Я шла за Богатыревой, держась на приличном расстоянии. Было уже довольно поздно для прогулок, поэтому народу на улицах было мало. Мы прошли до конца дома, свернули в арку, и я увидела, как Богатырева перешла дорогу и зашла в большой продуктовый магазин. Я в такие не хожу — там слишком дорого. Да, там есть все, там можно найти самые дефицитные продукты, деликатесы, но цена даже на обычную гречку там завышена чуть ли не вдвое. Я не стала заходить в магазин — встала у крыльца парикмахерской, что была по соседству, и стала ждать. Минут через двадцать, когда моя задница, кажется, покрылась инеем, Богатырева наконец вышла, держа в руках довольно большой пакет. И пошла обратно той же дорогой. Я осторожно последовала за ней, стараясь не поскользнуться. Мы перешли проезжую часть, и, когда Богатырева зашла в арку, я, словно в замедленном действии, увидела, как она оступилась и, широко раскинув руки, упала на землю. Я даже поморщилась, представляя, как ей, должно быть, больно. Помимо подвернувшейся ноги, она довольно сильно ударилась бедром, наверняка уже утром там будет здоровенный синяк.
Подумав пару секунд, я двинулась вперед, резко ускорив шаг. Подойдя к Богатыревой, которая, кряхтя, пыталась подняться, я встала рядом и протянула ей руку, чтобы помочь. Глаза девушки увеличились, когда она меня узнала.
— Что ты тут делаешь? — удивленно спросила она, продолжая сидеть на покрытом льдом асфальте.
— Ты будешь болтать или, может, все-таки встанешь? — скептично ответила я.
Богатырева наконец взяла мою руку и со стоном поднялась. Но оказавшись на ногах, она ойкнула и снова чуть не упала. Я успела схватить ее и удержать.
— Черт! — прошипела она, сгибаясь.
— Что? — я оглядела ее с головы до ног, пытаясь понять, что не так.
— Нога, — сквозь зубы прошипела Богатырева, зажмуриваясь.
— Нужно отвести тебя домой и посмотреть, что с ней, — сказала я и, убедившись, что Богатырева более-менее ровно стоит на ногах, наклонилась и собрала в пакет рассыпавшиеся продукты. Прям как она собирала мои в прошлый раз.
— Все в порядке, — пробормотала девушка, но, попытавшись сделать шаг, снова застонала. — Наверное.
— Пойдем. Обопрись на меня, — я приобняла ее одной рукой за талию, держа в другой пакет.
— О, Мишина, я могу решить, что тебе на меня не наплевать, — хмыкнула девушка, но послушно положила руку мне на плечо.
— Заткнись, — пробормотала я, делая небольшой шаг вперед.
Мы преодолели оставшийся путь, справились со ступеньками, и минут через десять заходили в квартиру.
Когда мы прошли в комнату Богатыревой, я усадила ее на кровать, невольно вспоминая, что на ней происходило буквально несколько дней назад. Встряхнув головой, я откинула ненужные мысли и посмотрела на девушку, которая даже немного побледнела от боли.
— Сними штаны, — проговорила я, закатывая рукава.
— О, так сразу? И без прелюдий? — усмехнулась Богатырева, глядя на меня, и тут же поморщилась.
— Очень смешно, — двинула я бровью, даже не улыбнувшись. — Нужно осмотреть твою ногу.
— Можно просто задрать штанину, — ответила девушка, снимая носок с правой ноги и закатывая мягкую ткань брюк.
Я закатила глаза и села на корточки, осторожно взяв Богатыреву за голеностоп.
— Блин, больно! — снова зашипела она, когда я холодными пальцами прикоснулась к ее ноге.
— Прости, — тихо ответила я, стараясь не причинить ей боль. — У тебя нога припухла. Это вряд ли перелом, скорее, ты повредила связки, но лучше все-таки показаться врачу и сделать снимок. Давай съездим в травму? — предложила я.
— Нет-нет-нет, — замахала руками Богатырева. — Я уверена, это не перелом, так что никакой снимок тут не нужен.
— Ты что, боишься врачей? — усмехнулась я, глядя на испуганную девушку.
— Ничего я не боюсь, — смутилась она. — Просто это ни к чему.
Помолчав с минуту, я сдалась. Все-таки очень маловероятно, что там что-то серьезное, но меры все же принять нужно.
