Днем твой голос пронзает его, на закате
Он во снах тебя видит и стонет.
Разжигай его пламя в ночи, подчиняй, и пускай же
Наяву и в плену снов он колени преклонит.[5]
Звук, вырвавшийся у меня из груди, хоть и приглушенный, эхом отразился от плитки и каким-то образом стал невозможно громким, невозможно беззащитным. Понятия не имею, что это за стихотворение, но слова впились в меня как репей.
И да — для него, для его удовольствия, я бы их повторил. Для моего безжалостного, улыбающегося принца.
— Как тебя зовут? — спросил он.
В тот момент я принадлежал ему и потому ответил.
— Лоренс Дэлзил. Большинство зовут меня просто Ди.
— А в клубе называли Лори.
— Лори — это для друзей, — резко поправил я его.
— Я буду звать тебя Лори.
Я приподнял голову.
— Ты будешь звать меня так, как я скажу.
— Я с прицелом на будущее.
— Друзьями мы в будущем не станем.
Он уставился на меня сквозь угольно-черную челку намокших ресниц и моргнул. Я почувствовал себя последним козлом.
— Пожалуйста. — И глаза его стали огромные-огромные. — Пожалуйста, можно мне звать тебя Лори? Мне так больше нравится.
Этому ребенку только палец дай. Хотя можно подумать, я с самого начала того не знал.
— Ну ладно, ладно. — Не самая изящная капитуляция, но когда они такими вообще бывали?
Он брызнул на меня водой. Озорной завоеватель.
— А я — Тоби. Тоби Финч.
Я понятия не имел, что сказать — для «приятно познакомиться» было уже несколько поздновато — и просто кивнул. Тоби. Его зовут Тоби. Кажется, будто я об этом всегда знал.
Он внезапно разогнулся и исчез в вихре рук-ног и блестящей кожи под шапкой пены. А через пару секунд всплыл, стряхивая воду с волос, и откинулся на спину со вздохом абсолютного плотского упоения.
— Блин, когда согреваешься после того, как весь продрог — это лучшее чувство в мире.
Как наслаждение после боли. И у меня стояло как у озабоченного подростка от одного его восторга.
Он потянулся, пытаясь достать пальцем ноги до кранов.
— У тебя суперская ванна. Вообще не помню, когда я в последний раз так отмокал. То есть… — Он с плеском сел, на этот раз сдвинув достаточно пены, чтобы я краем глаза поймал очертания его паха, изгиб лодыжки, борозды ребер, — я моюсь, конечно, и все такое. У нас душ стоит в лофте.
Мне не следовало поддерживать разговор.
— Ты живешь в лофте?
— Да, на верхнем этаже бывшей табачной фабрики. Один мужик подарил его моей маме.
— Твоей матери подарили лофт?
— Ага. — Он поднял из воды руку и оглядел ее. — Смотри, у меня уже пальцы сморщились.
Подозреваю, что это была не самая тонкая попытка сменить тему, и я не стал настаивать. Сам же сказал, что друзьями нам не быть.
— Значит, пора вылезать.
Он повторил уже знакомый мне жест «отвернись». Я встал и вздохнул — нет, ну это уже дошло до смешного.
— Тоби. — Он вскинул голову, услышав от меня свое имя, мне и самому было приятно его произнести. — Тоби, ты правда думаешь, что я превращусь в похотливое животное, неспособное себя сдерживать, от одного вида твоего обнаженного тела?
К моему ужасу он залился краской и скрутился в комочек на дальнем конце ванной.
— Господи, нет. Я просто… Стесняюсь я просто, понятно? Похотливое животное. Скажешь тоже.
— Ты… чего? — тупо повторил я. Этот мальчик, который отбрил меня в БДСМ-клубе, поставил на колени, сообщил все то, что он хочет со мной сделать, показал свои желания и себя в состоянии неприкрытого экстаза, вернулся ко мне, несмотря на ливень, потому что он гордый, но не глупый… и стеснялся?
Он молча уткнулся лбом в колени. Так что я взял с трубы чистое полотенце и развернул его в руках как простынь.
— Я закрою глаза.
— Ладно, только не подглядывай.
— Обещаю.
Снова плеск. Я старался не представлять себе, как по нему стекают, искрясь, капельки воды, а потом почувствовал его — не само тело даже, а скорее исходящее от него тепло — и сомкнул края полотенца, только в последний момент осознав, что, по сути, обнимаю Тоби.
