В гостиную вошел слуга с подносом, уставленным заказанными напитками.
– Принесите мне пшеничной водки, – приказал Джо. – Ты останешься обедать, Тиффани? – Его вопрос скорее напоминал приказ, чем приглашение.
– Извини, папа, но я не могу. У меня свидание с Хантом.
Тиффани нарочно упомянула о Ханте в отместку за такое «приглашение» к обеду. В тот же миг гостиная как будто превратилась в ледяную пустыню. Тиффани натолкнулась на окаменевший взгляд отца, в котором сквозило молчаливое неодобрение. Она знала, о чем он думает. «Почему Тиффани не может найти богатого одинокого мужчину, с которым не стыдно было бы показаться в обществе? На кой черт ей сдался этот ненормальный киношник, у которого есть жена и двое детей? Ведь мы с матерью столько вложили в нее, так неужели все впустую? Впустую».
– Мне пора. Я, собственно, зашла на минуту. Сегодня в пять утра мне звонила Морган.
– В пять утра? – воскликнул Джо. – И когда только эта девчонка научится понимать, что такое часовые пояса! – В его голосе прозвучал оттенок ревности, потому что Морган никогда не звонила им с матерью.
– Она предупредила, что задержится в Англии еще на некоторое время. У нее там появилось много друзей. К тому же Винвуды ничего не имеют против того, чтобы она погостила еще.
Джо подошел к каминной полке и достал из шкатулки сигару.
– Значит, она веселится вовсю? Хорошо. Деньги у нее есть? Надеюсь, ей удастся завязать там нужные связи среди графов, баронов и состоятельных землевладельцев, – задумчиво проговорил Джо. Он чувствовал, что потерял дочь безвозвратно, и скорбел об этой потере – из всех детей Морган была единственной, кто унаследовал его социальные амбиции.
– У Морган все хорошо, папа. Она просила передать, что очень вас любит. – Тиффани нисколько не лукавила, несмотря на то что Морган не сказала ей ничего похожего. Если бы она могла перестать думать о себе хоть на мгновение, то непременно вспомнила бы о родителях. – Похоже, она очень счастлива. Ее окружают интересные люди.
Ничто не могло заставить Тиффани пересказать родителям подробности своего утреннего разговора с сестрой. На данный момент чем меньше они знают, тем лучше и для них, и для Морган. Стоит отцу проведать о том, что его дочь может вдруг стать графиней, как он наверняка забросит все свои дела и помчится в Лондон помогать ей устраивать этот брак. А в таком случае ни о какой романтической влюбленности не может быть и речи – их союз окрасится в сугубо прагматические тона. Кроме того, если Морган выкинет из головы новый роман уже на следующей неделе, в этом не будет ничего удивительного.
Закери брел по Восьмой авеню, оставляя следы на пыльном тротуаре и поддевая мысками теннисных тапочек пустые банки из-под пива, которые то и дело попадались ему на пути. Если повезет, то он застанет Смоки в баре Дино. Прошлым вечером она была слишком занята, чтобы уделить ему время, но, ни на секунду не переставая жевать жвачку, обещала прийти в бар на следующий день около семи вечера. Более того, она прямо сказала, что может повести его к себе, если он не против. Не против!
Когда Закери увидел ее впервые, в нем вспыхнул неведомый доселе огонь плотского желания. От дешевых духов девушки у него сладко кружилась голова. Ее ярко-алые губы – чувственные, мягкие, сильно накрашенные, – и взъерошенные волосы, темные у корней и песочные на концах, возбуждали его. А что говорить о призывно торчащих сквозь обтягивающее красное платье сосках!
Закери никогда раньше не встречал таких женщин. При мысли о Смоки у него засосало под ложечкой, а ладони стали потными и липкими. Закери невольно ускорил шаг. Решено: сегодня он с ней переспит. Уходя из дома, он прихватил с собой двести долларов – большую часть ежемесячного пособия, которое выплачивал ему отец на карманные расходы, – понятия не имея, сколько может стоить благосклонность девицы. Но он твердо знал одно: за такое удовольствие можно отдать любые деньги.
У Дино не протолкнуться. Юноши и девушки самого экстравагантного вида теснились за крохотными столиками, курили, болтали, пили, громко смеялись. В их крови бурлила энергия молодости. Всех их связывало одно желание…
Какое именно, легко читалось в жадном блеске глаз, в том, как парни выпячивали чресла, а девицы поглаживали груди, томно облизывая губы.
