Наверное, это сам мозг так следит, чтобы я не взорвался от блаженства.
Потому что, мать моя женщина, мне никто не говорил, что у моей шеи сзади прямое подключение к члену. Когда он меня туда целует, становится одновременно и жарко, и холодно, и глаза как бы слепит от яркости, будто в венах вместо крови текут фотоны. Он везде, внутри и снаружи, и я таю под ним в лужицу дрожащего, всхлипывающего «да». Хорошо, что у меня есть за что держаться, а то я бы в таком кайфе провалился прямиком в трещину Вселенной.
Я роняю голову между вытянутых рук.
Еще. Еще.
Вместо этого он отодвигается, но я не успеваю впасть в конкретное разочарование, потому что его язык начинает рисовать мокрую полоску экстаза от начала задницы и вверх по позвоночнику. Сперва это, по большей части, странно, потом становится ничего так, а потом невероятно охерительно — будто все нервные окончания моей спины встрепенулись и подрагивают от нетерпения, после чего искрятся, когда он их поджигает один, мать его, за другим. А я такой живой, такой опьяненный всем этим, что даже понятия не имею, где сейчас находится его язык. Кажется, будто он мне всю спину облизывает одним махом. И я обо всем забываю в вихре ощущений. Обо всем, кроме него.
Я вдруг замечаю, что издаю такой… звук. Типа «хнннннн», только у меня дыхание слишком сбилось, поэтому это скорее «хн-уф-уф-уфхннннн», как будто я газонокосилка, которая никак не заведется. И стараюсь перестать, но не могу. Не могу.
Очевидно, это происходит, когда мне вылизывают спину.
Кто ж знал?
Его раскрытый рот снова у моей шеи, жаркий и влажный, и Лори проходится по коже зубами, и, господи, я чуть не кончаю. Спасает только чистой воды паника, ну, почти спасает, и теперь я лежу и подергиваюсь в луже жидкости, и мне хочется сдохнуть от стыда.
— Тоби? — Его голос у моего уха.
Нет, мне слишком стыдно, чтобы ответить.
— Что такое? Чересчур?
Если я ничего не скажу, он забудет про мое существование. Ля-ля-ля. Тоби Финч покинул помещение.
— Тоби, пожалуйста. Я что-то не так сделал? — Мама родная, кажется, он реально испугался. Я прячу лицо в руке.
— Ты что, я чуть не кончил сейчас.
— Что, прости?
Поворачиваюсь ртом вбок.
— Я. Чуть. Не кончил.
Его губы прокладывают дорожку по изгибу моего уха.
— Разве не в этом смысл?
— Эээ, нет. — Сложно соображать, когда он меня трогает… сказал бы «вот так», но по правде, когда он в принципе меня трогает. — Смысл в том, чтобы кончить в нужный момент. А иначе это преждевременная эякуляция.
— Нужный момент, чтобы кончить, милый мой, это когда тебе хочется кончить.
Он меня милым назвал. Оказывается, моему члену и это нравится, и я поскуливаю, пока из него капает. Лори прикусывает меня губами за мочку, и все. Капец. Я опять начинаю газонокосить.
— Мне хочется… — тут у него голос срывается, — доставить тебе удовольствие, Тоби.
Аррргх. Только хуже стало. Судорожно сжимаю бортик кровати.
«Двенадцатью один — двенадцать, двенадцатью два — двадцать четыре. Двенадцатью три…» — он утыкается носом в мою шею сбоку и трется об меня утренней щетиной. Понятия не имею, сколько будет двенадцать на три.
— Пожалуйста. Позволь мне.
Его эротизм опять взрывает мой жалкий мозг. Поверить не могу, что он… реально умоляет разрешить ему доставить мне неземное удовольствие. Лучше, чем сейчас, в жизни просто не бывает.
И это еще не все. Я чувствую, как он дрожит. Прямо трясется весь.
— Ты даже не представляешь, — шепчет он, — что со мной делаешь.
Верно. Не представляю. Вообще понятия не имею, как я могу что-то с кем-то делать, если честно. Но сама идея, что способен, это охренеть как круто.
— Ты меня обязан трахнуть, — говорю я ему, — прям щас или все, капец. Потому что можешь думать, как хочешь, но лично я считаю, что если кончу без твоего члена в заднице, это офигеть как преждевременно.
