— Засмотрелся.
— На что? — искренне изумилась я.
— На что, на что, — пробурчал себе под нос и отвернулся, — на козу.
— Пойдем в дом, надо перевязать, — бесцеремонно потянула его за сбой, и он, как ни странно, не стал упираться, а покорно пошел следом, только спросил с сомнением:
— Ты знаешь как делать перевязки?
— Понятия не имею, — честно призналась я, — сейчас разберемся.
Он только вздохнул.
Коза, мать вашу! Я засмотрелся на козу! Не ту, которая на четырех ногах и с копытами, а ту, которая в моей футболке вокруг дома круги нарезала и что-то вопила. Агриппина все-таки молодец, мастерски троллит. То боднет, то юбку украдет, бедная Юлька.
Пока пялился на нее неудачно тяпнул топором по стволу. Да так, что отдачей этот самый топор у меня из рук выбило, а от запястья до самого локтя будто прострелило. Твою мать! Досмотрелся! Лесоруб хренов!
Ругая самого себя на чем свет стоит вышел из своего укрытия. Прятаться дальше смысла не было — мои вопли весь лес слышал. Юлька молодец, сразу ко мне бросилась, откинув в сторону изжеванную юбку. И на лице такое волнение, такая искренняя тревога, что меня проняло до самых печенок.
Новую юбку куплю, в качестве компенсации.
От этих мыслей осекся и отругал себя еще раз. Какая юбка? Какое куплю? Меньше, чем через неделю гостья уедет, и мы больше не увидимся.
Даже жалко стало. И это при том, что я никогда не жалел во время расставаний. Ни одна из любовниц не вызывала стремления удержать, присвоить. А эту вот эту почему-то было жалко отпускать. Хоть и не любовница вовсе. Но я надеялся, что еще не все потеряно.
Я теперь инвалид, у меня ручка болит, так что придется бедной Юле за мной ухаживать, а там глядишь и с мертвой точки что-то сдвинется. Чуть не рассмеялся. Господи мне сколько лет то? Что за детский сад? Да я в жизни не тормозил, и на счастливый случай не полагался, всегда сам, ставил цель и шел к ней. Не важно где: в работе, в отношениях, во всем.
Не знаю почему, то ли из-за избытка свежего воздуха, то ли из-за трёхмесячного пребывания в глуши, в добровольном заточении, то ли из-за того, что она считала меня дремучим лесником, мне хотелось подурачиться. Что само по себе странно и очень неожиданно…и чертовски мне нравилось.
Когда вернусь, пойду на прием к ушлому докторишке, которым меня сюда заслал, и отблагодарю его как следует. Потому что его метод реально сработал, не только избавил меня от дергающегося глаза, но и вернул вкус жизни.
Юля вздумала сделать мне перевязку.
Судя по тому, как она морщила лоб, пока мы шли в дом, девушка пыталась вспомнить все, что она знала по этому поводу.
— У тебя есть бинт? — спросила, с сомнением оглядываясь по сторонам, когда мы оказались на кухне.
— Сомневаюсь.
Когда я въехал в этот пентхауз в аптечке не было ничего кроме активированного угля и аспирина. Бинтов я там точно не заметил, а собой их привезти не потрудился, никак не ожидая, что вывихну руку, пытаясь одновременно махать топором и подглядывать за девицей. Да мне даже мысль такая в голову не могла придти!
— Значит нужны тряпки, — Юля твердо намерилась спасти меня и мою бедную конечность от адской боли.
Сказать по правде, боль уже практически утихла, остался лишь легкий дискомфорт, когда кистью шевелишь, но моей спасительнице от этом знать совершенно не зачем.
Она так забавно металась по дому в поисках чистого тряпья, что я только посмеивался в бороду. Наконец, Юля принесла простынь, состроченную из двух узких полотен.
— Не возражаешь, если я ее разорву?
— Рви, — согласился милостиво и устроился поудобнее, наблюдая за тем, как она пыжится, пытаясь разодрать ткань.
— Руку давай, — скомандовала после того, как наделала из простыни длинных лент с разлохмаченными краями.
Я, все так же пряча усмешку, покорно протянул руку.
Высунув от усердия язык, Юля начала меня пеленать. Именно так, иначе и не скажешь. Она умудрилась смотать такой кокон, что моя рука стала похожа на огромный, кривой чупа-чупс, из которого торчали только кончики пальцев.
