— Имя. Назовите имя для меня.
Мне же, вроде как, разговаривать при посторонних нельзя… или при Обряде можно? Наверное, да, раз попросил имя назвать.
Может, обозвать Варварой, в отместку? Или Лолитой? Или Марией Магдаленой? А, может, Акакием Акакиевичем? Самое удовольствие в том, что издёвку только я пойму. Но и облом в том, что этот гад не будет знать, что над ним посмеялись. И не поймёт пикантности дурацкой шутки. Как назвать этого козла? Проституткой? Альфонсом? Гадом? А переведутся эти слова или нет? Скорее всего переведутся, если есть аналоги и в этом языке. Тогда сразу догадается в чём издёвка… Герой любовник? Самонадеянный идиот? Дон Кихот? Санчо Пансо? Атос, Портос и Арамис? Сразу три имени. А чего стесняться-то. Будет Марией Магдаленой-Атос-Портос-Арамис. Длинно и звучно. Хэцо и зелёные терпеливо ждали, пока размышляла над именем, а я не торопилась его озвучивать. Шарик? Бобик? Бобик в гостях у Шарика? Матроскин? Гаврюша? Прям, как для собственного ребёнка выбираю. Зеленоглазое Такси? Шрек? Кот в сапогах? Золушка? Алёша Попович? Зелёный змий? Че Гевара? Героин? Ак сорок семь? Калашников? Олень безрогий? Пизанская башня? Лошадь Пржевальского? Тур Хейердал?
— Морок, — произнесла я, неожиданно для самой себя выбрав это слово, в качестве имени для этого обманщика и комбинатора.
Как-то удачно сочетался бог из славянской мифологии с поведением хэцо, более ни секунды не сомневалась в выборе. Когда-нибудь объясню этому гаду, что обозначает его имя… Когда-нибудь, когда очень сильно меня достанет. Надеюсь, его обидит то, что воспринимаю его как профессионального лжеца и больше никак.
— Отныне и навсегда! — взвыл один из зелёных так громко, что вздрогнула от неожиданности. — Вместе до Великого Ухода!
Дальше он что-то вещал про то, что я обязана холить и лелеять драгоценность, доставшуюся мне столь неожиданно — и речь шла не о браслете — и о том, что драгоценность в отместку должна слушаться меня во всём. Во всём, говорите? Что же, найду, чем бесценному сокровищу заняться. Ноги целовать тоже будет, если прикажу? Было бы неплохо.
Всю нудную речь о прекрасном союзе и прочих прелестях сочетания урмыт-тэйалия, пропустила мимо ушей. Зелёный говорил слишком быстро, не успевала понять и половины из того, что он произносил. Плохо переводчик в моей голове пока справляется. Надеюсь, в дальнейшем будет лучше работать. Сидеть взаперти и не показывать носу никуда… От меня такого точно не дождутся. Кроме одного единственного хэцо, ныне урмыта, никто меня в лицо не знает… Достаточно выяснить, в чём тут ходят обычные женщины, и опа, я свободна как ветер… А пока, пока можно потерпеть и сделать вид, что меня всё устраивает.
Из странного здания-шара выбралась несколько оглушённая и растерянная. После того-то, как меня подняли на руки и понесли за порог… Ещё бы не растеряться. Интересно, это было обязательно? Тоже часть ритуала, или этот хэцо… э… Морок просто так захотел? Впрочем, никаких карето-тыкв нас за порогом не ждало, и ограничился мой первый и единственный урмыт снова магией. Поэтому растерянность быстро прошла. Если бы пришлось ещё и какой-нибудь невидимый вид транспорта осваивать, точно не выдержала бы уже на улице и что-нибудь да отчудила.
Морок со мной на руках вышел в огромном помещении. Светло-серые стены, высокий потолок и никакой мебели, как и следовало ожидать.
— Этот Дом теперь наш, — заметил мужчина и опустил меня на что-то невидимое и мягкое.
И как это понимать? То, что он меня положил на удобное ложе? Брачная ночь не отходя от кассы? А меня он спросил? Сегодня кое-кто точно останется без сладкого. Попыталась снять маску, но хэцо… эм… урмыт меня остановил.
— Это моя обязанность.
— Да что ты говоришь? — отозвалась ядовито.
— День Единения и ночь Единения принадлежат только тэйалии и урмыту, — терпеливо пояснил Морок. — Это время всё наше.
