— Это правда, сын? — лишь чуть повернул Ледяной голову к своему старшему сыну, которого я просто не могла увидеть из-за огромной руки Ледяного.
— Да.
— Он дал ей право выбора, ссылаясь на свою королевскую кровь!
Ледяной усмехнулся, чуть дернув своей широкой бровью, и повел мощным плечом, вкрадчиво проговорив так, словно пытался убаюкать бдительность этого воина, который никак не хотел успокоиться и закрыть уже эту тему:
— У тебя все хорошо со зрением?
— Да!
— Тогда ты видишь глаза моего сына не хуже, чем я.
— Плевать, — рыкнул Морозный, откидывая от себя еду и сжимая кулаки, — на ней нет его метки, значит, она свободна и ее может хотеть каждый из нас и претендовать тоже!
Боги! Еще только этого не хватало!
— У тебя все хорошо с нюхом? — все так же ласково и мурлыкающе спрашивал Ледяной, хотя мышцы на его груди напряглись вслед за руками, что Морозного не пугало. Псих какой-то, ей-богу!
— Да!
— Тогда ты чувствуешь не хуже меня, что девушка хочет только Лютого.
— ПЛЕВАТЬ! С какого времени мы спрашиваем у человеческих женщин, кому они хотят принадлежать! Побеждает сильнейший!
Усмешка Ледяного была недоброй и сухой, когда он обернулся на Лютого, который все это время стоял с моей стороны, излучая собой ту силу и власть, которая была и в его отце.
— Что скажешь, сын?
— Он все-равно не успокоится, пока не останется без своих клыков, — сухо выдавил Лютый, отчего мое сердце дрогнуло, пропустив удар и забившись так быстро, что просто захлебывалось.
— А ты что скажешь, Фантик?…Это будет справедливо?
Я не могла врать. Не могла сказать неправду. И дышать не могла….
— …да, — едва смогла выдохнуть я, понимая, что только что толкнула единственного мужчину, по которому схожу с ума, на бой с этим сумасшедшим, который широко улыбнулся, оскалившись, и не помогла даже рука Ледяного, которая легко похлопала меня, когда Король промурлыкал мягко надо мной:
— Ладно. Готовить потом научишься. Люблю справедливых и честных людей.
Оглянувшись на притихших мужчин, Ледяной рявкнул:
— Тащите свои задницы на улицу! Никаких мордобитий в доме не потерплю!
Большего и не нужно было, когда белокурые мужчины стали выходить из своего ледяного дома, тихо переговариваясь и явно обсуждая предстоящую битву.
— Выбирайте, как будете биться, — обратился Ледяной к Лютому и Морозному, не обращая внимания на младшего сына, глаза которого стали меняться буквально каждую проносящуюся секунду, словно он был готов кинуться на собственного отца, не задумываясь о последствиях.
— Твое право, — спокойно и отрешенно обернулся Лютый на сумасшедшего воина, не глядя на меня — бледную, дрожащую и медленно умирающую от паники под рукой его отца, готовую ороситься на колени и разрыдаться, чтобы прекратить это кровавое безумие до того, как оно началось…даже если понимала, что мои слезы не помогут. Я боялась, что в данном случае не поможет совершенно ничего, кусая губы и заставляя себя просто дышать…дышать, чтобы не потерять сознание.
— Бьемся людьми на топорах.
Лютый кивнул, зашагав на выход первым, и я пыталась побежать за ним, чтобы…не знаю….хотя бы просто обнять и сказать, что моя душа с ним. Что я скорее умру, чем достанусь другому! Я бы хотела сказать ему так много! Так много, что от этого кружилась голова, чувствуя, как Ледяной, держит меня своей рукой, не давая ступить и шага от него, даже когда Морозный отправился мрачно и решительно на улицу, а Свирепый вдруг зарычал, делая резкий, опасный шаг к своему отцу:
— Останови их! Это в твоей власти!
Взгляд Ледяного был тяжелый и холодный, когда он обернулся на своего сына, который едва сдерживал себя в руках, проговорив холодно и явно предупреждающе:
— Это их битва. Не смей даже влезать.
Было совсем нехорошо, когда Свирепый сделал шаг к отцу, едва ли не встав нос к носу и прорычав приглушенно, но так угрожающе, что на моем теле встал каждый волосок от паники и страха:
— Я с пеленок рос рядом с Морозным. Он — лучший наш воин. Он не уступает брату не в силе, не в выносливости. Останови их!!!