В довершении сделала петлю, перекинула ее мне через шею, заставила просунуть руку, и отступив на два шага назад довольным взглядом окинула результаты своих стараний.
— Ну как? Легче? — поинтересовалась, с надеждой заглядывая в глаза.
— Угу, — только и смог промычать.
По-моему, рука начинала неметь, а торчащие из кокона пальцы приобретали нежный синеватый оттенок.
Медсестра от Бога!
Улучив момент, когда она заскочила к себе в комнату, я дернул край повязки, пытаясь высвободить несчастную руку, которая уже начинала болеть не из-за травмы, а из-за безжалостной медицинской помощи высококвалифицированного специалиста. Повязка не поддавалась, потому что кто добрый для надежности закрепил ее в конце тройным морским узлом.
Вот Юля! Вот помощница!
Тут она вышла из комнаты, и я поспешно выпрямился, отдёрнув здоровую руку, которой пытался расковырять свои оковы. Девушка это заметила:
— Болит? — спросила, сочувственно заглядывая в глаза.
— Угу, — невразумительно промычал, пытаясь вспомнить из курсов первой помощи пройденных сто лет назад в автошколе, сколько времени конечность может быть перетянута в теплое время года.
— Бедный, — аккуратно, словно еще опасаясь, похлопала меня по плечу маленькой теплой ладошкой. — Могу я чем-нибудь помочь?
Не-не, спасибо! Дальше я сам. Хотя…
— Там в кустах остались инструменты. Надо забрать, а то вдруг дождь начнется.
Небо, кусочек которого был виден из окна, как назло, голубое, чистое, без единого облачка, но Юля не стала спорить:
— Хорошо, я мигом, — поспешила к двери, шаркая огромными тапками.
— Не торопись, — пробурчал ей вслед и, убедившись, что она скрылась за дверью, принялся с остервенением стаскивать с себя этот кокон. Даже пришлось зубами дергать узел, чтобы хоть как-то его ослабить.
Наконец, повязка поддалась. Я ослабил ее до такой степени, что кровь прилила к посиневшим пальцам, и стало неприятно покалывать.
Тем временем Юля гремела где-то за стеной, пытаясь утрамбовать топор и пилу в маленький сарай, заваленный до отказа барахлом, ржавыми железками, мешками, ведрами.
Я по-новому накрадывал повязку, так чтобы не стеснять движений, и прислушивался к тому, что делает девушка, чтобы не пропустить момент, когда она вернется. Обижать ее не хотелось. Ведь старалась. От души пеленала.
В общем, каким-то образом мне удалось сделать так, чтобы повязка перестала душить мою руку, а там и спасительница моя поспела.
— Все убрала, — отрапортовала бойко и с шальной улыбкой на губах.
— Спасибо.
— Еще что-нибудь надо?
Я призадумался. Если скажу, что надо тепла и ласки, то есть все шансы сначала крепко получить по морде, а потом быть замотанным с ног до головы в очередную старую простынь.
Пожалуй, я не готов так рисковать.
…Но вот притвориться больным и поэксплуатировать бедную девушку. Чтобы она попрыгала вокруг меня, поухаживала…Это я запросто. Когда еще такой шанс представится?
Точно детский сад. Тем не менее мысль показалась забавной.
— Знаешь, — начал как бы нерешительно, — суп сварить бы надо…
В общем, это был явно мой день. Я сидел на крыльце, привалившись к грубо строганным перилам, а Юля скакала вокруг меня, готовая выполнить почти любую прихоть. Жарко — водички нальет, солнце сильно жарит — панамку принесет. Милейшая девчонка. Я даже простил ей то, что она почти лишила меня руки.
Любой мой каприз она исполняла чуть ли не с радостью, не кривясь. Казалось, ни что не может испортить ее благостное настроение. И в какой-то миг мне стало интересно, как далеко простирается ее терпение.
— Юль, — позвал, когда солнце уже клонилось к закату.
— Да? — она тут же появилась рядом, и я в очередной раз отметил, что на ней очень смотрится моя старая, растянутая футболка. Коленки эти острые, ободранные во время падения при нашем знакомстве выглядели так по-детски, непосредственно.
