Твою ж мать… Кажется, откровенного разговора с Кристиной мне не избежать…
Под хлопанье двери я разжимаю пальцы, и Вика, наконец, получает свою долгожданную свободу. Поздно, конечно, все всё уже увидели.
Титова отступает сначала на шаг, потом еще на один, а потом уже откровенно торопливо разворачивается, чтобы уйти, растирая кожу на запястьях, будто после меня на них остались синяки. И прячет взгляд…
— Вик… — окликаю я. Даю ей последний шанс.
С Крис-то я разберусь, но и упускать момент с Викой мне сейчас нельзя.
— Я тебе позвоню после работы, Ветров, — тихо произносит Титова, останавливаясь у двери и уже стиснув пальцы на ручке, — мы это обсудим. Я не могу вот так вот взять и устроить тебе встречу с дочерью. Её к этому нужно хотя бы подготовить.
Враг пал неожиданно скоро…
14. Своя душа — потемки
Из крана течет вода. Теплая такая, жахлая вода, усилиями местных смесителей доведенная до действительно комфортной для кожи температуры.
А мне бы так хотелось, чтобы она была ледяной… Чтобы кожу на моих запястьях окатило холодом, чтобы она онемела и вовсе перестала что-то ощущать, чтобы она сошла, вместе с этими незаметными следами прикосновений. Прикосновений пальцев Ветрова…
Он хватал меня за руки нагло, бесцеремонно, будто и не исчезал на чертовы восемь лет, будто не вышвырнул меня из жизни как потускневшую, застиранную футболку, будто этот спор о встречах с дочерью — происходил не в рабочей курилке, а на нашей с ним кухне. Той самой, которая какого только разврата не видела во времена наших с Ветровым скандалов и примирений.
Бр-р!
Самое неуместное, что можно вспомнить сейчас — это все вот это. Нет, это не заводит, не дурманит мне разум, не заставляет сердце таять от «сокровенных воспоминаний» — или как там еще бы написали в дешевых любовных романчиках?
Нет, ничего из этого я не чувствую.
В моей крови кипит только ненависть. Чистая, концентрированная, обжигающая — и если бы она вырвалась на свободу — это было бы полноценное кислотное цунами, и оно бы точно смыло с лица земли пару маленьких приморских городов. Бесследно!
Самое паршивое в этой ситуации — я дала согласие. Согласилась удовлетворить идиотскую прихоть Ветрова. Черт возьми, для него же это просто каприз! Ничего более.
Нет, так нельзя. Надо взять себя в руки. Надо вытереть наглость Ветрова из памяти, надо унять зуд в ладонях, просто умоляющие меня дать ему по морде за это — и за все остальное.
Надо придумать, как цивильно послать его к чертовой матери и избавиться от этого неосторожно сорвавшегося с моего языка обещания организовать ему встречу с Маруськой.
Это слишком. Все-таки — слишком… Я знаю, что ей это нужно, вопросы про папу — самые частые у нас. Но в чем я искренне сомневаюсь, так это в том, что Ветров способен дать моей дочери хоть каплю необходимого ей тепла.
Она будет искать в нем то, что никогда не найдет…
За моей спиной хлопает дверь туалета — и это на самом деле работает как напоминание о реальности.
Я на работе.
На очень важной для меня работе, с жестким рабочим регламентом. Я встряхиваю руки и разворачиваюсь, чтобы порезвее вернуться в наш отдел, под бдительное око Анджелы Леонидовна.
Они сошлись — волна и камень…
Анджела стоит за моей спиной, у самой двери, так что мимо неё нельзя пройти и не задеть. Разве что боком протиснуться…
И, о боже, какой у неё испепеляющий взгляд. Она его перед зеркалом репетирует? А крыс она этим взглядом убивать умеет?
Это я настолько задержалась с перерыва, что она решила на меня вот так подавить?
— Я уже возвращаюсь, Анджела Леонидовна, — я неловко улыбаюсь, — я обойдусь без перекуров сегодня, раз сейчас задержалась.
— Оставь его в покое, — цедит Анджела неожиданно гневно. Настолько, что ясно — в её уме она уже сожгла меня заживо не меньше чем четыре раза подряд.