Он ответил мне своим очередным довольным «ммм».
— Хорошо-то как.
— Ты девственник?
Я открыл глаза в изумлении от собственных слов. Какого черта я вообще задал такой вопрос? И так в лоб. Это вообще меня не касалось от слова совсем.
Он напрягся в моих руках и дернул на себя край полотенца, развернувшись с возмущенным взглядом.
— Я сказал, что стеснительный, а не сексуально недоразвитый.
Господи, вот черт меня дернул…
— Ты же еще такой молодой, и вообще это абсолютно нормально…
— Слушай, ты, я уже сто лет не девственник. У меня первый секс был в четырнадцать.
Во мне что-то вспыхнуло, что-то горячее, острое и тошнотворное, как кислота.
— Тоби, я…
— Да никакого криминала. Это было с моим лучшим другом из класса. Мы решили, что потом поменяемся, и я дал ему себя трахнуть, но после он струхнул и больше никогда со мной не разговаривал. — Он пожал плечами. — Но у меня с тех пор были еще парни, и даже не один.
Он так гордо это заявил, как будто до сих пор вел счет.
— Прости, что сомневался в твоей… распущенности. Просто, ну, меня-то ты уже всего видел.
— Вот именно, — уставился он мне в глаза, по-прежнему сжимая полотенце у шеи. — Видел.
— Так чего же тогда стесняться?
Он тяжело и даже несколько подчеркнуто вздохнул.
— Может, потому что ты выглядишь так, а я вот так.
Я даже на секунду не понял, о чем он. Намек, что я уже старый? А потом вспомнились все те восторги, с которыми он меня описывал. В тот момент я отнес их на опьянение собственной властью и на запал момента, но я опять — не в первый раз уже — составил неверное суждение о моем мальчике. Он говорил именно то, что думал. Каждое слово. Разумеется.
— Ох, Тоби. — Я с трудом узнал собственный голос. — Ты ведь знаешь, насколько красив, правда?
Он опять покраснел.
— Ну, я ничего. Но не такой, как ты. Не такой, каким должен быть.
— А каким ты должен быть?
— Ну, не знаю… выше, сильнее, мускулистее. Прыщей поменьше.
— Тоби, Тоби. — Это словно какое-то заклятье — чем больше называю его по имени, тем больше мне хочется. — Пожалуйста. Позволь мне... — я понятия не имел, как закончить это предложение, но, кажется, оно было и неважно.
Мои руки накрыли его ладони, и хватка на полотенце постепенно, поначалу практически незаметно, начала ослабевать. Я увидел, почувствовал, ощутил, как напряжение покидает его тело.
— Да, — прошептал он, словно опьяненный. — Да.
Полотенце сползло ниже, обнажив одно плечо, часть руки и изгиб ключицы с ее темно-красными розеттами. Его глаза, затуманенные и темные от расширенных зрачков, не отпускали мои.
Боже милостивый. Он отчего-то доверял мне.
Я бы, наверное, мог его раздеть и соблазнить, и он бы позволил, но меня полностью обезоружила собственная нежность. Вместо этого я начал вытирать его, обнажая сантиметр за сантиметром худое тело, промокая воду полотенцем, пальцами, иногда губами. Я гладил жилистые мускулы, хрупкие косточки. Целовал воспаленные места на коже.
Он вздрогнул.
— Как я их ненавижу.
— Все не так уж и плохо. Мазью или гелем с перекисью бензоила мажешь?
— Маслом чайного дерева. Мама не верит в химию.
— Тоже хорошо.
Он не ответил.
— Они тебя не уродуют, Тоби. — Я нежно провел пальцем по россыпи темных пятнышек прямо над левым соском. — Они просто есть и все.
— Ну… — Он переминался с ноги на ногу. — Спасибо, но лучше бы их не было.
— Со временем пройдут.
— А если нет?
— А если нет, тогда присоединишься к еще восьмидесяти процентам населения страны.
Ответ его явно не устроил, и он буркнул себе под нос что-то неразборчивое. Его губы были совсем рядом с моими. На поцелуйном расстоянии. И чтобы отвлечь себя — нас обоих — я обернул его полотенцем вокруг талии и опустился на колени на коврике. Он хрипло выдохнул, а глаза еще больше потемнели. Я обхватил пальцами его щиколотку и поставил ступню себе на бедро. Концом полотенца я собрал и изничтожил льнувшую к нему воду. Каждую каплю, одну за другой. Повторил то же самое с другой ступней, а затем начал подниматься выше — по жестким курчавым волоскам на голенях, вверх по коленям до гладких бедер и нежной, как шелк, кожи на их внутренней стороне.