Закери обвел бар беспокойным взглядом. Где же Смоки? Он заказал кока-колу и сел так, чтобы хорошо видеть входную дверь и не пропустить момента, когда на пороге появится долгожданный силуэт. Если она и вправду согласится… Нет, надо перестать об этом думать, иначе все кончится черт знает чем.
И тут он увидел ее – по-видимому, Смоки давно уже была здесь. Она одиноко сидела в углу и внимательно, не пропуская никого, рассматривала мужчин с ног до головы, причем взгляд ее то и дело оценивающе задерживался на ширинках.
– Привет, – сказал Закери, подойдя к ней, и улыбнулся смущенно и нервно.
– О!.. – От неожиданности она в первый момент растерялась. – Привет!
– Ты меня помнишь? – с отчаянием в голосе спросил Закери. Вдруг она уже забыла их договор? – Мы вчера… Ты сказала, что… мы могли бы… – он не закончил фразы и залился густой краской.
– Ах да. Купишь мне выпить? Что-нибудь покрепче.
Закери был на вершине счастья. Она его помнит!
– Конечно. А что ты хочешь? – к нему тут же вернулась самоуверенность.
Не успела Смоки пригубить виски, как Закери выпалил:
– Может, пойдем к тебе? – С каждой минутой ему все труднее было сдерживать волнение плоти.
– Что за спешка? Ты что, девственник?
– Конечно, нет! – краснея, возмутился Закери. – С чего ты взяла? Просто мне не терпится узнать тебя поближе.
Смоки медленно допила виски.
– У тебя есть покурить?
– Я… не курю, – промямлил Закери и пожалел об этом, так как подкрашенные брови Смоки от удивления выгнулись домиком. – Но я могу купить. – Шаря по карманам в поисках мелочи, Закери направился к сигаретному автомату.
Вскоре он шагал по улице рядом с этой восхитительной женщиной, излучающей сексуальные флюиды каждой порой своего тела. Мужчины, толкущиеся группами на тротуарах, провожали ее похотливыми взглядами, а она, не обращая на них ни малейшего внимания, дробно стучала каблучками и виляла бедрами. Высокий негр в элегантном костюме и щегольской шляпе расплылся в улыбке при виде Смоки и пробубнил глухим баритоном:
– Привет, крошка! Как дела?
Закери вдруг проникся невероятной гордостью, чувствуя, что наконец-то стал принадлежать к великому и прекрасному племени настоящих взрослых мужчин.
Смоки вела его по узкой зловонной лестнице к себе. Ее округлые ягодицы, обтянутые алым крепом, соблазнительно колыхались в нескольких дюймах от его лица.
– Это здесь, – сказала она, вводя его в крохотную комнатку с огромной кроватью посередине, прикрытой замызганным стеганым одеялом. – Деньги положи на стол.
– Сколько? – застенчиво поинтересовался Закери.
– Как договорились, пятьдесят баксов, – она бросила на него испытующий взгляд. – Деньги-то у тебя есть?
– Конечно, есть. – Закери положил на столик пять хрустящих бумажек.
Стараясь выглядеть как можно увереннее, он снял рубашку и принялся расстегивать молнию на джинсах. Смоки с удивительной быстротой сбросила с себя платье и трусики и теперь стояла перед Закери нагишом, если не считать туфель. Тело у нее действительно было первоклассным: налитые и упругие груди с большими сосками призывно белели в полумраке, на фоне плоского живота и пышных бедер выделялся темный треугольник.
– Ну как? – спросила Смоки и обняла его за шею тонкими, гибкими руками.
Закери попробовал обнять и поцеловать ее, но она отвернулась и кивнула в сторону кровати. Его жаждущая плоть в один миг стала такой твердой и горячей, что, казалось, вот-вот взорвется изнутри. Закери схватил девушку в охапку, бросил на кровать и тут же вошел в нее.
Через мгновение все было кончено. Закери лежал на ней сверху и думал о том, что никогда еще его не постигало такое разочарование.
– И это все? – невольно проговорился он. Юноша испытывал такое чувство, словно кто-то подарил ему на Рождество красиво перевязанную ленточкой коробку, а она оказалась пустой.