— Кого? — я даже не сразу догоняю, о чем она, а потом припоминаю, что, кажется, именно она заглядывала к нам в курилку в последний раз.
— Ярослава Олеговича, — Анджела опасно сужает глаза, изображая из себя яростную хищницу, главную львицу прайда. — У него очень прочные отношения с Кристиной. Ты — даже не дыши в его сторону.
В воздухе пахнет лютым непрофессионализмом…
И все-таки, своим «деаноном» и последующим распусканием своих лапающих конечностей Ветров подложил мне даже не свинью, а полноценного кабана. Килограммов в шестьдесят пять. Или сколько там наш менеджер весит вообще?
— Это насколько прочные у них отношения, что в их сторону даже дышать нельзя? — не удерживаюсь я, потому что лингвистическая конструкция Анджелой выстроена ужасно смешно.
А вот ей не смешно… И зря я тут блещу остроумием — не стэндап, не оценят. Даже наоборот, Анджела еще больше свирепеет.
Нет, нет, надо что-то другое, мне ж с этой мегерой еще работать. И выдерживать прессинг местного терминатора от трудовой дисциплины мне совсем не улыбается.
Надо как-то разъяснить этой ретивой болельщице с трибуны Кристины Лемешевой, что я не зря восемь лет вообще не контактировала с бывшим мужем.
Боже, да я бы сама доплатила Кристине за то, что она принимает на себя этот удар. И если бы она открыла «сбор средств на вечную нейтрализацию Ярослава Ветрова», то я последние десять тысяч из заначки на новый ноут бы вытащила, лишь бы сей голубокровный господин наслаждался отношениями со своей породистой кобылкой, а от моего гетто держался подальше.
Вот и как это объяснить Анджеле, чтобы не нарушить субординацию слишком большим количеством нецензурных слов? Я не супервумен, но мне придется совершить этот подвиг!
— Я боюсь, вы не расслышали Ярослава Олеговича, Анджела Леонидовна, — с максимальной нейтральностью, на которую я вообще способна, проговариваю я, — я ему не девушка, не любовница, не соперница в борьбе за его руку, сердце и прочие органы. Я — бывшая жена. Быв-ша-я! У нас есть общий ребенок, и это все, что у нас с ним общего. Я не собираюсь хоть как-то рушить его отношения с Кристиной Сергеевной, потому что сама я в нем совершенно не заинтересована. Я бы вообще только обрадовалась, если бы они прожили долго и счастливо. Они могут даже умереть в один день, только пусть их похоронят на том кладбище, которое будет как можно дальше от моего. А теперь, если вы не возражаете, я вернусь к моей работе!
Мимо Анджелы я все-таки протискиваюсь и она отодвигается от меня — будто бы даже с легкой брезгливостью, избегая даже случайных прикосновений.
Еще одна принцесса!
Ну и пусть она катится в свою принцессную тусовку. И лобызает Ветрову руки!
Я все равно уйду. Тем более, что я сказала все, что могла и хотела сказать.
Хотя выражение лица Анджелы мне все равно не нравится. Кажется — я её не убедила…
Разговор с Анджелой настраивает меня на такой лад, что, даже входя в свой, ну, точнее, общий на четверых переводчиц, кабинет, я ожидаю подвоха. Что вот сейчас кто-то как выпрыгнет из-под стола, с ножом к горлу подскочит и тоже потребует немедленно оставить божественную парочку Ветрова и его девушки в покое.
Нет. Все чинно, спокойно, все даже работают! Удивительно.
Девчонки поглядывают на меня заинтересованно, они, конечно, не в курсе, что у меня происходило в последние двадцать минут, но они точно уже в курсе, кто тут кому бывший муж и от кого у меня ребенок.
Ох-х…
— Успокойся, Вик, — с миролюбивой улыбкой советует мне Алиса, — допрашивать мы тебя не будем. Не в рабочее время! — добавляет она, заметив упрямо поджатые губы Наташи, которая вроде как колдует над переводом методички, но при этом — все равно бдит.
— А вот в обе-е-ед, — опасно тянет Таня из угла, — обед же за рабочее время не считается, да, Алис?
Тут даже я хихикаю.