— Ладно, — кивнула я. — У тебя есть что-нибудь холодное? Лед? Пельмени? Замороженные овощи?
— Ты поесть хочешь? — нахмурилась она, не понимая, зачем я это спрашиваю.
— Богатырева, ты головой, случаем, не ударялась? — я внимательно посмотрела на нее. — Какой «поесть»? Нужно приложить к месту ушиба что-то холодное.
— А-а, — протянула она смущенно. — Лед. Есть. В холодильнике, — пробормотала она.
— Я сейчас принесу, сиди тут, — приказала я и направилась в кухню.
***
— Холодно, — тихо проговорила Богатырева, пока я оборачивала вокруг ее ноги пакет со льдом, завернутый в полотенце.
— Естественно, это же лед, — пожала я плечами, продолжая держать пакет. Я не знала, почему я это делала. Ведь я вполне могла сунуть его Богатыревой, чтобы она сама сидела с ним, но почему-то решила сделать это лично. И о причинах этого я старалась не думать.
Через несколько минут тишины, Богатырева еле слышно проговорила:
— Почему ты не ушла?
Я не знала, что ей ответить на это, поэтому проворчала.
— Не болтай, сиди спокойно.
— Лер, — позвала она, и я, выдержав паузу, посмотрела на нее. — Почему ты не ушла?
— «Почему не ушла, почему не ушла»… Какая разница?! Не ушла и все, — раздраженно ответила я, вновь переведя взгляд на ее ногу. — И хорошо, что я оказалась поблизости, иначе ты так и валялась бы на земле в арке.
— А я думаю, что знаю, почему ты осталась, — тихо проговорила девушка.
— И почему же? — спросила я чисто из вежливости. Мне не хотелось продолжать этот разговор, я на самом деле не знала, почему осталась. Или не хотела признаваться в этом самой себе.
А дальше произошло то, чего я вообще никак не ожидала. Богатырева наклонилась и, взяв меня за подбородок, притянула к себе. Когда мое лицо оказалось напротив ее, она меня поцеловала. Осторожно, нежно, чувственно. Ее губы были такими мягкими, что я была не в силах не ответить на поцелуй. Он не был похож на те, что между нами уже были. Этот был какой-то… интимный. Да, именно это слово характеризовало его лучше всего. Какой-то интимный, сакральный. Тот, что принадлежал только нам двоим.
Через пару минут Богатырева прервала поцелуй и посмотрела мне в глаза.
— Какой-то несодержательный вышел ответ, — хрипло ответила я.
— Можно это исправить, — мягко улыбнулась девушка и снова захватила мои губы в поцелуй, руками обняв за шею. Она потянула меня к себе, и через секунду мы оказались на кровати. Богатырева сама сняла с себя кофту, оставшись в футболке, а я помогла ей стянуть брюки, стараясь не задеть поврежденную ногу.
Не прерывая поцелуя, она стащила всю одежду с меня, в этот раз вместе с бельем, и когда я была обнажена, то притянула к себе ближе. Ее кожа была горячей, краснела в местах, где я касалась ее поцелуями, а руки девушки гладили меня по плечам и спине не переставая. Когда поцелуи, поглаживания и ласки достигли своего пика, Богатырева оторвалась от моих губ и, обняв мое лицо ладонями, прошептала:
— Поцелуй меня…
Я непонимающе подняла бровь. Девушка чуть улыбнулась и, легко коснувшись губами моего подбородка, снова посмотрела в глаза и шепотом проговорила:
— Поцелуй меня там, где никто не целовал.
Уверена, я на секунду даже не совладала с лицом. Но потом собралась и, кивнув, тоже улыбнулась.
Прошлась губами от ее рта к челюсти, к шее, опустилась к груди, обведя языком каждый сосок, дошла до ребер, живота, вырисовывая узоры и спускаясь ниже.
Когда я впервые коснулась губами между ее ног, Богатырева шумно выдохнула и выгнулась, откидывая голову на подушки и сжимая руками простынь.
***
Какими бы ни были мои цели во время секса с ней, я могла честно сказать одно — я наслаждалась ее видом во время наших ласк. Она была такой естественной, такой беззащитной и открытой как никогда. Она словно открывала все двери и говорила: «Заходи, бери что хочешь». И я заходила и брала. И она ни разу не была против.