— Ч-черт. — Я чувствовал, как он дрожит под ладонями, полотенце уже не скрывало явной эрекции. — Чертчертчерт.
— Все… хорошо?
— Да. Просто сегодня, ну, лучшая ночь секса в моей жизни.
И поскольку именно это я и хотел сделать раньше — что, возможно, мне и следовало сделать — я провел рукой у него по ноге, обнял за бедро и прислонился виском к его колену. Закрыл глаза. Пальцы Тоби осторожно перебирали мне волосы, было тихо, темно и спокойно. И хорошо, так хорошо.
Время обвернулось вокруг нас обоих и крепко обняло.
— Знаешь, — наконец сказал он, — моя одежда уже, наверное, высохла.
Путь обратно на ноги оказался долгим, и я внезапно почувствовал, насколько устал. Я поддернул повыше полотенце и туже закрепил его на Тоби.
— Вызвать тебе такси?
Он повернулся и посмотрел в окно, сквозь жалюзи на котором уже пробивался серый предутренний свет.
— Да скоро уже метро начнет ходить.
— Мне бы не хотелось, чтобы ты бродил ранним утром один по улицам.
— Слушай, ну я же не ребенок. И постоянно один брожу, ничего не случится.
В среднем за год в Лондоне происходит около ста семидесяти убийств. Ориентировочно семьдесят тысяч вооруженных нападений. Примерно четыре тысячи нападений с огнестрельным и двенадцать тысяч — с холодным оружием.
— Знаю, но все равно предпочту, чтобы ты взял такси. Или… — вырвалось у меня прежде, чем я успел себя остановить.
— Или?
— Или… останься на ночь. На оставшуюся ее часть.
Он прищурился, и я понял, что опять могу стать жертвой его очевидных махинаций. А главное, тут даже не скроешь, что сам же намеренно в них и ввязался.
— Где остаться, у тебя на диване?
— У меня есть комната для гостей.
— Спасибо, конечно, но лучше я попытаю счастья с метро.
— Не манипулируй мной, Тоби, — сказал я со всей строгостью, на которую был способен. Он заулыбался, ни капли не пристыженный.
— Я не манипулирую, я веду переговоры. Ты не хочешь, чтобы я ехал домой на метро. Я хочу остаться с тобой. С тобой.
Ох, в проигрышах ему крылось свое пугающее удовольствие.
— Если останешься со мной, между нами ничего не будет.
Я ожидал возражений (даже надеялся на них?), но он только кивнул и с таким энтузиазмом, что подумалось, уж не сдался ли я безоружному противнику? Эта мысль заботила меня куда меньше, чем следовало бы.
— Ну, ладно. Сюда.
И так я отвел его в спальню, которую когда-то делил с Робертом.
— Да-а, мужик, дом у тебя, конечно… — присвистнул Тоби.
Время, которое я посвятил его обустройству, казалось потраченным зря. Хобби другого человека. Я подтолкнул Тоби к кровати. Он сбросил полотенце и нырнул в простыни, но не раньше, чем успел сверкнуть бледными бедрами и ямочками на пояснице.
Я выключил свет, чтобы не смотреть, какие очертания принимает его тело под одеялом, пока он ворочался и устраивался поудобнее. После чего снял халат и осторожно улегся рядом.
Он все еще ерзал, тихо мурлыча себе под нос, и так основательно завернулся в одеяло, что я не поручился бы, что смогу его вообще оттуда когда-нибудь вытащить.
Я обычно не сплю на спине, но сейчас посчитал, что так будет благоразумней.
— Спокночи, Лори.
— Будильник завести?
— Неа, не надо.
Боже, в его усталом голосе звучала та же хрипотца, что и от возбуждения. Я уже довольно давно ни с кем не делил кровать и успел забыть, каково это — ощущать под боком чужое тело. Мне практически слышались взмахи его ресниц и биение его сердца.
Что было плодом моего воображения, поскольку он улегся на бок, спиной ко мне, и свернулся тугим калачиком.
Я слушал его дыхание, пока оно не стало медленным, ровным и глубоким, после чего рискнул и перекатился к нему. Я даже не почувствовал, когда он сдвинулся, но внезапно его тело оказалось крепко прижато прямо ко мне — спина к моей груди, зад уютно устроился в гнезде моих бедер. Он сладко и явно умышленно засопел. «Интересно, улыбается или нет?»
