А что если…
Если есть шанс уйти? Небольшой, но есть.
Надо было подумать, но для начала прийти в себя.
— Лэра? Лэра, что с вами?
Ко мне поспешили две девушки-служанки (Санья и Тиа), окружили, приобняли, позволяя перевести дыхание.
— Вам плохо?
— Лекаря?
— Старая Нэнни где-то тут была. Её позвать?
А это, кстати, не такая уж плохая идея.
— Да, позови, — кивнула я Санье и повернулась к её подруге. — Помоги мне пройти в комнату, пожалуйста.
Я отлично понимала, что проход по лестнице одна не осилю. А сломать себе шею желанием не горела.
— Я быстро, — кивнула Санья и поспешила во дворик и скрылась за углом, шлёпая по лужам.
Тиа подхватила меня под руку, и мы начали свой путь.
Лестница оказалась настоящим испытанием. Мы останавливались чуть ли не на каждой ступени.
И вот она, долгожданная комната.
— Надо бы князю сообщить, — помогая мне сесть на кровать, произнесла Тиа.
— Нет! — резко выдохнула я и покачала головой. — Пожалуйста, не надо больше никого звать. Принеси мне мой саквояж. Он там, в сундуке, сверху лежит.
— Да, да, сейчас. Вот, возьмите.
Девушка поставила небольшую сумку рядом на кровать и отступила, ожидая дальнейших распоряжений.
Повернувшись, я открыла саквояж и принялась перебирать небольшие пузырьки с лекарствами и настойками.
Нужная, как всегда, оказалась на самом дне. Уж очень опасным был экстракт гурьяна, выдержанный на соке маинского дурмана. Зато эффект был просто потрясающим.
Настойка обожгла горло, и я закашлялась, с трудом сдерживая слёзы, выступавшие из глаз.
Ох, какая же она горькая. Зато действенная. Усталость сразу же начала отступать и снова вернулись силы, в голове прояснилось.
До завтрашнего утра хватит, а вот потом мне сутки валяться пластом. Ну ничего, справлюсь как-нибудь.
— Помоги мне переодеться, — попросила я, тяжело поднимаясь. Вроде бы голова не кружится и звон в ушах начал стихать.
— Какое платье подать? — спросила Тиа.
— В котором я приехала в замок, — ответила я, стягивая с головы венок.
Подержав его в руке пару секунд, с тихим вздохом положила на кровать.
— Но ведь это…
— Да, я знаю. Это платье послушницы. Именно его ты мне и должна дать, — твёрдо произнесла в ответ и развязав пояс, сбросила кафтан на постель, принимаясь за завязки платья.
— Да, лэра.
Когда с переодеванием уже было практически закончено, в дверь комнаты постучали.
— Айвири, — раздался знакомый голос отца. — Нам надо поговорить.
Слуги доложили? Возможно. Мой длительный поход и не слишком здоровое состояние могли, несмотря на запреты, побудить их доложить обо всём князю.
Но я ставила на мачеху. Она же обещала рассказать всё отцу, пожаловаться и выставить ненавистную падчерицу виноватой. Вот и выполнила свои угрозы.
В любом случае я была даже рада, что он пришёл. Нам действительно стоило поговорить и объясниться.
Оставалось надеяться, что отец меня всё-таки услышит.
— Оставь нас, пожалуйста, — произнесла я, взглянув на служанку и поправила тугой воротник тёмно-синего платья из грубой ткани, которая привычно покалывала на коже, вызывая лёгкий зуд.
— Да, лэра, — с поклоном произнесла Тиа и поспешила к двери.
Отец стремительно вошёл в комнату, махнув служанке, чтобы уходила и недовольно осмотрел меня с ног до головы.
— Айвири, ты выглядишь…
— Как послушница, — оборвала его я, убирая косу за спину и приглаживая ладонями чуть измятую юбку платья. — Которой и являюсь всю свою жизнь.
Скривился, словно у него зуб разболелся и спросил, плотно закрывая за собой дверь.
— И куда ты в этом собралась?
Всё ясно. Разговор предстоял долгий и тяжелый. Он уже готов к борьбе и моему проигрышу. Заочно.
— В обитель.
— Думаешь, Ларкас позволит тебе? — насмешливо поинтересовался отец, проходя вглубь комнаты и присаживаясь в кресло.
Это было немного… обидно.
— Нет, не думаю. Я не дура, отец, и понимаю, что княжну Айвири ликаны из замка не выпустят.