Не удержавшись, я закричала, закрывая рот ладонями, и отшатываясь назад, когда в секунду Ледяной стоял рядом со мной, и вот уже я была свободна, и послышался жуткий тупой звук удара, потому что он прижимал своего младшего сына огромной широкой ладонью за горло к ледяной стене, придавливая его и грозно зарычав:
— Не смей показывать клыки своему отцу, сосунок! И не лезь! Я знаю твоего брата с рождения, он никогда не отступится от своего, и никому не даст встать выше себя:.
Не унижай его своим неверием и помощью!!..
Беры скалились, показывая свои белоснежные острые клыки, когда их светлые взгляды встретились в своей битве, и ни один не хотел отступать, только Свирепый оттолкнул отца от себя, кинув на меня виноватый взгляд и осторожно протягивая руку раскрытой ладонью:
— … Прошу прощения, что тебе пришлось стать свидетелем этой неприятной сцены…
— Похрен! — хмыкнул Ледяной, сгребая меня своей рукой снова и увлекая за собой на улицу, словно мне привиделись их разборки, от которых едва не получилось стать заикой, — пусть привыкает! Все-равно ей жить с нами. С трясущимися руками, бледнее снега и закусывая губы, я вышла под боком у Короля на большую льдину почти у самого основания входа в ледяной дом Полярных Беров, где полукругом столпились все белокурые мужчины, тихо переговариваясь между собой.
Неуверенно на трясущихся ногах, я шла за ним, увлекаемая этой большой обжигающей рукой, судорожно пытаясь отыскать глазами Лютого, но не видя в полукруге его или того безумного и горячо ненавистного воина, из-за которого могла случиться самая настоящая беда.
Сердце дрогнуло истерично, сжимаясь и застонав, словно в него одну за другой всаживали острые сосульки, пронзая насквозь и заставляя захлебываться кровью.
— Они там, — ткнул пальцем Ледяной куда-то вверх, и, задрав голову, я увидела две белокурые мощные фигуры, которые забрались на одну из льдин, верх которой представлял собой ровную плоскую площадку диаметром в несколько метров, — кто первый сбросит противника с льдины, тот победил.
Я тяжело сглотнула, прищурившись и глядя на высокую стройную фигуру Лютого, чьи мышцы были напряжены и плавно перекатывались под его идеальной кожей, пока он держал в руках мощный топор, изогнутым под каким-то странным углом…такой же топор был в руках Морозного, отчего мир на несколько секунд померк перед глазами, и я бы стекла на лёл, если бы не руки Ледяного, державшие меня.
— Верь в него, как он верит в тебя, — прошептал Король мне на ухо приглушенно, одобрительно и быстро кивнув головой, встречая мой дрожащий от слез взгляд своими твердыми, пронзительными глазами, где полыхала его несгибаемая вера в силу своего сына.
Ледяной дождался, когда я вытру слезы и сдержанно кивну ему в ответ, широко улыбнувшись, сверкнув своими клыками, и оборачиваясь к ожидающим его воинам на возвышающееся льдине.
Очевидно, все ждали команды от своего Короля и какого-то напутственного слова, когда Лютый и Морозный подошли оба к краю льдины, склонив свои белокурые головы, и все остальные мужчины окружили льдину снова полукругом, притихнув и застыв.
— Вобщем так, сопли мохнатые, — пророкотал Ледяной в свойственной только ему язвительно-насмешливой, но вместе с тем напутственно — угрожающей манере, — кто выигрывает, идет и ставит на ней метку. Кто проигрывает — несется бешеным лосем до пригородного дома, и приносит мне мою Козявку, желательно без ее наглого мужа и с корзинкой еды! Давайте уже! Не тяните тюленя за яйца'….
Ей-богу, я бы улыбнулась на эту напутственную речь и то, как Лютый закатил глаза, если бы не было так ужасающе страшно. Особенно после слов Свирепого об этом сумасшедшем воине…раз за разом я повторяла себе слова Мии о том, что нет в этом мире Беров сильнее, чем те, кто был носителем единой чистой крови, к тому же королевской! Как Север, как Свирепый, как Лютый…мой Лютый!