Так и в этот раз я получала колоссальное удовольствие, наблюдая, как она глубоко дышит после оргазма, как вздымается ее грудь, как бьется венка на шее, как выглядят ее глаза с этой мутной поволокой наслаждения.
***
Отдышавшись и пролежав в покое несколько минут, Богатырева привстала на локте и, резко перевернувшись, оказалась на мне. Руки как-то автоматически легли на ее талию. Девушка осторожно поцеловала меня в щеку, потом в место под ухом, в шею, а после подняла голову и посмотрела в глаза:
— Я хочу коснуться тебя, — тихо проговорила Богатырева, глядя на меня своими ясно-зелеными глазами.
— Но ты… и так меня касаешься, — пробормотала я в ответ.
— Нет, — покачав головой, она пальцем провела посередине моей груди. — Я хочу касаться тебя, как ты меня касаешься.
— А-а, — протянула я на выдохе, не совсем понимая, что мне делать. В прошлый раз, когда меня касалась девушка, она не спрашивала об этом. Это просто произошло.
— Я… Я могу… Ты… — видя мою растерянность, Богатырева, вероятно, решила помочь и спросить об этом прямо, но в итоге сама растерялась.
— Да, — тихо проговорила я, прекрасно понимая, что она хочет сказать.
***
Конечно, в первый раз это было неловко, где-то неуклюже и… непривычно, что ли… Но Богатырева словно понимала все, что я хочу сказать, будто чувствовала мое тело, и в итоге я все равно получила оргазм.
Когда мы лежали рядом, накрывшись по грудь покрывалом, Богатырева прокашлялась и нерешительно проговорила:
— Тебе… Тебе было… хорошо? — задав вопрос, она смутилась и отвернулась от меня.
Я засмеялась на этот детский жест, но когда нахмуренное лицо снова уставилось на меня, то поспешила ее успокоить:
— Извини, я не над тобой смеюсь, — пытаясь выровнять голос, проговорила я, — точнее, не над тем, о чем ты подумала. И да, мне было хорошо, — легко улыбнувшись, ответила я, наблюдая за девушкой. — Даже очень.
Лицо Богатыревой вмиг засияло, словно ей золотую медаль вручили.
— Ты выглядишь слишком довольной, — снова усмехнулась я.
— Просто… Ну, у меня это было в первый раз, — пробормотала она, снова смущаясь. — Не хотелось бы, чтобы все было так плохо, что первый раз стал последним.
Я грустно улыбнулась и отвела взгляд.
— Зачем тебе это? — спросила я, хотя понимала, что сейчас не лучшее время для этого разговора.
— Что именно? — Богатырева снова привстала и, поддерживая голову согнутой рукой, уставилась на меня.
— Ну… Все это, — помахав рукой в воздухе, ответила я.
— Я не совсем тебя понимаю.
Я мысленно закатила глаза и вздохнула. Такие разговоры — не мой конек. Мой конек – горбунок. Ага.
— Ты сказала, что я тебе… нравлюсь, — выдавив из себя это слово, я продолжила. — Но… почему? Ты же совсем меня не знаешь. Как я могу нравиться тебе? Мы цапались все эти годы. Это… Это странно.
Богатырева помолчала пару минут, а потом тоже вздохнула и проговорила:
— Лера, я знаю тебя лучше, чем ты думаешь. Пока мы все эти годы цапались, как ты говоришь, я имела возможность наблюдать за тобой. Я знаю, что это просто твоя оборонительная позиция. И теперь я еще лучше понимаю, чем она вызвана. Но я также знаю, что на самом деле ты добрый, отзывчивый и милосердный человек.
Я подняла бровь и в изумлении уставилась на нее. Больная, что ли? Я — точно не добрый, не отзывчивый и не милосердный человек.
— Мне кажется, ты меня с кем-то спутала, — усмехнулась я, даже не скрывая скепсиса. — Ко мне все эти милые эпитеты точно не имеют никакого отношения.
— Я и не ждала, что ты согласишься, — спокойно пожала плечами Богатырева. — Но я знаю, что это так. Я видела, как ты помогала людям, как защищала одноклассников, как ты поддерживала Никифорова, когда у него мама попала в больницу. Как ты устроила сбор средств, когда у этого смешного кучерявого парня умер дедушка…
— Это было в седьмом классе! — запротестовала я.
— Неважно, — покачала головой Богатырева. — Это было. А как в девятом ты защищала Гуляева от старшеклассников? Я думала, ты полезешь в драку.