— Я никогда не считал тебя дурой, дочка. И рад, что ты понимаешь всю тяжесть сложившейся ситуации. Поэтому прекращай дуться, переодевайся назад и пойдем.
Он считал, что это просто блажь? Что я всего лишь набиваю себе цену? Ох, папа… что же ты делаешь? Ведь ты совсем меня не знаешь… Никогда не знал. Вполне возможно, я для тебя всё та же худенькая девятилетняя девочка, которая ушла в обитель много лет назад.
— Нет, — спокойно ответила я, поворачиваясь к нему боком и принялась аккуратно расставлять склянки, наводя порядок в саквояже.
Баночки, конечно, сделаны из специального ударопрочного стекла и не побьются в пути, но звенеть будут противно.
— Айвири, ты не понимаешь…
— Нет, отец, это ты не понимаешь. Помолвки не будет.
«Настойки из пустоцвета сюда, экстракт боярша сюда, а вот этому сбору тут делать нечего… поставлю рядом с мешочком сухих трав…»
— Она фиктивная.
— Никакой не будет.
«Мазь из каучиного дерева положить сюда, а настойку из горевесника в этот кармашек…»
— Айвири, — голос отца стал жёстче.
Князь Рогнар очень не любил, когда ему перечили. Даже если это любимая дочь, которая обычно своеволием не страдает.
Мало того, что возражала, так еще и игнорировала, полностью сосредоточившись на своих склянках.
Интересно, если бы я с самого начала стала ему перечить, отстаивать свою точку зрения, показывая характер, которого не было, его отношение бы ко мне не изменилось?
Глупые мысли, неправильные. Не о том сейчас стоило думать. Но я была слишком взвинчена, чтобы прогнать их до конца.
— Я не буду участвовать в этом обмане, — выпрямляясь и захлопывая саквояж, повторила ему. — Не стану играть.
— Если ты думаешь, что князь Аули будет против, то ты ошибаешься.
— А княжича вы спросить забыли и выбора не оставили, — усмехнулась я, оборачиваясь.
Непокорный локон выбился из косы и упал на лицо. Я привычно сдунула его, продолжая смотреть на отца. Прямо в глаза. Не боясь и не стесняясь.
— Княжич Аймат должен ответить за свой проступок. И его отец думает так же.
Князь никогда не ошибается. И уверен в своём слове. Хорошее качество для правителя, но не для отца.
— Нет, не должен, — возразила я, срывая невесомую шаль со спинки стоящего рядом стула и аккуратно складывая. — Никто не обязан играть в эти игры.
— Айвири!
Появились металлические нотки. Он даже руки скрестил, закрываясь от меня.
Больно? Немного.
И тяжело.
Раньше в разговоре с ним я испытывала вину, за то, что родилась такой, за печать, за само своё существование. Сейчас вина тоже была, но совсем чуть-чуть.
Обиды было больше.
— А ты спросил, чего я хочу, отец? — устало поинтересовалась у него, бросая шаль на саквояж.
— Я всегда спрашивал.
— Да, — согласилась я. — Спрашивал, но не слышал, поступая так, как считал лучше. Я очень люблю тебя, пап. И всегда любила. Прости, но ты неправ. Я же просила не устраивать эту показуху, не тащить меня на свадьбу. Говорила, что это плохо закончится, но ты меня не слушал. Зачем всё это? Зачем заставил играть роль своей дочери?
— Потому что это не роль. Ты моя дочь.
Я привычным жестом, приподняла руку, демонстрируя ему запястье.
Рукава платья послушницы были широкими, специально для того, чтобы нам не приходилось мучиться, показывая свою принадлежность к касте послушниц.
— Я слуга Лаари. Всегда была и всегда буду. И это не изменить. Никому. Дар останется со мной на всю жизнь, как и долг служить богине и людям. Привозя меня сюда из года в год ты преступал закон. Мы все преступали. Но это одно преступление, а сейчас ты хочешь нарушить ещё один наказ. И тянешь за собой молодого княжича.
— За него волнуешься?
— За всех. Поэтому сделаю то, что должна.
— Что? Побежишь к ликану каяться? — вдруг усмехнулся отец, вытягивая вперёд ноги. — Надеешься на его прощение? Так не будет этого. Отвергнутый мужчина способен на тяжкие поступки.