Зная о том, что он чувствует меня и мой настрой, раз за разом я повторяла внутренне, что принадлежу только ему! Что я буду только его, и не достаемся больше никому, даже если мне придется повторить «подвиг» Мии, спрыгнув с ледяного хребта, но не в ледяной океан!
Я чувствовала силу, мощь и непоколебимую уверенность Ледяного, расправляя свои плечи, даже если они дрожали и далеко не от холода, глядя на красивого, мощного, грациозного и смертельно опасного Лютого, который сосредоточил все свое внимание на противнике, крутанув в руке топор и размяв плечи.
— …если дернешься хоть один раз — закатаю под лед и не пожалею, сын, — приглушенно обратился Ледяной к своему младшему сыну, который стоял рядом, собранный и напряженный, словно звенящая струна, глядя практически не моргая на своего брата, который кружил словно в танце, уворачиваясь от топора противника, что со свистом рассекал воздух, отчего я закрывала глаза, не дыша, и слыша, лишь как грохочет мое бедное сердце.
— Если жизнь брата будет в опасности — делай, что хочешь, я не смогу стоять и смотреть на это. Тридцать долгих лет я жил без него, и не позволю никому отобрать его у меня снова.
— Ты меня слышал!
— Ты тоже, отец!
Что бы там не было, а мне стало гораздо спокойнее от того, что Свирепый был рядом, и что был полностью на стороне своего брата.
Даже стало немного проще дышать, краем глаза наблюдая за тем, как пристально, колко и пронзительно смотрят его бирюзовые глаза за тем, что происходит на вершине льдины, реагируя молниеносно на каждое движение Лютого и Морозного, которые скалились, рычали и раз за разом нападали друг на друга с такой злобой и ожесточением, словно были сосредоточением мирового зла друг для друга.
Не в силах смотреть на эти смертельные выпады и скорость, когда зачастую движение двух могучих воинов становили просто размытыми оттого, с какой скоростью они двигались, нанося друг другу удары, я сосредоточенно смотрела в глаза Свирепого, по его реакции понимания, что происходит наверху. Честно говоря с того дня, как я впервые увидела брата Лютого, я задавалась только одним вопросом — как такого милого, скромного и учтивого мишку, который лишний раз даже глаз не поднимал, а улыбался всегда так смущенно и мило, смогли назвать Свирепым?
Понятно, что у Полярных были те еще имена, но ведь можно было бы назвать его Звездным? Или Лунным. И лишь сейчас я понимала, почему! Этот милый и просто не по медведжьи прилично воспитанный красавец нес в себе ту самую смертельную, огненную силу, которая меняла Беров, превращая их в зверей.
Лишь сейчас я понимала, что он такой же опасный, сильный и мощный, как его старший брат, когда даже простое движение его пушистых ресниц отражало эмоции, превращая Свирепого за доли секунды в опасного, безжалостного хищника. Я отчетливо видела, как дрожит его черный зрачок, подрагивая в такт учащенному сердцебиению мужчины, готовый в секунду сорваться в ту пропасть, откуда выглянет свирепый хищник, не знающий пощады.
Я вздрогнула, отшатнувшись, и чувствуя, как меня ловит и прижимает к себе мощная обжигающая рука Ледяного, когда зрачок Свирепого ахнул, сжавшись в едва заметную капельку насыщенно бирюзовой радужки глаза, и мужчина издал два резких шумных выдоха, как это делал Север, когда стоял на грани между человеком и медведем, и зарычал низко, глухо, но так сильно, что казалось, будто под ногами завибрировал лед.
— Стой! Это еще не конец! — тут же вцепился в мощную руку сына Ледяной, удерживая его с силой на месте, когда тот буквально шел на таран, рыча и полностью сосредоточившись на битве, кажется, даже не ощущая, что отец пытается его держать.
Я в ужасе ахнула, закрывая рот ладонями, понимая, что не могу дышать, видя, как Лютый повалился на колени, потому что правая его нога была буквально рассечена от внутренней части колена до самой пятки, откуда бурным потоком хлынула кровь, окрашивая белоснежную льдину ярко-алым.
— Лютый!! — надрывно закричала я, видя, как Морозный замахнулся окровавленным топором прямо над белокурой головой моего Бера, кинувшись вперед и кусая за руку его отца, который держал меня возле себя, даже не обратив внимания, когда я прокусила его кожу, и быстро отталкивая меня назад, чтобы обхватить обеими руками огромную шею белого медведя, в которого обратился Свирепый, ринувшись к своему брату.