— Не считается, — коварно подтверждает эту мысль Алиса и многообещающе округляет глаза, глядя на меня.
— Все, запугали, так запугали, допрашивайте, дайте мне только поработать спокойно, — вздыхаю я, будто соглашаясь с моим приговором.
Эти хотя бы адекватные… Ну, я надеюсь. Надеюсь, что из них мне никто никакой подлянки не подложит, а то что-то обостряется паранойя. В конце концов, уж если даже человек, который уверял меня в своей любви, мне выписал волчий билет для занятий тем, чем мне действительно хотелось заниматься — то кто мешает чужим мне в общем-то девчонкам как-то меня подставить…
Ох-х. Опять, да!
Нет, с таким настроением я тут долго не проработаю…
Интересно, как вообще перенес все эти новости Николай. Неожиданно — мне это и вправду интересно, но, увы — его мне не попалось по пути, когда я возвращалась в наш отдел. Поговорить и объясниться с ним мне не удалось.
Нет, конечно, если его интерес ко мне можно отшибить так просто, то и черт бы с ним, но… Но все-таки обидно.
Наверное, стоило вчера очертить все детали моей «задачи». Тогда не было бы сейчас такого ощущения, будто я его обманула. Хоть и не обманывала я его вовсе!
В перевод я ухожу с головой, настолько глубоко, что кроме этой вот деловой переписки одного из рафармовских менджеров с менеджером японским, у меня в голове ничего не остается. И это хорошо. В конце концов, я не хочу, чтобы Кристина оказалась права насчет меня. Я сюда пришла не глазки Николаю строить. А работать!
Тем более, что отвлечься от мыслей, которые так и норовят свернуть к теме Ветрова и «что нам с ним делать» — мне в радость.
Тем более, что сделать я с ним ничего не могу. Наше положение и восемь лет назад не было равным, а сейчас я гораздо уязвимей, потому что отвечаю за Маруську. И только поэтому я не отказалась от места в Рафарме, хоть на старте и понимала, что рискую моей собственной тайной. Это место обещало мне ту финансовую стабильность, которой в моей жизни и в жизни моей дочери очень не хватало. Только бы тут удержаться…
Пусть карьера на юридическом поприще мне уже особо и не светит — все упустила, что только можно, зато переводческая… Тут можно и помечтать. Ну, после того как поработаю.
На самом деле — меня слегка заносит.
Потому что я начинаю видеть, где тот переводчик, что составлял тексты писем для нашего продажника, налажал, где понял формулировки неправильно. А это в паре мест было довольно… Критично.
Меня не особо просили — но я все равно отслеживаю эти моменты, и помечаю их на тексте своей копии оригинала желтым маркером. Вряд ли Козырь за это спросит, но самой позже хочется еще раз перечитать, и подумать — все ли я перевела правильно. Но на самом деле оговорки иногда странные…
— Земля вызывает Викторию, — суфлерский шепот Алисы — это точно её секретное оружие. С его помощью можно перекричать пять галдящих первоклашек, а я знаю — это действительно сложно.
— А? — Я отвлекаюсь и разворачиваюсь к соседке.
— Обед, — Алиска показывает глазами на часы на стене, — а ты в курсе, что ты за два часа даже не поерзала ни разу? Ты плохо на нас влияешь, мы тоже станем из-за тебя настолько помешаны на работе.
— А вы еще нет? — я чуть тру виски. Глаза от двух часов непрерывной работы с текстом такие сухие, что хочется утопить их в чашке с водой.
— Пока нет, — Алиса хмыкает и открывает мне сейф, — нас жизнь помиловала.
— Не надо, я с собой документы возьму, — я чуть морщусь, — там осталось два абзаца, я добью их за обедом. А после уже отредактирую и сдам. Хочу добить это задание сегодня.
— Ведьма, — грозно шипит из-за моей спины Наташа, а Алиса закрывает сейф обратно и ржет.
Я не ведьма, я — трудоголик!
— Ты себя в первый день тут вспомни, — насмешливо смеется тем временем Алиса, косо поглядывая на Наташу, — ты тогда даже на обед не пошла, лишь бы побыстрее закончить задание. Ты ж тогда была еще не в курсе, что за это не доплачивают.