Смоки столкнула кавалера с себя и проворчала:
– А ты чего ждал? Что я проделаю всю «Камасутру» за такие деньги? – Она презрительно хмыкнула и стала надевать трусики.
Закери уныло потянулся за джинсами и нащупал в кармане пачку банкнот. Он вытащил их, показал Смоки и с надеждой спросил:
– А можно еще раз?
Ее глаза хищно сузились и впились в деньги.
– Вообще-то я два раза подряд с одним парнем не трахаюсь. Ну да ладно, уговорил. За восемьдесят баксов я согласна. Дай только покурить.
Во второй раз было лучше. Он закончил совсем не сразу и, кажется, удовлетворил ее. Затем она забралась с ногами в кресло и достала из буфета пластмассовую коробку.
– Угощайся. На тебе бумагу. – Она принялась сооружать самокрутку и набивать ее травкой. – Где ты живешь?
– На Парк-авеню, – ответил Закери.
Смоки удивленно вскинула на него глаза.
– А ты не врешь? Значит, ты – миллионер? – насмешливо спросила она.
– Я – нет. А мой отец – президент «Квадранта».
Не сводя с него глаз, Смоки облизала край самокрутки, заклеила ее и взяла со столика коробок спичек.
– С ума сойти! А что же ты тогда ошиваешься у Дино? Тебе больше подходит «Даблс», – Смоки вдруг заговорила вызывающе. – Тебя выгнали из дома?
– Да нет, просто там скучно, – пояснил Закери. – Особенно в каникулы. А у Дино совсем другое дело. Настоящая жизнь. – Он тоже свернул самокрутку и глубоко затянулся. И тут же голова у него приятно закружилась, а ноги стали ватными.
– Значит, плохо тебе дома? Еще бы, небось от икры воротит, а простую пиццу не дают. Вот тебя и тянет к Дино.
Закери откинулся на подушки и наслаждался блаженной негой, растекающейся волнами по телу.
– Как хорошо! Ничего, осталось потерпеть всего лишь год. Сейчас отец выплачивает мне содержание, а тогда я смогу распоряжаться своей частью капитала, как хочу.
– Э, похоже, в твоих жилах действительно течет голубая кровь. До сих пор сыновья миллионеров мне не попадались, – проворковала Смоки. Тут ее взгляд упал на доллары, лежащие на столе. Она поднялась, взяла их и спрятала в сумочку, где уже покоились первые пятьдесят. – Когда придешь навестить свою Смоки снова? Похоже, мы с тобой можем стать неплохой парочкой.
– Правда? – взволнованно переспросил Закери. Может, если их отношения продолжатся и они лучше узнают друг друга, им будет хорошо вдвоем, как он и предполагал? – К сожалению, я не смогу прийти завтра. Во всяком случае не раньше одиннадцати. Родители устраивают прием, и я обязательно должен на нем присутствовать.
Смоки задумалась на мгновение, но тут же ласково улыбнулась:
– Договорились, я буду у Дино в одиннадцать. Кстати, как тебя зовут? – Она открыла сумочку и вывалила на столик губную помаду, пудреницу, тушь, щетку для волос и растрепанную записную книжку. Она старательно записала его фамилию и номер телефона, который Закери продиктовал с крайней неохотой. Затем она спрятала книжку в коробку из-под конфет с изображением пушистого котенка на крышке.
– Пора идти. – Смоки направилась к двери, на ходу оправляя волосы и одергивая платье.
Закери поплелся за ней на подгибающихся ногах, не сводя одурманенных наркотиком глаз с ее ягодиц.
На улице было душно. Казалось, город задержал дыхание, чтобы затем, вдохнув полной грудью, броситься в водоворот ночных развлечений.
– Увидимся, – сказала Смоки и ушла.
Запах ее духов еще мгновение держался в воздухе, а потом растаял. Закери достал из кармана оставшиеся семьдесят долларов и подумал о том, не разыскать ли Митч – вдруг она свободна сегодня вечером.
Тиффани вернулась домой около семи. Хант обещал явиться не раньше девяти. У нее осталось немного времени, чтобы принять душ, пока Глория занималась обедом. Визиты к родителям всегда утомляли ее. Неудивительно, что Морган предпочитала как можно больше времени проводить с друзьями и в походах по магазинам, когда жила с родителями. Атмосфера в родительском доме давила и угнетала – мать не могла разорвать замкнутый круг надуманных проблем, которые неумолимо стискивали ее, делали раздраженной и мнительной; отец был занят лишь бизнесом и со свойственной ему властностью следил за тем, чтобы добытый капитал шел на благо семьи, но при этом мало заботился о мнении самих детей.
Тиффани тяжело вздохнула. Если Морган останется в Англии навсегда, ей не с кем будет обмолвиться словом, посудачить, некому будет развеять ее тоску, заставить посмеяться над собой. Грег справедливо прозвал Морган «Светлячком» – когда она входила в комнату, у всех возникало ощущение праздника. Морган заражала своим весельем и жизнерадостностью.
Отдохнувшая и посвежевшая после душа, Тиффани облачилась в зеленый брючный костюм, прекрасно гармонирующий с ее глазами, и надела на шею несколько золотых цепочек, на одной из которых красовался бриллиантовый трилистник в изящной оправе. Из кухни доносились аппетитные запахи, и Тиффани мысленно представила, как в этот момент Глория накрывает в алькове ее спальни столик на две персоны, протирает хрустальные фужеры и серебряные тарелки, зажигает свечи в канделябре, меняет цветы в вазе. Скоро приедет Хант, и они проведут восхитительный вечер вдвоем. Тиффани обхватила голову руками и замечталась: как было бы здорово, если бы Хант приходил к ней каждый вечер, как к себе домой, и его ждал бы великолепный, заботливо приготовленный ею обед. Они садились бы за стол и обменивались новостями. А потом, обнявшись и потягивая бренди, слушали Глена Миллера. И обсуждали бы, как провести День Благодарения и Рождество, а возможно, и то, сколько детей они хотят иметь. И каждую ночь они были бы вместе. Телефонный звонок отвлек ее от мечтаний.
– Алло!
– Этот недоношенный выродок уже у тебя? – раздался в трубке пьяный визгливый женский голос.
Тиффани похолодела и повесила трубку на рычаг. Значит, Джони все известно!
Оркестр Королевской шотландской гвардии стройными рядами прошествовал по полю для игры в поло под звуки марша «Земля надежды и славы». Красочные мундиры сделали невидимым ковер зеленой подстриженной травы, покрывающий одно из самых модных в Британии полей для игры в поло клуба «Гардс» в Виндзоре, создавая праздничное настроение. За пределами поля, у черты Виндзорского парка, расположились на пикник зрители, многие из них приехали на открытие чемпионата издалека всей семьей. Поодаль находился Королевский павильон для избранной публики, с верандой, увитой пышными розами и плющом. На трибуне пустовал лишь ряд кресел, отведенных для королевы и принцессы Уэльской со свитой, прибытие которых ожидалось с минуты на минуту. В сегодняшнем матче за Серебряный юбилейный кубок должен был принять участие сам принц Чарльз. Награду будет вручать королева. Трибуны были заполнены светской элитой – кинозвездами, цветом британской знати, нуворишами, политиками.
Вдруг по рядам прошло волнение – это означало, что ленч в Королевском павильоне подошел к концу и вот-вот будет дан сигнал к началу матча. Пони в конюшнях нетерпеливо били копытами в пол, засыпанный опилками, на них спешно оправляли попоны, проверяли упряжь.
Тишина и покой, окутавшие залитое полуденным солнцем лондонское предместье, разлетелись вдребезги, когда трибуны потонули в страшном реве, которым болельщики приветствовали будущего короля Англии и его команду «Голубые дьяволы», готовую разнести испанцев в пух и прах.
– Нам надо поторапливаться. Уже объявили начало первого тайма, – сказал Гарри и, взяв Морган под локоть, вывел ее из-под оранжевого тента, натянутого у входа в Королевский павильон. Искусно лавируя в толпе, он повлек ее к трибунам, а Морган послушно шла следом, с радостью замечая, что они привлекают к себе внимание. Люди оборачивались и провожали их взглядами, перешептывались, до слуха Морган то и дело доносились восторженные замечания по поводу ее внешности. Она привыкла к тому, что ее красота поражает окружающих, но это до сих пор не перестало доставлять ей удовольствие. Их с Гарри осаждали фотографы из отделов светской хроники самых известных газет, и Морган милостливо улыбалась им, зная, что выглядит неотразимо в белом льняном костюме простого, но невероятно дорогого покроя.