— А раньше ты об этом мне мог сказать?! — рявкнула, выведенная из себя окончательно. — И о том, что руки тебе резать придётся?! И о многом другом… к примеру! Я тебе не игрушка, чтобы использовать меня, ничего не объясняя! Если тебе хотелось настроить меня против себя, поздравляю! Тебе это удалось! Никаких ночей Единения! Никаких дней Единения! Всё ясно?! Даже не рассчитывай!
— Закон гласит, тэйалия не может отказать урмыту после обряда Единения. В другие дни и ночи сколько угодно. Но не в день Обряда. Обряд потеряет свою силу, если тэйалия и урмыт не станут единым целым, — произнёс он спокойно.
— Значит, вернёшься к званию хэцо! — поднялась с ложа и топнула ногой. — Я не собираюсь подчиняться вашим дурацким законам! Не я себя сюда притащила! Не мне это нужно! Цени, я оказываю тебе услугу, урмыт! Кто-то говорил о том, что я физически не привлекательна. Тебе даже не придётся совершать над собой усилие!
— В Совете сразу поймут, что Обряд не доведён до конца, — как жаль, что нельзя было увидеть выражения лица этого урода, маска скрывала так интересующую меня сейчас мимику.
— Придумай что-нибудь, — убийственно спокойно ответила, решив взять себя в руки и больше не кричать. — Ты же маг? Притом сильный. Не зря же на тебя так зол весь Совет. Не зря ты так много умеешь и говоришь как человек, имевший когда-то власть. Только не говори, что возможностей нет. Всегда есть способы обойти законы. Всегда! Вот и будешь, вместо ночи Единения, разрабатывать план того, как обмануть Совет. Считай, что это мой приказ. Я тебя не хочу! Так что, отвращение друг к другу взаимно, урмыт! И насиловать себя я не хочу, в угоду вашим законам! Может, тебе и в удовольствие единяться с женщиной, которая лежит бревном и просто тебя терпит… Но для меня в этом никакой радости, поверь, нет.
— Я услышал тебя, Светляшчок, — назвал меня по имени, снова его исковеркав, голос мужчины при этом звучал мёртво и холодно.
— Светлячок! Не путай, будь любезен! — не собиралась уступать более ни пяди. — Если ты впредь составляешь какие-либо комбинации, в которых мне отводится главная роль… Предупреди! Иначе и ты, и я можем оказаться в идиотском положении. У женщины тоже могут быть мозги и желания, долбанный шовинист… — проворчала устало и отвернулась от проштрафившегося мужчины.
— Что такое шовинист? — вежливо спросил Морок.
Самообладания ему не занимать. Или ему действительно всё равно, что я там о нём думаю, или он очень хорошо владеет собой.
— Мужчина, считающий, что все женщины идиотки, не способные думать и чувствовать, — просветила его не менее светским тоном. — Надо было назвать тебя так. Это имя тебе бы подошло идеально. И почему мне раньше в голову не пришло?
— Последний вопрос, прежде чем я помогу тебе разоблачиться, — непробиваемый какой. — Моё имя. Оно что-то значит?
— Да. Но я предпочитаю значение оставить при себе, — мой голос, надеюсь, сочился ядом. — И я сама разденусь. Буду рада, если и ты разоблачишься сам, где-нибудь подальше отсюда.
— Только тэйалия может снять с меня наряд, — елейным тоном отозвался мужчина.
— Не строй из себя идиота, — фыркнула, не удержалась. — Ты прекрасно понимаешь, что я не собираюсь соблюдать эти обычаи. И тебе не советую, если не хочешь ходить не переодевшись ни разу несколько следующих лет, — надеюсь, до него дошёл намёк, что ему доступ к моему телу точно не грозит. — Поэтому, будь любезен, выметайся. Только мебель обозначь, чтобы я её видела и свободен!
Никогда ни с кем не разговаривала так, как с ним. Никогда не позволяла себе подобного пренебрежения к людям… Но слишком зла была на этого красавчика, слишком хотела увидеть снова без одежды, слишком хотела, чтобы он смотрел на меня хотя бы с вожделением… Но это опять же слишком нереальные запросы. Потому… Поищу себе другого урмыта, более вменяемого и не шовиниста. Надеюсь, тут такие водятся.