— У Вики уже второй день, — педантично напоминает Наташа, — и она теперь в курсе. И все еще не передумала!
— Девочки, не сжигайте меня, я исправлюсь, — покаянно обещаю я, — когда-нибудь. Может быть.
В конце концов, коллектив коллективом, а Николай мне говорил, что тут хорошие доплаты за сверхурочные. Нет, я не собираюсь ими злоупотреблять, в конце концов, хочу хоть по вечерам видеться с Маруськой, но…
Но на начальном этапе, может, это и не было бы лишним… Маруське как раз нужна новая осенняя куртка. Уж слишком быстро растет мой козленок, вырастает из любой одежды в самые кратчайшие сроки.
Да, сейчас речь не о сверхурочных, я просто хочу скорее выполнить задание Эдуарда Александровича. Почему-то мне кажется, что лишний бонус его расположения мне не помешает.
— Не бойтесь, дамы, мы будем допрашивать Вику про Ярослава Олеговича, — тут же напоминает Таня, — мы собирались. Так что ей просто не хватит времени на то, чтобы капать нам на совесть своим рабочим рвением.
— Все, идемте жрать, — Алиса даже топает ногой от нетерпения. С учетом её каблуков выходит забавно. — А не пойдете, я сожру вас. Начну с Вики, может, это пойдет на пользу моему рабочему настроению?
Я издаю тихий стон и все-таки убираю листы в сумку. Я верю, что все-таки успею добить… Ветров — это та тема для разговора, на которую я могу разговаривать максимально кратко.
И потом — всего два абзаца же!
Кто тут неисправимая оптимистка?
С какого раза угадаете?
15. Щепотка приключений в маленьком офисе
— Давайте поставим ей памятник! — насмешливо тянет Наташа. — Ей ведь мало того, что мы на обед позже Анджелы Леонидовны ушли. Она ведь не останавливается!
Все это происходит уже в кафешке для сотрудников, когда я, отбиваясь краткими ответами, что там у нас было с Ветровым и как — добиваю несчастный последний абзац перевода.
Как следствие — съедено всего полобеда, но когда остался один абзац — я просто перестала хотеть жрать, как явление.
— Золотой или платиновый? В полный рост или в два? — тут же вскидывается Алиса на Наташино предложение.
Любопытство своих коллег я не утолила, они явно хотят перемыть кости потщательнее, но поняв, что с меня где сядешь, там и слезешь, и делиться интимными подробностями восьмилетней давности я не собираюсь — девочки быстро находят себе занятие, и оглашают мне краткий топ рафармовских холостяков, на которых облизываются практически все незамужние сотрудницы этой фирмы.
Это — интересная тема, девчонки даже слишком вдохновляются этой темой, но, слава богу — обсуждают её шепотом, тихонько похихикивая.
А вот их, кажется, Кристина Сергеевна, про матримониальные порывы не спрашивала!
— Да какой Канев, нет, нет, нет, он же гей, его нельзя в список, — шепотом возвещает Алиса приговор финансовому директору, — все же это знают.
— Ну, он же все равно не женат, — хихикает Таня, — а вдруг найдется та смелая женщина, что наставит его на путь истинный.
Я не удерживаюсь — тихонько фыркаю.
На секундочку — это вот все озвучивают профессиональные переводчицы. С первой степенью по нихонго нореку сикэн, с высшим лингвистическим образованием какого-нибудь крутого московского или питерского вуза, и это — минимум. Каждая не меньше пяти лет работает на переводах.
А в обеденный перерыв обсуждают, как перевоспитать гея в гетеросексуала. На полном серьезе, ага!
В нерабочее время мы иногда бываем такие дуры…
Как мне теперь жить дальше? Разве что надеясь, что я никогда в своей жизни не встречу нашего финансового директора, и не вспомню, как три отбитые на всю башку переводчицы обсуждали способы его «перевоспитания».
— Ладно, тогда первое место точно у Артемьева, — с видом знатока приговаривает Наташа, — и попробуйте назвать кого-нибудь круче топ-менеджера. А еще Артем Антонович самый симпатичный в отделе продаж.
Девчонки хихикают, перешептываются, но не спорят.