Я закинул на него руку и подтянул к себе, пальцы практически инстинктивно сомкнулись вокруг запястья, чтобы не сбежал.
Назвался груздем, с волками жить… и так далее, и тому подобное.
По телу пробежал мягкий импульс желания — не секса, не боли, не унижения или иного вида разрядки, а вот этой спокойной близости. Обнимать кого-то в темноте.
Он, видимо, это тоже почувствовал. Как я шевельнулся за его спиной, как у меня перехватило дыхание. Я ждал, беспомощно и в подспудном страхе, ответа. Поцелует. Возьмет. Я бы не сопротивлялся. Принял бы его со всей его искренностью, настойчивостью и юным желанием запретного. Но он не солгал, когда пообещал мне пощаду. Его пальцы согнулись, чтобы погладить меня по руке, и он устроился поудобней в изгибе моего тела, дав мне вот это взамен.
Глава 4. Тоби
Я просыпаюсь хрен знает во сколько в чужой кровати в руках у человека, которого едва знаю, и не могу представить чего-то еще идеальней. Меня никогда так не обнимали. Настолько… целиком. Его пальцы до сих пор лежат на моем запястье, хоть и не сжимая. Такая приятная тяжесть — как будто он не в силах меня отпустить. Он, наверное, за ночь и не пошевелился ни разу.
Я суперосторожно, чтобы не разбудить, поворачиваюсь под обхватившей меня рукой лицом к нему.
Лори.
У него слегка пахнет изо рта, но и у меня не лучше — обычный утренний запах. Мне просто нравится на него вот так смотреть. Во сне он в чем-то больше, а в чем-то меньше похож на себя — одновременно строгий и мягкий. И, уютно устроившись рядом с ним в тепле, самому не верится, сколько всего он мне дал за одну ночь: силу, подчинение, доброту. А теперь и вот это. Умиротворенность.
Он еще и первый человек, который воспринял меня серьезно. Первый, с которым я по правде почувствовал себя красивым. И, блин, ну что я после этого смогу дать ему взамен?
Очень-очень аккуратно я касаюсь его ресниц. Уголка рта. Вообще не шевелится. И меня немного напрягает, что так, пожалуй, ведут себя сталкеры.
Знаю, мы с ним не любовники и не друзья, даже не встречаемся, и да — он проснется и вызовет такси, чтобы оно увезло меня из его жизни. Но надеюсь, он не будет жалеть об этой ночи — о том, как привел домой глупого мальчишку. Я-то буду помнить о нем до конца своих дней.
Не уверен, что я все тот же человек, который пробрался в тот дурацкий клуб. Единственное, что там оправдало ожидания — это Лори. Мне даже где-то хочется, чтобы мы с ним встретились позже, когда я буду старше и круче, и весь такой утонченный. Не знаю, как именно бы встретились — как-нибудь. Не могу себе толком представить. Лучшее, на что способно мое воображение, это мы в смокингах. И сидим в таком типа… баре с дубовой мебелью и свечами, в темных тонах. И я такой бармену: «Лучшее виски, что у вас есть, пожалуйста». И Лори выглядит совсем как сейчас, но я какой-то нечеткий, и мозг так и хочет подставить на мое место Дэниэла Крэйга, и, ёпт, что это за фантазия такая, где мою роль в моей же голове играет кто-то левый?
А потом, встреть я его в другой раз, меня бы сейчас здесь не было. И он не стал бы моим первым. А я это ни на что не променяю.
Надеюсь, я после него вообще смогу смотреть на других мужиков.
Понятия не имею, сколько сейчас времени. Поздно, видимо, судя по солнечному свету, который весь яркий, сверкающий и пронзительный, как иногда бывает после страшного ливняка. А еще спальня у Лори — это такая до невозможности прекрасная комната для пробуждений, почти как из сказки, особенно если посмотреть на огромную кровать с пологом. Точнее, какой-то ее понтовый современный вариант, что ли, раз балдахина-то над кроватью как раз и нет, только корпус и столбики по бокам спинок, покрытые резными спиралями и изгибами, и с блеском, который встречается только у очень хорошего дерева — таким глубоким и насыщенным, что оно кажется теплым на ощупь. Богато, но без показухи и, честно сказать, у меня от вида этих столбиков рождается целая куча непристойных идей.