На самом деле, я и правда чуть не устроила мордобой тогда. Двое одиннадцатиклассников зажали нашего главного ботана в углу и пытались отжать у него деньги на обед. Я их оттолкнула и пригрозила, что размажу им обоим носы. Странно, но они посчитали лучшим вариантом ретироваться. Наверное, я выглядела очень грозно.
— Это ни о чем не говорит, — оставалась я непреклонной.
— Как раз это и говорит, — продолжала стоять на своем Богатырева.
— Слушай, давай закроем эту тему. Не собираюсь это слушать, потому что это все неправда, — поморщилась я.
— Ты сама спросила почему, — снова пожала плечами девушка. — Я вижу тебя другой. Даже не такой, какой ты себя видишь. И именно это мне нравится.
— Боюсь, когда ты присмотришься получше, ты будешь разочарована, — хмыкнула я, отворачиваясь.
— Поживем-увидим, — улыбнулась Богатырева.
— И… что это значит? — раздраженно спросила я.
— Только то, что я сказала, — усмехнулась девушка. Увидев, как я открыла рот, чтобы снова возразить, она тут же продолжила. — Ты все еще не голодна? У меня есть домашняя пицца.
Я закрыла рот и тут же снова открыла:
— Ты умеешь перевести тему.
Богатырева усмехнулась в ответ и, порывисто поцеловав меня в щеку, встала с кровати, завернувшись в покрывало, отчего я осталась совершенно обнаженной.
— Эй! — возмущенно воскликнула я, пытаясь прикрыться куском одеяла, на котором лежала.
— Я пошла греть еду, а ты одевайся, — проговорила Богатырева и направилась к выходу. Дойдя до двери, она остановилась и обернулась, лукаво улыбаясь. — Или не одевайся.
Я кинула в нее подушку, но девушка уже скрылась в прихожей.
Глава 11
Почти две недели я буквально разрывалась между школой с отработками, подработкой, бабушкой, Иркой и Богатыревой. Я частенько наведывалась к ней днем, иногда после уроков, порой приходила по вечерам, пока ее родители были на работе. И мы отлично проводили время. Мы продолжали спать с ней, но не говорили ни о чем большем. Я не хотела задаваться этими вопросами, потому что моя система давала сбои. Я понимала, что мне начинает действительно нравиться ее общество. И дело уже было не только в сексе. Мне нравилось с ней разговаривать, подшучивать над ней, нравилось, как она задавала мне какие-то вопросы, касающиеся меня. Мало кто интересовался мной лично, мало кому было дело до моих предпочтений, вкусов, желаний. Богатырева же почему-то активно пыталась обо мне выяснить все, что только можно. И я дозированно выдавала ей информацию. Меня устраивало, что она не лезла дальше, если я закрывала какую-то тему или не хотела о чем-то говорить.
Еще мне нравилось то, как она произносила мое имя. Из ее уст «Лера» всегда звучало как-то по-особенному. С раскатистым «р», с какой-то нежностью, теплотой. Поначалу меня это даже пугало — непривычно было после многолетнего «Мишина» слышать свое имя. Но в итоге пришлось признать, что мне это нравится. Но о большем я думать не хотела. Или боялась. Я так привыкла считать ее врагом номер один, что было не по себе от мысли, что все уже изменилось. Поэтому в школе мы продолжали вести себя как обычно, хотя, признаться, мои шутки и издевки стали менее острыми, не такими жесткими, и даже это меня тоже пугало. Но я уже не могла, как раньше, унизить ее, потому что во мне самой что-то постоянно менялось. Но к счастью, никто этого не замечал.
Зато с Черновым и Сорокиной мы цапались, как и прежде. Хотя этот придурок больше не позволял себе лишнего — словесные оскорбления и попытки задеть меня я не считаю.
***
Была перемена перед физкультурой, я спокойно переодевалась с остальными одноклассницами. Богатырева с Сорокиной о чем-то разговаривали, тоже меняя одежду на спортивные костюмы. И я, потеряв бдительность, невольно засмотрелась на спину Богатыревой. Мы два дня назад виделись у нее, и сейчас мне удалось даже разглядеть крошечный след от укуса на правой лопатке. Не знаю, о чем я думала, когда так откровенно ее рассматривала, но очнулась я только в тот момент, когда услышала противный голос Сорокиной: