает на свою плоть.
Боже… На нем нет живого места.
— Полегчало? — спрашивает он, опаляя воздух, которым я дышу. — Или нужно раздеться и показать всё под прожектором? А потом что? Скажешь, что пустяк?
Я мотаю головой.
— Что круче татуировок? — он издевается, поймав больной раж.
— Скажу, что вы продержались пятнадцать минут. Целых пятнадцать минут мне не было страшно наедине с вами.
Я выхожу из спальни, оставляя Хозяина наедине с собой. Он может думать, что угодно, это он завелся из-за какого-то неосторожного слова, а я не имела в виду никакой потайной смысл. Марина слова мне лишнего не сказала, зря он решил, что я знаю больше положенного, его сестра удивительно честный и порядочный человек. Она пообещала ему молчать и будет мучиться, но ничего не расскажет.
А что говорить ей? В плюс или в минус записать последнюю встречу с ее братом?
Я спускаюсь на первый этаж и первым делом поворачиваю в ванную комнату. Привожу себя в порядок: мысли — холодной водой, а тело — теплой. Хотя выбросить из головы последние фразы, которые звучали в черной комнате, не так просто. А труднее всего отрешиться от его прикосновения. От того, что скрывается под плотной рубашкой со специальной подкладкой.
Он пережил что-то страшное. Это не просто шрам или… черт, я даже не знаю, с чем сравнить. У меня нет маяков, я каждый момент знакомлюсь с чем-то невозможным и диковинным в этом доме. Как новый мир или отдельная реальность, в нее погружаешься, как в кроличью нору, и только и надеешься, что если это сказка, то она должна быть со счастливым концом.
— Ты же справишься? — спрашиваю свое отражение, завязывая высокий хвост. — Хотя ты уже совершила главную ошибку и привязалась к Марине. Так держать.
Сарказм не помогает.
Я иду в столовую, где Марина разговаривает с врачом. Тот бросает на меня внимательный взгляд, как короткий осмотр проводит, и кажется ждет недобрых слов.
— Не помешала? — спрашиваю у Марины, останавливаясь на пороге.
— Нет, — она качает головой и мягко проводит по локтю доктора, прося того чуть подождать. — Всё плохо, да?
— Почему ты так решила?
— Ты не переоделась, — замечает Марина, делая шаг в сторону высокого шкафа. — Наверное, и не поела толком.
— Да, мне пришлось уйти. Но всё не так ужасно, я успела прошмыгнуть до бури.
Улыбаюсь, чтобы Марина не беспокоилась. Она достает из шкафа несколько футболок и спортивных костюмов, черных, мужских, и недолго перебирает их, ища самый маленький размер.
— Твой пиджак я забрала с улицы. Ночью был дождь, так что я отнесла его в стирку. Вечером принесу.
Я уже не спорю, она такой человек — привыкла заботиться о других, о доме, и, кажется, специально нагружает себя делами, чтобы поменьше думать о плохом.
— Спасибо, — произношу, когда Марина протягивает мне комплект. — Я переоденусь и помогу тебе на кухне, хорошо?
Марина кивает. Тогда я оставляю ее с врачом, с которым она явно не договорила, и возвращаюсь в ванную на пару минут. Одежда, конечно, оказывается велика, но она чистая и из приятной мягкой ткани. Наверное, держут для охраны. В доме много мужчин, я вчера заметила и отдельный домик, напоминающий пост, и пару новых лиц.
Я закатываю рукава, сшитые не для обладательниц скромного роста, и выхожу в холл. Точно под нос тому, кому этот костюм пришелся бы впору.
— Черт, — цедит Когсворт, замечая меня. — Я сейчас уйду, не паникуй.
Он держит слово и тут же разворачивается к другой двери, а я замечаю ссадину на его правой щеке. Свежую и чертовски паршиво выглядящую.
— Хотя, нет, — он резко ловит шаг и оборачивается ко мне с шумным выдохом. — Я перегнул, признаю. Я не думал, что у тебя будет истерика.
Ох.
— С девушками такое случается, когда их пугает огромный мужик.
— Да, я забыл, — он с трудом гасит усмешку, которая рвется из него. — Ладно, проехали… У меня вообще другой текст заготовлен. Я прошу прощение и клянусь, что пальцем тебя не трону.
— Кто писал текст?
— Марина с утра мозги промыла.
— Ударила тоже она? — я указываю подбородком на его щеку, по которой точно проехался мужской кулак.
— Нет, это я упал.
Он проводит ладонью по легкой куртке, вспомнив о чем-то, и переступает с ноги на ногу. Словно хотел сделать шаг ко мне, но в последний момент передумал.
— У меня твой телефон, сказали, вернуть.
Когсворт вытаскивает сотовый из кармана и зависает на месте. Его холодный взгляд проходит по моим ладоням, но потом он отворачивается к столику у окна.
— Я сюда положу, а то опять занервничаешь.
— Когсворт, не передергивай.
— А я зол, Александра, уж оставь мне такую мелочь. Меня наняли защищать его, а не за трепетными барышнями ухаживать. Которые к тому же любопытные не по рангу.
Он бросает мой телефон на столик и постукивает костяшками по стеклянной плоскости.
— Но это лирика, — добавляет Когсворт. — Меня уже здесь нет. Прощение попросил, телефон отдал — можно ехать.
— Тебя отсылают?
— Увольняют.
Он подмигивает мне на прощание, уже не сдерживая усмешку, и поворачивает к двери.
— Тебе идет кстати, — замечает Когсворт на пороге, намекая на мой спортивный костюм. — Попроси еще оружие выдать, и тогда можно всю охрану отослать к черту. Вы с Мариной отлично справитесь.
Глава 11
Когсворт уходит, а я кручу в ладони телефон, который неожиданно вернулся ко мне. Так просто… Я как раз собиралась заговорить о нем, чтобы сделать звонок брату. И сеть ловит, всё те же две полоски оператора, но есть же.
Я решаю не откладывать звонки и набираю брата, который тут же отвечает и звучит взволнованно. Я переоценила его пофигизм, он, оказывается, уже отпросился со спортивной базы и собрался выезжать в сторону Владимира.
Брат шипит на меня, когда я наспех придумываю легенду с севшей батарейкой и ночевкой у подруги, которую он не знает. Но он верит мне, что неудивительно, я никогда не попадала в плохие истории, я тот человек, с которым вообще ничего не происходит. Потом я звоню подруге и говорю, что немного задержусь. Что обязательно напишу завтра и мы решим, когда я поеду на встречу с хозяином квартиры.
— Врач ушел, — сообщает Марина, когда замечает меня на пороге кухни.