– В смысле, до того, как... – я запнулся, подбирая слова, но Кир не дал мне договорить.
– Именно! – он подхватил книгу и раскрыл на середине. – Да! Я не помню, при каких обстоятельствах, но... – он всхлипнул, сжимая пальцами переносицу. – Я чуть ли не наизусть ее знаю, понимаешь?!
Щеки у него покрылись нездоровым румянцем, глаза лихорадочно блестели.
– Ложись, – я почти насильно уложил его на подушку и отобрал книгу. – И успокойся, хорошо?
– Хорошо, – Кир прижал ладонь ко лбу. – Вашу мать...
– Есть еще что-то? – осторожно поинтересовался я. – Никаких ассоциаций?
– Я... – он запнулся, прикусил губу. – Все очень смутно. Не знаю. Когда пытаюсь вспомнить – снятся кошмары. Как будто я сижу в углу, и на меня что-то надвигается. И я не могу убежать. То есть могу, но почему-то не делаю этого. И потом... Черт... – он фыркнул, зажмурился. – Звучит как бред. У меня реально температура.
– Что происходит потом? – я стер из-под его носа испарину.
– Бля, Дэн... – Кир вымученно улыбнулся. – Ты не знаешь, но у меня не один ожог. Есть еще здесь, – он стянул одеяло, чуть приспустил штаны, и я с трудом заставил себя не отвести глаза: внизу живота, прямо над лобком, у Кира действительно был почти такой же шрам, как и на руке. Только вот форма была очень четкой: ровный отпечаток от утюга.
– Почему ты раньше не рассказал? – я коснулся шрама пальцами.
Кир дернулся, резко подтянул штаны и снова накрылся одеялом.
– Кир, – я опустил ладонь на его плечо.
– Не знаю, – он закрыл глаза. – Я сам плохо понимаю, что происходит. Раньше этого не было. Ни снов, ни... Я начал вспоминать недавно. А когда встретил тебя, все стало только хуже. Мне никогда так часто не снились эти кошмары.
– Возможно, тебе не стоит так много думать об этом, – я погладил его по прикрытому одеялом животу. – Не пытайся вспомнить специально, я слышал, что память со временем возвращается сама.
– Мне именно так и говорили, – зло усмехнулся Кир. – И что? Прошел год, а я не вспомнил даже своего настоящего имени. Да, бля, я до этого момента даже не знал, что я читаю на французском не хуже, чем на русском!
– Я не имел в виду, что тебе нужно совсем забить, – начал я, – но...
– А ты бы на моем месте не пытался? – глухо спросил Кир.
И я не нашелся, что ответить.
***
Заболел Кир серьезно. Ближе к ночи температура у него подскочила еще выше, до тридцати девяти и шести. Он спал, разметавшись среди смятых одеял, поверхностно дыша через рот.
По-хорошему, нужно было бы дать ему анальгин, но будить его я не хотел, потому что прекрасно знал, что значит заснуть, когда болеешь.
Сам я отыскал в аптечке анаферон – болеть мне было нельзя. Особенно сейчас. Вообще, его следовало бы дать и Киру, только уже в большей дозировке, как предписывала инструкция.
Я присел на край постели, взял с прикроватной тумбочки градусник и встряхнул, сбивая. Осторожно отвел руку Кира чуть в сторону и положил под мышку. Температуру следовало измерить еще раз.
От моих манипуляций Кир вздрогнул, завозился, но не проснулся. А я прилег рядом и прикрыл глаза, думая о том, как мне повезло, что завтра суббота, и Кира не придется оставлять одного.
Через несколько минут я вынул градусник и глянул на температуру. Та так и держалась на тридцати девяти и шести. Предо мной встала дилемма: все же будить Кира и давать ему таблетку или повременить, надеясь, что температура спадет сама.
Хотя тридцать девять...
Решившись, я привстал, намереваясь потрясти Кира за плечо, и вздрогнул, когда он вдруг лихорадочно зашептал, так и не приходя в себя:
– Не надо! Пожалуйста, не надо...
Заметался, тяжело дыша. Из-под плотно смеженных век покатились слезы. Я, испугавшись не на шутку, прихватил его за плечи, потряс, пытаясь разбудить.
Кир вскрикнул, вцепился в мои предплечья, отталкивая. Резко открыл глаза. В синей глубине плескался страх.
– Тише, – я прижал его к матрасу. – Ну, ты чего? Все же хорошо.
– Как думаешь, – Кир облизнул сухие губы, сглотнул. А я вдруг подумал, что ему, должно быть, очень хочется пить, – мой отец был хорошим человеком?
Вопрос поставил меня в тупик. Я «подвис», соображая, что ответить. А Кир ждал, глядя на меня неестественно блестящими от жа́ра глазами.
– Не знаю, – я нервно провел ладонью по волосам. Внимательный взгляд Кира почему-то нервировал. Он никогда не смотрел на меня так. Словно бы... видел насквозь. Знал обо мне все, что я хотел скрыть. – Наверное.
– А я думаю, он не любит меня, – ровно сказал Кир. – Я ему не нужен, раз он оставил меня. Ему плевать.
– Может быть, он просто потерял тебя? – я чуть приобнял его и вздрогнул: Кир был гораздо горячее, чем пять минут назад. – Подожди, я принесу анальгин и холодное полотенце.
– Он бросил меня, – Кир смотрел в потолок. – Я знаю.
Я сглотнул и поднялся на ноги. У Кира явно начинался температурный бред.
Анальгин нашелся сразу – я еще вечером выложил упаковку с таблетками на стол. Так что мне оставалось только налить в стакан воды, намочить под краном чистое кухонное полотенце, которое я достал из шкафчика над раковиной, и вернуться в комнату.