— Знаешь, мне очень неудобно это говорить, но есть еще одно дело, — произнес скорбным тоном.
— Какое?
— Не уверен, что стоит тебя об этом просить.
— Паш, прекрати! Я с радостью помогу.
От того, как она назвала меня по имени, внутри стало тепло и приятно.
— Забудь.
— Говори давай. Сделаю.
Ну-ну, нашлась тут смелая.
— Юль, не стоит.
— Говори! — потребовала она.
Ну хорошо, раз ты так хочешь. Едва сдерживая улыбку, скромно сообщил:
— Козу подоить надо.
— Че…чего? —Юля запнулась и тут же посмотрела на Агриппину, вяло пощипывающую травку неподалеку от крыльца.
Почувствовав, что речь идет о ней, коза оторвалась от своего занятия и посмотрела на нас. Вернее, на Юлю. Выразительно так посмотрела, от души. Будто оценивала.
Девушка нервно заправила прядь волос за ухо и нерешительно пролепетала:
— Это точно надо делать сегодня?
— Да. Ее надо доить два раза в день. Утром и вечером.
— Что, если денек пропустить?
— Тогда будет голосить всю ночь, спать не даст.
Знаю, пробовал. В тот же самый день, когда пса из дома на ночь выгнал. Вот они меня тогда в два смычка достали! Да так, что едва не послал всю эту лесную терапию далеко и надолго. А потом ничего, втянулся, привык. Даже полюбил и Бродского, и козищу. Разговаривал с ними, о жизни своей непростой рассказывал. Очень благодарные слушатели кстати — слушают, не упрекают, в глаза преданно заглядывают. Поприятнее в общении, чем некоторые люди.
— Ладно, не переживай, как-нибудь справлюсь, — начал подниматься с крыльца, но она схватила меня за руку, останавливая.
— Сиди. Я справлюсь.
— Уверена? — еле сдерживал улыбку, наблюдая за тем, как она, закусив губы, обреченно смотрит на козу.
— Нет. Но все равно сделаю, — упрямо нахмурилась гостья, и я ее даже зауважал в этот момент.
— Итак, где ведро? — спросила она, потирая руки по-деловому и в то же время нервно. В глазах светилась решимость и что-то еще. По-моему, изумление от того, что она вообще во все это ввязалась.
— Какое ведро?
— В которое молоко собирать.
— Юль, это коза, а не корова, — улыбнулся себе в бороду, — причем коза далеко не зааненская.
Да-да! Я разбираюсь в породах коз. От нечего делать прочитал старую, потрепанную в хлам книженцию, которую нашел под сундуком, когда пытался оттуда выковырнуть случайно провалившийся носок. Так что я не только хозяин крупного предприятия, но и дипломированный высокоинтеллектуальный фермер.
— И что теперь?
— Вполне хватит кастрюльки, — указал ей на табуретку, стоящую в домике, возле умывальника.
Девушка нахмурилась, проследила взглядом в том направлении, потом кивнула и зашла внутрь:
— Тут две кастрюли, — произнесла озадаченно, спустя десять секунд, — и какие-то тряпочки.
— Правильно. В эту, — указал на белую кастрюлю, у которой по бортику обкололась эмаль, — доишь. В этой, — кивнул на коричневую, сильно обожженную емкость, — моешь.
— Мою? — она подняла на меня растерянный взгляд, — руки?
— Нет. Не руки, — очень хотелось смеяться, глядя на то, как у нее глаза становятся все больше и больше, — вымя.
— Я должна ей титьки мыть???
— Ну а как ты хотела? Она весь день гуляет, по траве валяется. Конечно, надо мыть, если не хочешь, чтобы потом на зубах песок скрипел.
Юлька уставилась на козу, которая в этот момент упорно пыталась изогнуться и почесать себя около хвоста.
— Какой кошмар, — прошептала девушка, качая головой и обращаясь скорее к себе, чем ко мне.
— Почему же? И нам вкуснее, и ей приятно, — я продолжал строить из себя великого скотовода, — тепленькой водичкой обмыть, сухой тряпкой обтереть…
— Ладно! — Юля выставила перед собой руку, прерывая мой словесный поток, — помою.
И попробовала шаг с крыльца сделать, но я ее остановил.
— Это еще не все.
— Не все? — в глазах появилось что-то напоминающее страдание.