— И не только мужчина, — многозначительно произнесла я. Но он не понял. — В любом случае, я готова взять вину на себя. Скажу, что попросилась, что так хотела побывать на свадьбе Айвы, что пошла на нарушение закона.
— Я не позволю тебе!
— Отец, ты не сможешь меня остановить.
— Я князь! — вскакивая, прикрикнул он.
О да, князь. Один из тридцати вершителей судеб. Но даже они не всесильны.
Печать, повинуясь моему мысленному приказу вспыхнула золотом, засияла, загорелась, вкладывая силу в слова, сорвавшиеся с моих губ.
— Я — Айвири, послушница Лаари! И вы, князь, не имеете право меня удерживать.
Голос звучал глухо и незнакомо.
И каждое слово отзывалось болью в сердце.
Прости меня… прости…
Отец отступил, отвёл первым взгляд и отшатнулся, признавая власть богини, стоящей за моей спиной. Он сразу весь будто сжался, уменьшился, плечи поникли, лицо осунулось и морщины стали более четкими.
— Я не пойду к Ларкасу, — произнесла я тихо, опуская руки. — Просто уйду.
— Ты же сама сказала, что ликаны тебя не пропустят, — устало ответил отец, вновь приземляясь в кресло.
— Я сказала, что они не пропустят твою дочь, послушницу никто не смеет удерживать. Надо лишь немного изменить внешность.
— И как ты это собираешься сделать?
— Старая Нэнни здесь в замке. Она поможет.
Старушка пришла минут через десять. Она тяжело вошла в комнату, опираясь о деревянную изогнутую клюку, конец которой громко стучал по полу.
Женщина села в предложенное кресло и, вздохнув, оглядела нас по очереди.
Мне стало немного неприятного от её проницательного взгляда выцветших светло-голубых почти белых глаз. Увидела, что блокировки нет? Или просто рассматривала? Трудно понять, но я поёжилась и по позвоночнику прошелся ощутимый холодок.
— Ох, и натворили вы дел, княже, — произнесла Нэнна наконец.
— Нам нужна помощь, бабушка, — быстро произнесла я, опередив отца, который сейчас был в таком состоянии, что мог сболтнуть чего лишнего, обидев старушку.
— Да понятно уж, — женщина оперлась руками о клюку и положила на них голову, прищурившись. — Все только и говорят, что о старшей дочери князя… Сам-то понял, что натворил?
Если бы я не была так взвинчена, то рассмеялась. Мало кто мог позволить себе разговаривать с князем и не бояться последствий.
— Мы тебя не за проповедями звали, — поморщился отец. — Поможешь или нет?
— Не ты посылал, не тебе отвечаю, — отмахнулась Нэнна, продолжая сверлить меня задумчивым взглядом. — Девку прятать надо.
— Поможете, бабушка? — тихо спросила я.
— Как послушница выйти хочешь? — спросила она и закивала. — Молодец, правильно. Больше пути то нет… Только внешность у тебя больно приметная. Одни волосы чего стоят.
— Их закрасить можно.
— Можно. Экстракт хвойницы красноту уберет. А ежели добавить вытяжку пустоцветника, то в черноту уйдешь. Кожу отбелить. А вот с глазами сложнее, красивые они у тебя, яркие… Да и запах, — женщина подалась вперёд, принюхиваясь. — От тебя ликаном пахнет, деточка.
Я вздрогнула и тут же рассмеялась едва слышно.
— Шутите, бабушка. Не может этого быть.
— Отчего же? Пахнешь… не сильно, но есть. Теперь понятно, почему он тебя за пару свою принял, — закивала она, своим собственным мыслям.
— Пару? — вскинул голову отец. — Ты сказала пара? А разве это возможно?
— Нет. Послушница лишь Лаари принадлежит и только. Сам знаешь, что будет, ежели мужик коснётся… и не только коснётся, — Нэнна хрипло рассмеялась. — Смерть для него, проклятье для неё. А это иной раз хуже смерти. Нет, не пара она ликану. А запах всё равно остался… интересно.
— Что интересно? — не выдержал отец.
Я тоже подалась вперёд и спросила:
— И что это значит?
— Что значит, что значит… Ты меня за другим звала, Айвири. Уйти хочешь и помощи просишь, а остальное… всему своё время. Правду сказать не хочешь? — вдруг спросила Нэнна, склонив голову на бок.