— Тогда мне и придётся так ходить эти годы, — мне кажется, или в голосе мужчины слышна насмешка? — Это не оборот речи. Одежда не снимется, если этого не сделаете вы. И не снимется с вас, если попробуете это сделать сами. Магия Обряда Единения.
— Только сегодня так или всегда? — спросила, похолодев.
— Всегда, — добил он меня окончательно.
Кто бы знал, что когда-нибудь так сильно, так неистово буду скучать по своему любимому фарфоровому сервизу. Он мне пригодился бы сегодня. С каким удовольствием разбила бы все свои любимые красивенькие тарелочки о голову непрошибаемого урмыта. С каким наслаждением кинула бы ему в лицо супник! Сколько восторга получила бы, пошвырявшись в него чашками и блюдцами! Нет в жизни счастья. В этой комнате кидаться нечем.
— Хорошо, — процедила сквозь зубы. — Ты разденешь меня, я раздену тебя… И ничего больше! Дальше ты разрабатываешь партийное задание, а я спокойно отдыхаю без тебя.
— Партийное задание? — переспросил мужчина, передвинувшись явно как-то слишком близко ко мне.
— План по обману Совета, — спокойно ответила, чувствуя, что напряжение в помещении нарастает.
Потянулась рукой к маске, решив всё-таки, для начала проверить заявление ушлого урмыта. Маска и правда сниматься не хотела, как и перчатки, за которые взялась следом. Не соврал, гадёныш. Не в этот раз. Надо же, какой честный стал… Когда ему выгодно, он про ложь и не вспоминает, гад. Когда Морок сделал ещё шаг ко мне, остановила его жестом, задумавшись как лучше. Голой раздевать его, или ему голым раздевать меня? По мне, ни так, ни этак… Но выбора нет. Придётся что-то решать.
— Я первая тебя раздеваю, — поведала ему нежнейшим голоском.
По крайней мере, буду видеть и выражение лица, и реакцию на мои действия. А так же по взгляду попытаюсь понять, как на него процесс моего разоблачения подействует.
— Что-то взамен этой одежды надеть можно будет? — задала ещё один вопрос.
— Домашнее одеяние, — ответил мужчина тихо, не став со мной спорить по поводу очерёдности.
— И где оно? Для тебя и для меня. И если это такое же прозрачное нечто, что ты мне уже демонстрировал, то по нескольку штук и того, и другого, — наученная горьким опытом, решила обговорить все условия заранее.
Надеюсь, что предусмотрела всё. Затаив дыхание, и мысленно перекрестившись, принялась за дело. Подошла близко-близко к Мороку. Смогу ли я его немного подразнить и наказать за все обидные слова, что он сказал в мой адрес? Как не сорваться самой и суметь отказать в такой пикантной ситуации? Тэйалия я или как?
Первой сняла маску, надеясь на то, что не придётся отгадывать пазл под названием «Что снять сначала, а что потом?». Маска поддалась, кажется, никакой строгой очерёдности, что за чем снимать, не существует. А то ж замучаюсь отдирать то, что не снимается, и пытаясь понять, что снять следующим. Пояс сняла без проблем, стоило только взяться за него, как он оказался у меня в руках.
А дальше упёрлась в тупик, так как не понимала, что делать с красной одёжкой. Помню, что она была кусками ткани, которые под руками жрецов принимали нужную форму. Но что нужно сделать, чтобы снять, просто не знала. А спрашивать гадёныша не хотелось. Прикоснулась к одеянию ладонью в перчатке, провела по ткани… И, о чудо! Красная хламида упала на пол. Как всё просто. Никаких тебе замочков и прочих заморочек. Прикоснулся и всего делов. Интересно, а одевается это всё так же легко? И обязательно с чужой помощью? То есть после того, как отдохну и решу одеться для выхода на улицу… Что-то мне уже не нравится это, совсем. Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления. Коснулась следующей золотой одёжки, и она с тихим шелестом тоже скользнула вниз. Дальше не концентрировалась на том, что делаю. Просто касалась и всё. Меня слишком заинтересовало то, как ткань соскальзывала с литых плеч и опускалась на пол. Что-то в этом было такое интимно-возбуждающее… Тем более знала, что увижу после того, как слетит последняя одёжка, и даже предвкушала этот момент.