Кир все так же лежал на спине, уставясь в потолок. И что-то хрипло шептал, едва шевеля пересохшими губами.
Признаться, это меня напугало. Я еще ни разу не видел бредящего человека. Я склонился над ним, вслушиваясь. И, разобрав наконец слова, вздрогнул. Меня реально обдало холодом.
– Они убивают друг друга ради денег... – шептал Кир. – Устраивают войны... Не понимают, что после смерти это все становится... неважным. Там нет времени. Нет власти. Только абсолютный покой. Или боль...
– Кир... – я опустил ладонь на его горящий лоб. – Эй!
– Сильные этого мира как дети, – теперь Кир смотрел на меня. – Деньги, ресурсы... Глупо копить золото, если ты все равно умрешь.
– Пей, – я присел на кровать и поднес к его губам таблетку. Кир послушно приоткрыл рот, позволяя мне вложить ее туда, запил водой и снова откинулся на подушку.
Я убрал с его лба слипшиеся, потемневшие от пота волосы и положил сложенное мокрое полотенце. И Кир блаженно вздохнул, прижимая его ближе. Я накрыл его горячую руку своей, сжал и зачем-то сказал:
– Температура скоро спадет. Будет полегче.
Кир слабо шевельнулся, не открывая глаз. Я улегся рядом и тоже закрыл глаза. Спать хотелось так, будто я провел без сна больше суток.
И едва я начал засыпать, Кир негромко позвал:
– Денис...
– Что? – поинтересовался я, поворачиваясь к нему лицом. Но вместо ответа наткнулся на полуоткрытые горячие губы.
Кир еще никогда не целовал меня сам. И я видел, что все мои прикосновения подобного рода смущают его. Но этот горячий от температуры поцелуй...
В теле у меня сладко потянуло. Я придержал пальцами съезжающее с его лба полотенце и осторожно поцеловал уже сам. Не так, как хотел, а целомудренно, просто касаясь губами его шершавых губ.
Кир отстранился, уткнулся в мою грудь и замер.
А я все думал о его словах об отце. Неужели он что-то вспомнил? Или просто поделился со мной своими мыслями?
Я погладил его по спине и убрал уже согревшееся полотенце. Больше оно пока не требовалось – температура у Кира явно спадала.
______________________________________________________
Желающих увидеть продолжение оказалось на удивление очень много. Так что ловите. И спасибо, что так активно лайкаете и комментите.
Часть 5
Что такое любовь? Я имею в виду не к еде или компьютерным играм, а к человеку? Как понять, что любишь?
Не знаю. Я считал, что перерос все это. Что мне будет хватать одноразовых парней, которым после всего пожимаешь руку через порог, благодаря, словно за стрижку или уборку.
И до недавнего момента так и было.
А потом появился Кир. Мальчишка из Макдональдса, ворвавшийся в мою размеренную и скучную жизнь, словно разрушительный торнадо в тихий подмосковный городок.
И мне стало казаться, будто бы мне снова шестнадцать. Словно я опять тот наивный подросток-идеалист, верящий в любовь на всю жизнь.
Это как лететь по идеально ровной трассе, зная, что она заканчивается обрывом. Понимаешь, что остались считанные минуты, но только сильнее жмешь на газ, наслаждаясь моментом.
Любовь – это упоительная катастрофа. Запрограммированное разочарование, которого хочется еще.
Обрыв, с которого можно падать бесконечное количество раз.
И я упал. Сорвался вниз с улыбкой счастливого идиота на лице. Прекрасно помня, чем подобное всегда для меня заканчивалось.
***
Кир изменился. Эта затяжная болезнь что-то сделала с ним. Теперь он подолгу мог смотреть в одну точку, словно отключаясь от реальности. Вздрагивал, когда я окликал его. И стал совсем мало спать.
Но от всех моих вопросов он отделывался либо лживым насквозь «нормально», либо просто молчал.
И я был почти уверен, что мечась в температурном бреду, он что-то вспомнил. Что-то такое, что теперь отравляло его мысли, лишая спокойствия.
Порой я ловил на себе его задумчивые, слишком серьезные для шестнадцатилетнего подростка взгляды. И в такие моменты мне начинало казаться, что Кир старше на целую вечность. Потом он смаргивал, улыбался мне смущенно. И мне хотелось подойти, притиснуть его к себе, запутаться пальцами в его каштановых вьющихся волосах, жадно поцеловать в губы. Обозначить принадлежность.
Кир ведь не был моим. Он был просто... рядом. Как параллельная прямая. И эта отстраненность мучила. Я не мог сделать ничего, чтобы стать хоть на йоту ближе.
Хотя, наверное, Кир бы позволил мне трахнуть его. Я был почти уверен в этом. Но другой вопрос, хотел ли он этого так же, как я.
Что-то сломало его.
Мне казалось, что он воспринимал любую близость, как попытку добраться до его души, которую он тщательно оберегал от посторонних, как единственное место, которое все еще хранит в себе что-то светлое.
Хотя это были всего лишь мои домыслы, не подкрепленные ничем, кроме ночных размышлений. Вполне возможно, все это объяснялось тем, что Кир просто не был геем.
Мысль заставила горько улыбнуться.
Если такое предположение оказалось бы верным, мои шансы свелись бы к нулю. Потому что от Кира мне было нужно больше, чем просто трах. Гораздо больше.
Все или ничего. Так, кажется, говорят?
Плевать.
– Денис? – голос Кира заставил меня оторваться от невеселых мыслей и отложить книгу. – Привет.