— Ох, Тоби. — Он спускается вниз по хребту, вжимая в кожу мое имя как самоцветы. — Тоби. Тоби.
Голос у него совершенно очумевший. И это так красиво. Не представляю, как я умудрился заслужить такого удивительного мужчину, но клянусь, теперь практически понимаю, что люди находят в религии.
После его губ и языка я весь липкий и трясусь мелкой дрожью. Слышу шорох рвущейся обертки от презерватива и внезапно очень четко представляю, как я смотрюсь перед ним — разложенный по простыне, потный от вожделения и влажно блестящий от его рта, ноги широко раскинуты, а руки держатся за спинку кровати.
Да-а, вот это я понимаю поза «возьми меня».
Как мне оно все нравится. Такая охренительная разнузданность. Я теперь всегда буду помнить этот образ себя — Тоби, каким его видит Лори. Мой собственный секрет.
Матрас проседает под его весом. Щелчок, звук выдавливаемого геля, а потом у меня в заднице палец. И… вшшух… резко выдыхаю я, потому что это такое… здрасьте. Я, конечно, знал, что так будет, хотя, может, и не совсем в том виде.
Потому что сейчас это палец в заднице. И мне не больно там, ничего такого — контролируемое растяжение — но как бы и все.
Ну, то есть, мне знакомо это ощущение. Слегка чужеродное «эй, да там что-то есть». Ничего страшного.
Но, наверное, я думал, что с ним будет по-другому.
Сжимаю зубы и жду, когда станет лучше. То есть, скорее всего, когда он начнет попадать мне по простате.
Ага. Два пальца.
Рассматриваю стену. Мир снова стал обычным. Ну, настолько обычным, насколько бывает, когда кто-то сует вам пальцы в задницу.
Странно, что я всегда настолько не прочь перепихнуться, если учесть, насколько не вдохновляет меня сам процесс. Как это вообще называется? Как будто тело забывает всю банальность этого действа, и я опять начинаю… жаждать. А может, когда я думаю о сексе, то воображаю другое, а потом убеждаю себя, что так оно и было.
Мой член опустился с девяноста градусов до нуля меньше, чем за секунду, такое ощущение, хотя на деле наверняка дольше.
Ничего, когда он войдет, станет опять нормально. Я почувствую эту близость, которая всегда бывает, и наполненность, и то глубокое, темное наслаждение, которое растет-растет и ни во что не выливается, на самом деле. Вот это все мне нравится. Очень. А потом я буду себя тереть и мечтать о его губах и пальцах на своем теле. Вообще, если подумать, даже если эта часть не удастся, все равно с ним у меня был лучший секс в жизни. И самой мысли достаточно, если на то пошло: он и я. Как Лори меня берет, его тело в моем, какие звуки он издает, когда кончает.
О да.
Кажется, я готов, потому что он опять вынимает пальцы.
Надеюсь, что готов.
Он там все так старательно растягивал своим не слишком соблазнительным способом.
Я вяло думаю, что, наверное, так занимаются сексом взрослые. И даже не знаю, лучше это или хуже, чем неуверенные, где-то отчаянные потуги из моего опыта.
Я стараюсь не слишком огорчаться по этому поводу. Просто… ну, все же так хорошо начиналось. Надо было разрешить ему вылизать меня до оргазма.
В следующий момент он подхватывает меня под бедра так, что колени оказываются строго подо мной, и я как бы шатаюсь туда-сюда — верхняя часть туловища распластана по кровати, а нижняя развевается в воздухе, как флаг на ветру.
Я, прямо скажем, не уверен, что в большом восторге от всего этого.
Меня честно шокирует, каким беспомощным я себя при этом чувствую. И не могу забыть, насколько выставлен весь на его обозрение. В немалой степени из-за того, что холодный ветерок буквально обдувает мне анус.
Который смотрит прямо на Лори.
С тем же полуоткрытым «ртом», как и у меня на лице.
В общем, лежу я, весь в ужасе от представленного и в таком физическом дискомфорте. И главное, тут часть меня вдруг ни с того ни с сего словно подскакивает и говорит: «О!». Потому что я внезапно чувствую какое-то… честно… предвкушение, что ли, что вот сейчас-то меня абсолютно точно, стопроцентно оттрахают. И если б можно было в этот момент высвободить руку, чтобы постучать себе по башке, я бы точно постучал, потому что, блин, Тоби, ну когда уже ты усвоишь, что подставлять задницу для потрахушек — не самое приятное занятие.