— Хочу. Но сами знаете, чем это грозит…
— Чем, чем? — она снова вздохнула. — Не звери дикие, простят. Должны. А тебе, княже, тоже урок нужен. Нельзя супротив воли богини идти. За всё отвечать надо… И не только тебе. Настоятельница тоже повинная. Не спрашивала ведь, почему отпускает? — целительница перевела взгляд на меня.
Я покачала головой.
Стыдно стало.
Ведь давно надо было спросить, а я отмалчивалась. Дура.
— А ты поинтересуйся. Может чего интересного узнаешь, — хитро прищурилась Нэнна.
— Чего тайны разводишь? — прикрикнул отец, не выдержав. — Сама взяла бы и сказала.
Старушка на выпад никак не отреагировала, словно его и не было.
— Не моя тайна, не мне её и рассказывать.
— Так поможешь или нет? — снова взвился папа.
А я молчала, вглядываясь в изъеденное морщинами лицо.
— Ты что-то задумала? — спросила тихо, привлекая к себе внимание.
Она улыбнулась, кивнув. А у меня в голове словно голос её послышался:
"Правильно всё поняла, милая"…
— Всё можно исправить. И прощение заслужить.
— И как?
— Ликан тут болеет.
Папа опасно сощурился.
— К нему ходила, да?
— Ходила. Проблема в том, что помочь я ему не могу.
Я снова вздрогнула, чуть отстраняясь. Это же что за болезнь такая, если даже старая Нэнна не справляется?
— Не учили меня этому, — продолжила целительница. — А девки совсем отощали, на ногах с трудом держатся. Силы чуток восстановила, но этого мало. В обитель вести надо… тока ведь не довезут. Может, не зря ты, девонька, тут оказалась. Вытащишь парня и прощение заслужишь.
— Ты чего, старая, городишь?! — крикнул отец, вскакивая.
Но я отмахнулась, продолжая смотреть в глаза женщине.
— Как я могу его вытащить? Если вас этому не обучали, то куда мне соваться?
Нэнна беззубо улыбнулась.
— Ужель не чуешь? — вдруг резко спросила она.
Я вздрогнула и покачала головой.
— Нет.
— Врешь, Айвири. Чуешь, только закрылась. Сильна… этого не отнять. Только ведь и он тебя чует. Они…
— Что здесь происходит? — снова попытался вмешаться отец.
А я вспомнила холод, пронзивший до костей и голос, от которого мурашки по телу побежали. Та встреча во дворике, когда пряталась в кустах.
Я точно знала, что это он, тот ликан. Его я ощутила.
— Поняла, да? Поэтому и пахнет от тебя чужаками. Не из-за сероглазого, он лишь главарь. Связка, Айвири. Когда все как один… вот тебя и зацепило…
— Айвири, ты можешь объяснить, что происходит? — папа схватил меня за руку и развернул к себе. — Что это значит?
— Ничего, — соврала я и снова взглянула на старую целительницу.
Мы поняли друг друга без лишних слов. Каждая послушница перед посвящением знает, что означает такая связь.
Только рано… невозможно. Или самое время?
Ох, папа…
— Где он? — спросила сдавленно, высвобождая руку.
Нэнна довольно кивнула.
— Молодец. Всё равно ведь не сбежишь.
— Айвири! Не смей! — отец снова попытался меня схватить, удержать, но я увернулась, отступила, покачав головой.
— Так надо, папа.
— Что надо? Да что происходит-то?
— А то, что седьмая она, княже, — отозвалась старушка. — Седьмая в связке. Не быть, девоньке моей помощницей, в Ардан пойдет красавица.
Глава одиннадцатая
Ошибочно было бы полагать, что каждый ликан состоит в связке. На самом деле это не так. Ликанов, несмотря на большие потери, много, а связок всего восемь. И это количество не менялось уже много лет. Вполне возможно, что никогда.
Ведь именно восемь ликанов когда-то натолкнулись на первых ледяных демонов и вступили с ними в схватку. Дань традиции и уважение к их подвигу.
Для того, чтобы вступить в связку, мало силы, выносливости и прочих физических качеств. Хотя они, несомненно, приветствуются. Но среди северян нет слабаков, такие там просто не выживали.
Чтобы стать одним из шести участников связки, надо было встать на место того, кто умер, то есть подойти остальным. И здесь играла роль эмоциональная составляющая. Они должны были понимать друг друга с полуслова, с полувзгляда, первого движения или жеста. По-другому выжить в схватке было невозможно.