— Массаж надо сделать.
— Тебе?
Можно и мне! Я был бы очень даже не против! Но, к сожалению, сейчас речь о козе:
— Массаж вымени, чтобы молоко легче отходило.
— То есть я не только должна ей титьки помыть, но еще и потискать их?
— Да, — кивнул в готовностью, очень радуясь своей деловой выдержке, благодаря которой умел хорошо прятать эмоции, иначе бы точно заржал.
Юля нервно сглотнула, потерла щеку и развернулась ко мне.
— Ладно, помыть, пожамкать. Что дальше? — она уже поняла, что процесс ее ждет долгий и увлекательный.
— После того, как все будет готово, можешь приступать к доению. Тебе надо определиться, как ты будешь это делать: щипком, или кулаком.
У нее начал подергиваться глаз.
— Учти, щипком, — сложил пальцы уточкой и сделал вид, будто что-то тяну, — плохой метод. Можно навредить животному. Кулаком лучше.
Мне казалось, еще пару минут и она меня самого кулаком оприходует.
— То есть просто схватить ее за сиськи и подергать нельзя? — уточнила она сумрачно.
— Никак нет, — тут же закивал я., — Агриппина создание нежное. С ней ласково надо.
Гостья прикрыла глаза, сосчитала до десяти. Открыла глаза и посмотрела на меня, как на злостного мучителя.
— Все? Или мне надо знать что-то еще об этом чудовище.
— Ну, она дается доиться только когда ест. Поэтому надо запарить немного комбикорма.
— Да она весь день траву жует! — возмутилась Юля и сердито глянула на козу, — обжора рогатая.
— Все равно. Надо, — ответил поучительным тоном и дальше продолжил, — В хлеву, справа есть специальный приступок для доения. Надо ее туда загнать, обязательно пристегнуть, иначе так и будет дергаться. Боднуть может. Потом ставишь еду, воду и начинаешь доить. Все просто.
Это я, конечно, выпендривался. Мой первый раз, когда хозяин уехал, оставив меня наедине с хозяйством, был совершенно не простым. Он был ужасным. Я вспотел так, будто три часа на беговой дорожке провел, чуть не оторвал бедной козе ее молочное хозяйство, схлопотал от нее по носу, упал с табуретки, опрокинув на себя кастрюлю. Зато потом ничего, приноровился. В этом была какая-то тихая прелесть, как и во всей этой сельской жизни. Да и молоко козье я теперь полюбил больше коровьего.
Юля решительно сжала кулаки и направилась внутрь дома. Все, я ее достал.
Однако через минуту оттуда донесся раздраженный голос:
— Где комбикорм и в чем его заваривать?
Молодец девочка. Не струсила и нос брезгливо морщить не стала. Уважаю.
Мимоходом представил своих бывших женщин на ее месте. Да одна половина гарема бы в обморок упала, а вторая послала бы меня в далекие дали. А Юлька умница. И снова возникло странное ощущение, что жалко ее отпускать. Да какое там! Жалко даже думать о том, что скоро она уедет.
Мне хотелось, чтобы она осталась. Еще на неделю, на месяц. Да хоть насовсем!
Отправляясь в гости в другой город, я и предположить не могла, что поездка обернется таким экстремальным приключением.
Я в шоке. Даже, скорее, в ужасе. Но все равно это сделаю.
Почему?
Понятия не имею. К ужасу примешивается что-то отдаленно похожее на любопытство, а еще внутренний голос нашептывает: вперед! Где ты такое еще попробуешь?!
А еще, мне казалось, что дровосек меня испытывает. Ждет, когда начну фыркать и орать, и тогда с умным видом скажет: так и знал, у вас городских кишка тонка. Мне не хочется, чтобы он так обо мне думал, не хочется, чтобы считал бестолковой неженкой, которая боится ноготь поломать. Поэтому упрямо киваю и иду в дом заваривать комбикорм.
…Он похож на наполнитель для кошачьего туалета. Такие же неказистые гранулы, которые в горячей воде превращаются в некрасивое бурое месиво. Это вообще есть можно? Хотя сомневаюсь, что козе есть какое-то дело до того, как выглядит еда, главное — брюхо набить.
— Посоли, — посоветовал бородач и, поймав мой недоуменный взгляд, пояснил, — она любит солененькое.