Тут его член прижимается ко мне и входит в одно плавное движение — не грубо, но практически неумолимо, открывая меня нажатием с поворотом, как будто я музыкальная шкатулка, и он знает, как работают механизмы всех моих тайных мест. Я чувствую его так глубоко внутри себя, что просто задыхаюсь от этого.
О господи, раньше никогда так хорошо не было. Это уже не утешительный приз как-нибудь когда-нибудь, а все то, что мне нравилось в этой части секса, прямо здесь и прямо передо мной — то есть, технически за мной. И внезапно становится совершенно пофиг, в какой позе я лежу, потому что меня уже не волнует ее нелепость. Мне охеренно.
Я пытаюсь податься назад, подобраться ближе к намеку на вот это нечто, что он предлагает, поскольку уверен… на сто процентов уверен… что меня там что-то ждет, какое-то откровение, надо только дотянуться. Но он крепче сжимает мне бедра (надеюсь, останутся синяки) и не дает двигаться. Заставляет ждать вот так, с моим телом вокруг его и этим намеком на наслаждение, пульсирующим в воздухе.
Когда я не могу больше терпеть ни минуты, он снова выходит и входит под другим углом, зажигая меня как хренов фейерверк.
Кажется, я реально кричу.
Последняя связная мысль: «Так вот что я всегда искал».
А потом я даю себя оттрахать в бессвязную, стонущую, дрожащую лужицу, и это так круто. Нереально круто. Даже не понимаю, когда именно начинаю кончать. Ощущение, будто я все это время кончаю. И окружающий мир слился в одно размытое пятно его пота, и жара, и силы, с которой он вколачивается в меня, толкает все выше и выше, глубже и глубже до тех пор, пока я не перестаю думать, перестаю дышать, перестаю смотреть и только чувствую, чувствую, чувствую.
Я так сотрясаю стены своими криками, что почти не слышу, как он произносит мое имя.
А я говорю… все.
Да. Боже. Черт. Вот тут. Вот так. Сильнее. Глубже. Да. Да.
Ооооо да.
Порнушные звуки, которые и повторить-то стыдно, поверить не могу, что мой рот их издает.
Кажется, я даже признаюсь ему в любви.
Потому что сейчас я его и правда люблю. Реально.
В какой-то момент — ах, вашу ж мать — наслаждение не сказать, что доходит до пика, но с ним что-то случается. Оно схлопывается, как Вселенная, а потом оказывается везде, как падающие звезды, и я им весь охвачен. Охвачен Лори.
Какая, на хрен, маленькая смерть? Да это опупенно гигантская смерть.
И я умираю. Столетиями.
Я прихожу в себя обмякшим и оттраханным. Легким не хватает воздуха, сердце колотится, а ладони ноют от того, как я ими сжимал бортик кровати.
Разгибаю пальцы, и колени подо мной медленно разъезжаются, пока я не остаюсь лежать ничком, а он до сих пор внутри меня по самый корень — прямо на грани невыносимого, только я не хочу терять ни самого Лори, ни одной из оставшихся секунд этого наслаждения. Хотя «наслаждение» — слишком мелкое слово для того, что я сейчас испытываю.
Это, кажется, экстаз.
Он падает на меня, подставляя локти для опоры, перед тем как расплющить, словно виноградину.
— Мммхх, — говорю я.
— Тоби. — Фигасе, его и на слова еще хватает. — Тоби… можно мне…
Эге, да судя по голосу его унесло не хуже. Мои яйца прошибает какой-то странный типа спазм — вроде как они шарят по карманам в поисках, чего б еще выдавить из нашего члена, но так и не находят.
Вот бы сейчас увидеть Лори. Я чувствую, в каком он напряжении, что его трясет над моей спиной, а уж как выглядит при этом… Точно офигенно. Сплошные тугие мускулы, свирепость и отчаянное безумие.
Хочу велеть ему перевернуть меня сначала. Чтоб я увидел, как он разлетается на кусочки внутри меня, для меня, из-за меня.
Но сейчас получается только «Агхаааа».
— О боже, — его голос перехватывает от желания и благодарности.
И это я его до такого довел.