Ледяной прикладывал все усилия, пыхтя и крича что-то на их языке, пытаясь задержать младшего сына на пути к Лютому, когда я была готова запрыгнуть на эту огромную обнаженную спину Короля, кусая и царапая ее изо всех своих сил, чтобы только он отпустил Свирепого и дал ему спасти своего раненного брата.
Лишь на секунду я увидела, как Лютый резко повернулся к нам, полыхнув своими невероятно яркими, горящими глазами, обнажив клыки и дернувшись вперед.
Дальше все происходило с какой-то молниеносной скоростью, и можно было легко заработать себе косоглазие, пытаясь углядеть сразу за всеми, и сообразить, что происходит, когда Свирепый, изловчился укусить собственного отца, оттолкнув его от себя и белый медведь ринулся ко льдине….откуда летела белокурая фигура, шмякнувшись с жутким глухим хлопком, оставляя на белоснежной поверхности кровавый след.
Не в силах удержать себя на ногах, я повалилась на лед, сползая словно новорожденный ягненок с ногами буквой «Х», задыхаясь от рыданий и ужаса, и пытаясь рассмотреть в месиве внизу того, что любила больше жизни, понимая, что мое сердце погибнет вместе с ним здесь и сейчас….
— Ну, ая что говорил? Истерички ненормальные! Оба! Ты и мой младший сын! — довольно расхохотался Ледяной, поднимая меня почти за шкирку на трясущиеся ноги, и, улыбаясь, наблюдая, как я пытаюсь вытереть мокрые слипающиеся на морозе ресницы, чтобы разглядеть, как Свирепый снова обернулся в человека, чтобы поймать своего брата, у самого льда, обхватывая руками за торс и крепко обнимая….отпихивая ногой Морозного. Который, кажется, был без сознания.
— Слушать надо, что старшие говорят, а не рычать мне тут под ухо! — пробурчал Ледяной снова, с великим восторгом и, раздувшись от гордости наблюдая, как Лютый шагает к нам. Сам. Не пытаясь опираться на брата, оставляя за собой на льду кровавый след, чтобы остановиться у Короля, поинтересовавшись сухо, и как всегда колко и язвительно:
— Теперь все законы соблюдены?
— Ага, хватай ее и тащи метиться, — смешливо и пошло полыхнули глаза Ледяного, которому хотелось в этот момент дать пинком под его королевский зад, если бы только он перевел взгляд на меня, но Король обернулся на Морозного, который пытался подняться на ноги, держась рукой за окровавленный живот, — слышь!
Бешенной пчелкой метнулся до Мии. Двадцать минут тебе и чтобы оба были у меня.
— У него челюсть сломана, как он объяснить в доме, почему пришел? — тихо и как всегда спокойно проговорил Свирепый, чьи глаза теперь были обычными — теплыми, мягким и такими невероятно насыщенно-бирюзовыми.
— Мои какие проблемы? — изогнул свои широкие брови Ледяной, покосившись на столпившихся мужчин, — Где там наши грамотеи? ПисАть научились уже?
Нацарапайте ему записку что ли, чтобы Север не завершил начатое сыном в доме, когда тот попытается унести Мию!
Больше я не видела никого и не слышала, что еще говорил Ледяной, обращаясь к мужчинам и махая отрывисто рукой в сторону их ледяного дома, потому что весь мир сгинул и пропал, растворяясь в колком, но таком горячем и жадном взгляде Лютого, когда он шагнул ко мне, как всегда нависая и склоняя свою голову, чтобы проговорить колко и язвительно, чуть выгибая бровь:
— Надеюсь, теперь твоя душа спокойно и все сделано по справедливости? И не смей даже заикаться про этого гребанного Алекса! Иначе, видят боги, ты пожалеешь…
Я лишь растерянно кивнула, закусывая губу и не пытаясь сопротивляться, когда Лютый снова закинул меня на себя легко и небрежно, зашагав в ледяной дом и очевидно слыша, как колотиться мое сердце от радости и облегчения.
Хотелось обнять его за мощную шею, прижавшись щекой к его щетинистой скуле, но я прилежно молчаливо висела на нем, не дрыгаясь и не пытаясь даже пошевелиться.