На последних слоях одежды уже шалила немного. Не просто касалась, а проводила ладонями по груди, по плечам, впиваясь взглядом в непроницаемое выражение лица урмыта. Мужчина временами вздрагивал, и тогда в зелёных глазах проскальзывало что-то непонятное мне. Неужели моя игра так на него действует? Хотелось бы, чтобы не только меня пронимало до печёнок. И я продолжала дразнить мужчину, оглаживая его по животу, но никогда не спускаясь ниже. Правда, и самой от всех этих экспериментов, дышалось тяжело. Под маской кусала губы, так хотелось прикосновения к ним. Поцелуй, о нём грезилось и сильно… А существуют ли здесь поцелуи? Как здесь выражают свои чувства и влечение? Так ли, как на Земле, или всё же иначе? Вдруг, здесь принято туда-сюда-обратно и ничего сверх? Эти соображения немного отрезвили, и когда урмыт остался в одних штанах, что были на нём под всей этой одеждой, остановилась и сделала шаг назад:
— Оденешься сам? — порадовалась тому, что голос не хрипит и звучит как обычно.
— Да, тэйалия, — ответил он низким вкрадчивым голосом.
По позвоночнику пробежала дрожь, так искушающе звучали бархатные интонации.
— Сними одежду с меня, — ответила не менее сладко. — Только будь любезен, безо всяких вывертов. Просто прикосновение, чтобы одежда упала. Все остальные инициативы оставь при себе. Ферштейн?
— Как скажешь, Светляш…Светлячок, — патоку тона не испортило даже то, что мужчина споткнулся при произнесении моего прозвища.
Этот фокусник даже маску умудрился снять так, что я почувствовала, как по позвоночнику прокатилась очередная дрожь возбуждения. Пальцы урмыта как бы случайно скользнули по подбородку, губам, шее и маска полетела на пол. Но испытующий взгляд Морока выдержала спокойно, усмехнувшись насмешливо в ответ.
— Дальше, — мурлыкнула провокационно.
Моё вожделение может выдать выражение лица… Выдержка у меня не такая крепкая. Но я пока справляюсь. Надеюсь, что справляюсь и выгляжу как всегда. А вот его выдаёт то, что находится у противоположного пола пониже талии. И обтягивающие красные штаны мужского интереса к моей персоне и процессу раздевания не скрывают совсем. Хоть это здесь так же, как и на Земле.
Мои провокации обошлись мне дорого. Урмыт чётко выполнял моё приказание. Просто касался. Но где и как? Если сначала спасало количество одежек, то когда их осталось меньше, чем пальцев на одной руке, стало гораздо хуже. Морок касался груди, спины, местечка у основания шеи, надавливая, как бы случайно поглаживая… И не всегда делал это руками. Иногда руки заменяли губы. Гад, да и только. Но я молчала. Сказать, чтобы прекратил так делать — выдать истинные чувства. Поэтому продолжала через силу улыбаться, ожидая, когда он завершит с процессом. Да и время от времени отвлекалась на вопрос о том, почему он так до сих пор и не снял с меня перчатки. Что-то задумал? Надеюсь, не сорвусь… Ну, очень надеюсь. Ведь взгляд так и возвращается снова и снова к широким плечам, узким бёдрам и возбуждённому мужскому естеству. Как хорошо, что штаны снимать не пришлось. А то зрелища раздевающего меня и при этом вожделеющего мужика, точно не выдержала бы. Когда последняя, золотистая одёжка полетела на пол, потянулась и спросила небрежно:
— И где там моё домашнее одеяние?
— Ещё перчатки, — мягко произнёс этот стервец и злорадно усмехнулся.
— Ты это брось! — нахмурилась я.
— Только прикосновения, — теперь мурлыкал уже он, не отпуская своим взглядом моих глаз.
Медленно опустился на колени и попросил:
— Протяни руки вперёд.
Поколебавшись, выполнила просьбу, надеясь, что не совершаю ошибки. Морок потянулся к моим рукам губами, быстро ухватил одну перчатку зубами и стянул её с меня, только этим он не ограничился, скользнул языком по ладони, которую не успела отдёрнуть. Облизал мои пальцы и слегка куснул.
— Что ты делаешь? — рефлекторно отдёрнула руку, еле удержав стон, таким удовольствием стало то безобразие, что учинил урмыт.
Да и стояла я перед ним абсолютно обнажённая, если не считать перчатки на левой руке. И под мужским взглядом, в котором теперь горел огонёк вожделения, кожа пылала жаром от моего желания, чтобы её коснулись языком, так же, как Морок поступил с моей ладонью.