Повара шумно задвигались, обсуждая новость, а Милан еще больше нахмурился:
— Ради такого дела, может, вы сами будете здесь, — он мотнул головой, указывая на кухню.
— Ты испугался? — Богосавец смешливо прищурил глаза. — Я приготовлю мясо по-грузински, а за остальное отвечаешь ты. И не бойтесь, — он обвел взглядом всех нас. — Критики — такие же люди, как и все. Просто делаем свое дело. Как обычно — на высшем уровне. Ясно?
— Да, шеф! — гаркнули мы с воодушевлением.
Я подумала, что Богосавец и в самом деле, как генерал. Всего несколько слов, а страх и мандраж исчезли, и на смену им пришел азарт. Критики? Отлично. Семь человек? Да просто здорово. Они хотят войну? Замечательно. Блюда будут такими, что критики языки проглотят.
— Даша, — позвал меня Богосавец. — Подойди. Будешь помогать мне.
Вся моя решительность испарилась тут же.
— Фирменный рецепт, шеф? — спросила я робко, подбегая к нему.
— Секретный фирменный рецепт, — ответил Богосавец и усмехнулся. — Нарезай телятину кусками, чуть меньше, чем на шашлык. И смотри, как я готовлю маринад.
Я тут же простила ему все хамство во время съемок. Он решил доверить мне рецепт фирменного блюда! Значит, шеф мне доверяет, значит, считает, что я достойна…
Я постаралась запомнить все до мелочей. Мясо мариновали в два приема. Богосавец смешал лимонный сок, добавил немного цедры, меда, а потом приправы — много приправ, двенадцать наименований. Некоторые я узнавала — базилик, майоран, укроп и сельдерей, петрушка и красный перец. Другие знала, но видела впервые — например, шафран, желтые нити которого не стали замачивать в воде, а перетерли в ступке. Но часть приправ осталась для меня загадкой — я понюхала их и была потрясена незнакомым, сильным запахом.
— Что это?
— Верблюжья трава, — сказал Богосавец, отмеряя специи на электронных весах, выверяя вес до миллиграмма. — В западной кухне она почти не используется, но ее очень любят в индийской кухне. А на Кавказе называют «сунели». Это — главный секрет маринада. И еще — иссоп. Понюхай.
Я понюхала деревянную коробочку, которую он сунул мне под нос.
Запах был пряный, но мягкий.
— Одна из лучших пряностей для мяса, — коротко объяснил шеф. — Плюс эффект новизны.
Я ничего не могла с собой поделать — и тайком любовалась Богосавецом. Да, можно понять женщин, у которых сносит крышу при виде его. И когда он готовит, то похож не на бывшего футболиста, а на мага. Да-да! На настоящего мага, который совершает волшебство, нарезая лук, добавляя соль или доливая в соус немного винного уксуса.
Лицо Богосавеца было сосредоточенным, движения — быстрыми, четкими, ни одного лишнего. Я вдруг подумала — какое удовольствие испытывает женщина, для которой он готовит. Наверное, это счастье — когда ради тебя совершается волшебство.
— Всё запомнила? — спросил шеф, отвлекая меня от мечтаний, и я торопливо кивнула, покраснев до ушей.
Размечталась, как дурочка. Размечталась о том, до кого тебе — как до звезды небесной.
— Теперь второй этап, — Богосавец мельком взглянул на меня и улыбнулся, а у меня от этой улыбки подкосились колени.
Ну вот нельзя же так разбрасываться улыбками! Такими улыбками! Иначе можно потерять повара прямо у плиты!
После маринования в пряном рассоле, мясо смешивалось с йогуртом, мариновалось ещё, а потом его полагалось доводить до готовности в глубокой чугунной сковородке.
— Елена! — скомандовал Богосавец, когда пришли первые посетители. — Замени меня, а Даша будет на подхвате.
— Да, шеф! — Елена с готовностью подскочила к плите, вооружаясь деревянной лопаткой и отправляя сковороду на огонь.
— Не волнуйся, — успокоила она меня. — Главное в этом блюде — соблюдать пропорции. Шеф сделал всю работу за нас, нам остается только приготовить и сервировать. Я жарю, ты приносишь мясо и сервируешь.
— Поняла, — коротко кивнула я, и мы с Еленой в четыре руки принялись колдовать над фирменным блюдом.
Семь критиков! Да это набег татаро-монголов, какой-то! Я видела, что остальные повара были собраны до предела — никто не позволял себе отвлечься даже на секунду, не было обычных шуточек, которыми иногда обменивались Елена и Серчо. Все понмали важность сегодняшнего дня и старались выложиться на сто процентов.
Время от времени Богосавец врывался в кухню, как ураган.
— Три лосося и телятина на четвертый столик! — командовал он. — В мясо немного чеснока! Салат заправить не оливковым маслом, а подсолнечным!
Я уже знала, как это важно, когда официант, принимающий заказ, запоминает и передает поварам пожелания клиента. Не один раз готовое шикарное блюдо отправлялось в утиль, потому что официант позабыл передать, что клиент не хочет красный перец или желает тюрбо без кунжутных семян, потому что у него аллергия. Богосавец никогда не забывал о таких мелочах. Собственно, это и не было мелочами. Именно в этом и состояла наша работа — угодить каждому, не изменяя существенно рецепт, чтобы клиент попробовал именно наше блюдо.
Всякий раз, когда шеф появлялся в кухне, я позволяла себе взглянуть на него, хотя бы на секундочку. Он был великолепен в своей белой рубашке, и носил ее с такой гордостью, словно рубашка была королевской мантией. Кухонный генерал? О нет! Король кухни!..
Я помогала Елене с воодушевлением, и мне казалось, что все мои чувства обострились до максимума — слух, зрение, обоняние, осязание. Шипение мяса на сковороде, нужная степень зажарки, запах — острота, кислинка, сладость, кусочки должны быть мягкими, но не разваливаться на волокна.
— Попробуй мясо! — велел мне Милан, пролетая мимо и пробуя соусы к мясу, рыбе и овощам.
Выудив кусочек на блюдце, я остудила его и попробовала. Остро, пряно и… немного сладковато…
В эту самую секунду Елена вдруг сдавленно вскрикнула и прижала ладонь ко рту.
Я не успела ничего спросить, увидев, как Елена стала белой, как молоко. Ее тошнило и едва не вырвало. Она выскочила из кухни, бросив почти готовое мясо на горящей плите.
— Телятина на пятый столик! — крикнул Милан. — Где второй ротиссёр?!
Никто не повернулся в нашу сторону — все были заняты своими блюдами. Елена совершила невероятную оплошность, убежав из кухни. Решение пришло быстрее, чем я успела его осознать.
— Заменю! — крикнула я и схватилась за ручку сковороды, точно так же, как Елена до меня, приподнимая край, чтобы мясо перевернулось и обжарилось равномерно. — Готовность — две минуты!
— Долго! — рыкнул Милан, но уже дегустировал лосося, приготовленного Йованом.
Две минуты… Пряно, остро… сладковато…
Семь критиков…
Пряности отмеряются на весах…
Эти мысли мелькали в моей голове со скоростью пулеметной очереди. Для Душана важен сегодняшний день.
Я сама не заметила, как назвала шефа по имени. Почему-то даже в мыслях я боялась так его называть. Но сейчас…
Продолжая поднимать и опускать тяжелую сковороду одной рукой, я сделала шаг в сторону и схватила деревянный бочоночек, который стоял среди коробок и склянок со специями…
Елена вернулась минут через пятнадцать, когда порцию мяса по-грузински уже унесли посетителям.
— Что случилось? — спросила я, жаря вторую порцию. — Что с тобой?
— Немного поплохело, — ответила она с вымученной улыбкой, вставая к плите. — Наверное, съела что-то несвежее.
До конца смены мы носились, как черти в пекле. Милан ненадолго вышел в зал и вернулся с улыбкой, показав нам знак «победа».
— Понравилось?! — крикнул Серчо, снимая бандану и вытирая ею потное лицо.
— Полный восторг! — Милан был необычайно воодушевлен. — Силина сказала, что наконец-то шеф начал придумывать что-то новое, а не остановился на достигнутом, а Костин так вообще полез целоваться и орал: «Душан! Я в тебя верил!» — он очень смешно передразнил этого Костина, и мы от души посмеялись. — Все, отбой, — сказал Милан. — Сейчас придет Душан, открываем шампанское!..
Мы ждали шефа с нетерпением — он лично провожал гостей. Милан приоткрыл двери кухни, и было слышно, как Богосавец весело шутит, прощаясь с кем-то. Наконец, последний посетитель ушел, ресторан был закрыт, а шеф появился на пороге.
— Душан… — начал су-шеф, но осекся и замолчал.
Бгосавец, не глядя ни на кого, прошел в середину кухни и остановился, скрестив на груди руки и перекатываясь с пятки на носок. Я сразу догадалась, что случилось, и постаралась съежиться за плитой. Остальные ничего не понимали и уставились на шефа в растерянности.
Последовала долгая тяжелая пауза, а потом Богосавец позвал:
— Елена.
— Да, шеф, — отозвалась она и выступила вперед, комкая фартук. На нее было жалко смотреть — она опять побледнела, руки ее дрожали, и она спрятала их за спину, чтобы было незаметно.
— Почему был изменен рецепт? — спросил Богосавец очень спокойно, все так же не глядя на нее.
Было страшно, даже очень. Я пережила уже подобное, когда попробовала пересоленный японский омлет. Но тогда не было моей вины, а теперь… Трусость и чувство справедливости боролись в моей душе. Звучало пафосно, но на деле было совсем некрасиво.
— Шеф… — пробормотала Елена, и тут я шагнула, вставая рядом с ней.
— Шеф, это я добавила барбарис, — сказала я громко и четко. — Прошу прощения, что изменила ваш рецепт.
— А куда смотрел второй ротиссёр, когда ты самовольничала? — Богосавец наконец-то взглянул на Елену, и та чуть не упала.
Милан бросился к ней и поддержал, обняв за плечи.
— Зачем пугать ее, Душан? — спросил он дружелюбно. — Все ведь так хорошо прошло, Силина довольна…
— Помолчи, — оборвал его Богосавец. — Повторяю: каким образом повар Иванова Даша изменила рецепт? Кто позволил ей встать к плите?
В этот раз я промолчала, опустив голову. Выдавать Елену я посчитала подлостью. Но она сама призналась, глубоко вздохнув:
— Шеф, простите. Мне стало плохо, я вышла из кухни.
— Стало плохо? — Богосавец обвел ее таким взглядом, что Елена отвернулась.
Милан по-прежнему не отпускал ее и попытался возразить:
— Простой человеческий фактор, что ты разошелся, в самом деле…
— Петар! Елена! В мой кабинет! — Богосавец резко развернулся и пошел к двери, а за ним потянулись Петар и Елена.
Милан хотел пойти с ними, но Елена отрицательно покачала головой и похлопала его по плечу, без слов попросив остаться.
Праздничное настроение исчезло, и в кухне стало тихо. Только посудомойка, стараясь двигаться как можно тише, сновала между столами, собирая грязную посуду. Милан выругался вполголоса и отвернулся от нас.
Ждать нам пришлось недолго. Минут через пятнадцать дверь распахнулась, и мимо нас промчалась заплаканная Елена, а потом появились Богосавец и Петар. Богосавец смотрел на нас и хмурился, а Петар прятал глаза.
— Елена уволена, — объявил Милан в гробовой тишине. — Милан, ты уволен тоже. Забирай свои ножи и уходи.
— Что?! — первым спросил Серчо, а следом за ним повара взволнованно зашумели.
— Что случилось-то?! — крикнул Рамиль, а Ян перешел на сербский, что-то спрашивая и размахивая руками.
Молчал только Милан. Он стиснул зубы, снял колпак и, не глядя ни на кого, прошел в подсобку, следом за Еленой.
Уволены. Уволены оба. Я крепко стиснула руки, слушая, как галдят повара. Елену жаль. Всего-то провинность — оставила кухню на пятнадцать минут. Но ведь всё закончилось хорошо! Критики довольны! Атаку мы благополучно отразили! И вот это — благодарность?!.
Я смотрела на Бгосавеца, а он стоял посреди кухни — красивый, опасный, но свершенно бездушный. Как нож, который я держала.
Богосавец переждал, пока шум поутихнет, а потом заговорил, и повара замолчали, как по команде.
— Правила знают все, — сказал Богосавец жестко. — Кто их нарушает, лишается права носить белую рубашку на моей кухне. Иванова!
Не успела я посочувствовать Елене, как пора было сочувствовать мне.
— Да, шеф, — ответила я точно так же, как уволенная ротиссёр, и положила нож на столешницу. Снова стало тихо, и нож противно лязгнул, соприкоснувшись с поверхностью стола.
— Идешь за мной, — сказал шеф и обратился к остальным. — Благодарю за работу. Всем отдыхать до завтра.
Меня провожали молча, как в последний путь. Я машинально потуже завязала косынку и убрала под нее выбившиеся пряди, хотя мой внешний вид был уже не важен. Сейчас шеф поговорит со мной так же жестко, как с Еленой, скажет съехать из комнаты в ресторане, вернуть аванс…
Мы поднялись на второй этаж и зашли в кабинет Богосавеца.
— Дверь закрой, — велел шеф, и я послушно закрыла двери.
Я ждала, что он заговорит сразу же, но Богосаец молчал, усевшись за стол и мрачно глядя на меня.
— Елене, правда, стало плохо, — сказала я. — Зря вы так с ней.
— Она уволена не из-за того, что ушла от плиты вне графика, — ответил Бгосавец. Он поставил локти на столешницу и переплел пальцы. — Она беременна. От Милана.
— Вот как, — новость была — не то чтобы очень сногсшибательной. Я подумала и спросила: — И что?
— На моей кухне романы между сотрудниками запрещены, — произнес Богосавец. — А ты тоже нарушила мой запрет. Я ведь предупреждал — никакой самодеятельности.
— Простите, — пробормотала я. — Но Милан и Елена…
— А речь сейчас не о них, — перебил меня шеф. — А о тебе, Даша.
То, что он назвал меня по имени, давало какую-то надежду.
— За изменение рецептуры мне надо было тебя наказать. Уволить, например, — Богосавец так и буравил меня взглядом, и я боялась посмотреть на него прямо — только исподлобья, и то на пару секунд. — Но тебе неслыханным образом повезло, поэтому ты не будешь уволена и займешь место Елены.
— Спасибо, шеф, — выпалила я и тут же показалась себе последней свиньей, за то что так обрадовалась получив чужое место. — Но, может, вы еще передумаете… насчет Елены… Это незаконно, вобщем-то…
— Вряд ли она пойдет в суд жаловаться, — ответил он с холодной насмешкой. — Что касается тебя. Будешь работать ротиссёром. Испытательный срок — два месяца. И впредь, если придумаешь что-то новое, сначала покажи Петару, а он решит — показывать твое блюдо мне или нет. И тогда уже я решу, включить твое блюдо в меню или нет. Поняла?
— Да, — ответила я быстро.
— Иначе лишишься рубашки, — напомнил Богосавец.
— Да, шеф. Можно идти?
Он кивнул, и я почти побежала к выходу, но у порога меня остановил голос Богосавеца:
— Зачем ты добавила барбарис? Как тебе такое в голову пришло?
Я уже держалась за дверную ручку, но, услышав вопрос, остановилась. Я оглянулась не сразу, собираясь с мыслями, а когда повернулась, прижимаясь спиной к двери, шеф уже стоял возле стола, засунув руки в карманы, и почти вколачивал меня взглядом в пол с высоты своего жирафьего роста.
— Когда попробовала мясо, — начала объяснять я, впервые осознавая, зачем я и в самом деле изменила рецепт во время запарки на рабочем месте, — поняла, что оно очень сладкое. Эта телятина была сладковатой… Думаю, тут дело в том, что она была недостаточно выдержанной. Мясо немного водянистое, не хватало кислинки. Она просто просилась туда — кислинка. А лимоны были недостаточно кислые. С ними что-то не так, с этими лимонами. Они похожи на лимон Мейера[1], хотя шкурка толстая. Они слишком сладкие. Они не дали бы такую кислоту, как надо для вашего блюда. Я пробовала мясо по-грузински раньше и сегодня вкус сильно отличался…
— Как ты определила, что мясо и лимоны сластят? — требовательно спросил Богсавец.
Я смутилась, но ответила:
— Я все пробую, шеф. Это привычка… Простите, но я не могу готовить без дегустации. Я пробую совсем по чуть-чуть и…
— Иди, — коротко сказал Богосавец. — Надеюсь, объяснил доходчиво. Ты всё уяснила.
— Да, шеф, — согласилась я и выскочила из кабинета.
С чего я решила, что ему интересны мои соображения по поводу телятины и лимонов?! Я спустилась по лестнице, как во сне. Ротиссёр в «Белой рубашке»! Вот это везение! Но я тут же спохватилась, что радуюсь, когда у других горе. Остаться без работы беременной… Я вдруг сообразила, что у меня нет телефонного номера Елены, чтобы позвонить ей. С другой стороны — нужны ли ей мои соболезнования?..