Ему хватает только пары толчков, и, честно говоря, слава богу, потому что ну да, не скрою — больновато. Но его пальцы находят мои, и мы переплетаемся, и так он и приходит к финишу. Руки хватаются за мои, тело крепко прижато к моему, открытый рот осыпает сдавленными стонами шею мне у затылка.
Он кончает, выдыхая мое имя.
И я серьезно начинаю тащиться от того, как Лори его произносит. Как будто это уже не обычный я, а другой, улучшенный Тоби. Тоби, который может поставить на колени. Тоби, которого экспертно трахают.
Его Тоби.
Не представляю, как у него получается — та же магия, из-за которой он такой огонь в постели, наверное, — но он выходит из меня осторожно и аккуратно. Я слышу шлепок снятого презерватива, после чего Лори падает на спину рядом со мной.
Какое-то время мы не двигаемся.
У меня засыхает смазка в странных местах. И сказать, что я лежу на мокром, значит серьезно приуменьшить бескрайний океан спермы, что он умудрился из меня вытрахать.
— Jouissance[7], — думаю я.
Нашел, блин, о чем вспомнить в такой момент. Потому что это название самой известной картины моей мамы. Которую я терпеть ненавижу, и о которой очень-очень не хочу сейчас думать. Беее.
— Все хорошо? — спрашивает Лори.
Как узнал? Я же до сих пор лежу лицом в матрас.
— Ага, — киваю я в простынь.
— Спасибо.
Он нежно убирает мне со лба пару намокших от пота прядей, я не могу унять дрожь. А потом, видимо, отключаюсь.
Я просыпаюсь чистым, укутанным и в кольце его рук. Не знаю, вздремнул ли он сам, но сейчас уже не спит. Он не таращится на меня, ничего такого противного, но глаза открыты. А на лице это замкнутое выражение ушедшего в себя человека, которое у него иногда бывает.
— Э, извини. Я, кажется, уснул.
— Ничего страшного. — Он улыбается и возвращается ко мне, какая-то его часть, по крайней мере.
Не знаю с чего — и это после того, как недавно лежал тут каком кверху — но мне становится несколько неловко. Просто, ну, кто еще для тебя такое сделает? Обнимет, пока ты спишь, или сперва оттрахает до беспамятства. Лори так чертовски внимателен ко мне, что я грустнею.
Очередной его секрет, похоже. Насколько он невероятно добрый за своим строгим ртом и холодными глазами. Со мной, по-моему, за всю жизнь никто не был так добр. И не делал столько, чтобы я смог почувствовать себя особенным.
И я внезапно понимаю, что у меня появились новые фантазии, помимо грязных извращенских. Хочу готовить ему еду. Заставить больше улыбаться. Сделать что-нибудь с этими темными кругами под глазами.
Хочу, вашу мать, заботиться о нем в ответ.
«Господи ты боже мой. Ты вообще чем думаешь, Тоби? Сам-то еле-еле живешь с намеком на компетентность. Ну, и что, ну какую хрень ты после этого вообще можешь привнести в его жизнь?»
Я двигаюсь и… у меня все липкое и саднит. В самых разных местах.
— Мне, наверное, пора идти.
Он кивает, на этот раз без колебаний. Отодвигается, и — аргх — мне уже не хватает его рук.
Я думаю, как спросить, не хочет ли он встретиться еще. Я бы это обставил так ненавязчиво и невзначай. Только ничего у меня, естественно, не получится. Моя доминантная (пардон за каламбур) модель поведения — это, похоже, приставучий что пипец.
Но не такой уж я и приставучий, на самом деле, нет. Просто мне первый раз в жизни практически удалось получить что-то, чего так хотелось. Хотя Лори не вещь, конечно.
В общем, после такого сложно вести себя как взрослый человек и отступиться. Отпустить его.
Но я понимаю, что должен. Может, ему и нравится вставать для меня на колени, вставлять мне в задницу, и, может, мне бы этого тоже хватило, но, учитывая каких риторических усилий стоило довести его до кондиции, не думаю, что он так просто захочет.
Я выползаю из кровати и осторожно передвигаюсь босиком по спальне в поисках одежды. У меня такое конкретное чувство, что он за мной наблюдает, хотя я и не ловлю его за этим занятием. Тут, понимаете, дело все в том, что я и в лучшие времена далеко не мастер стриптиза, так что совершенно не представляю, как сделать процесс надевания шмоток хоть чуть-чуть соблазнительнее.