– Ты слышишь меня?
Он кивнул.
– Хорошо, потому что я знаю, что говорю ерунду, и нет смысла нести околесицу, когда тебя никто не слышит.
Маркус шевельнул губами. Она подумала, что он улыбается. Где-то в глубине души, Маркус улыбается.
– Я счастлива нести околесицу для тебя, – объявила она.
Он кивнул.
Онория приложила ладонь ко рту, опираясь локтем о свою другую руку, которой обнимала себя за талию:
– Хотелось бы мне знать, о чём ты сейчас думаешь.
Маркус слабо пожал плечами.
– Не пытаешься ли ты сказать, что не думаешь ни о чём? – Она шутливо погрозила ему пальцем. – Потому что я в это не поверю. Я слишком хорошо тебя знаю.
Онория подождала ответа, хоть самого небольшого. Но ответа не было, поэтому она продолжила говорить.
– Вероятно, ты размышляешь о том, как увеличить свой урожай зерновых в этом году, – предположила девушка. – Или думаешь о чересчур низкой арендной плате.
Она задумалась немного:
– Нет, ты думаешь, что арендная плата слишком высокая. Я уверена, что ты мягкосердечный лендлорд. Ты не хотел бы, чтобы кто-то выбивался из сил.
Маркус качнул головой.
– Нет, ты не хочешь, чтобы твои люди изнемогали, или нет, ты не об этом думаешь?
– … ты, – проскрежетал больной.
– Ты думаешь обо мне? – Прошептала Онория.
– Спасибо тебе. – Голос его был тих и едва различим, но она услышала его. Её последние силы ушли на то, чтобы удержаться от слёз.
– Я никуда не уйду, – произнесла она, взяв его за руку. – Пока ты не выздоровеешь.
– Спа… спа…
– Всё хорошо, – сказала ему Онория. – Не нужно повторять. И тебе не нужно благодарить меня.
Но она была рада, что он сделал это. Она не знала, что тронуло её больше – слова благодарности или его первое просто «ты».
Маркус думает о ней. Лёжа здесь, находясь практически при смерти, на волосок от ампутации ноги, он думает о ней.
Впервые с момента своего приезда в Фенсмур Онория перестала бояться.
Глава 13
Проснувшись на следующее утро, Маркус почувствовал перемены. Во-первых, нога снова болела самым адским образом. Но он почему-то подозревал, что это как раз неплохой знак. Во-вторых, он проголодался. Просто умирал от голода, словно не ел несколько дней.
Что, возможно, было правдой. Маркус понятия не имел, сколько времени прошло с тех пор, как он заболел.
И, наконец, ему удалось открыть глаза. Вокруг стояла так непроглядная темнота, так что с лёгкостью могло быть и пять утра, и десять вечера. Больного легко сбить с толку.
Маркус сглотнул, пытаясь увлажнить горло. Хорошо бы выпить воды. Он повернулся в сторону прикроватного столика. Его глаза ещё не привыкли к темноте, но он видел, что кто-то спит в кресле возле его постели. Онория? Скорее всего. У него было чувство, что она не выходила из его комнаты на протяжении всего этого скорбного времени.
Он моргнул, пытаясь припомнить, как она вообще оказалась в Фенсмуре. Ах, да, ей написала миссис Уэзерби. Маркус не представлял, почему его экономка решила так поступить, но он будет вечно ей за это благодарен.
Он подозревал, что был бы сейчас мёртв, если бы не та агония, которую Онория и её мать навлекли на него, распотрошив его ногу.
Но это было ещё не всё. Маркус знал, что временами терял сознание, и в его памяти об этом страшном времени всегда будут провалы. Но даже при этом он знал, что Онория неотлучно находилась там, в его комнате. Она держала его за руку, разговаривала с ним, и её тихий голос проникал ему в душу, даже когда он не мог разобрать слов.
Знание того, что она находилась там… Просто так было легче. Он был не один. Впервые в жизни Маркус Холройд не был одинок.
Маркус слегка фыркнул. Он драматизирует события. Можно подумать, его окружал невидимый щит, который держал людей в отдалении. Он мог бы иметь кучу знакомств. Он же граф, ради любви к Господу. Ему достаточно щёлкнуть пальцами, чтобы его дом наводнился людьми.
Но Маркус никогда не нуждался в компании ради пустой болтовни. Для всего остального значимого в его жизни одиночество подходило как нельзя лучше.
Он сам так хотел.
Думал, что хотел.
Маркус моргнул ещё несколько раз, и комната вокруг начала приобретать очертания. Занавеси были задёрнуты не полностью, и лунного света было достаточно, чтобы различать цвета. А может, он просто знал, что стены бордового цвета, а большая картина над камином в зелёных тонах. Люди видят то, что ожидают увидеть. Один из основных трюизмов жизни.
Маркус снова повернул голову, вглядываясь в фигуру, спящую в кресле. Это определённо Онория, и не только потому, что он ожидал увидеть именно её. Её волосы растрепались, волосы светло-каштанового цвета, недостаточно тёмные для леди Уинстед.
Маркус задумался над тем, как долго она сидит здесь. Ей, должно быть, весьма неудобно.
Но ему не следует её беспокоить. Она должна отдохнуть.
Он попытался сесть, но оказался слишком слаб, чтобы одолеть больше нескольких дюймов. Но так он мог лучше видеть и, возможно, даже дотянуться мимо Онории до стакана с водой на столике.
Или нет. Он вытянул руку на половину фута прежде, чем она снова упала на постель. Чёрт, как же он устал. Как хочется пить. Губы словно замело песком.
Стакан с водой манил обещанием рая. Недосягаемого рая.
Проклятие.
Маркус вздохнул, о чём немедленно пожалел, поскольку у него заболели рёбра. Болело всё тело. Как может тело болеть абсолютно везде? Кроме ноги, которая пылала адским пламенем.
Но Маркусу показалось, что жар спал. Или был не таким сильным. Трудно сказать. Он явно чувствовал, что мысли у него более ясные, чем прежде.
Он с минуту смотрел на Онорию. Та спала совершенно неподвижно. Голова её была наклонена набок под неестественным углом, и он мог предположить, что она проснётся с жуткой болью в шее.
Может быть, разбудить её? Это будет любезно с его стороны.
– Онория, – прокаркал он.
Девушка не шелохнулась.
– Онория, – Маркус попробовал говорить громче, но звук получился тот же, скрежещущий и хриплый, словно муха, бьющаяся о стекло. Не говоря уже о том, что эти усилия совершенно его измотали.
Он снова протянул к ней руку. Рука была тяжёлой, как дерево, но ему удалось оторвать её от постели. Он намеревался только толкнуть Онорию, но вместо этого рука его тяжело шлёпнулась на её вытянутую ногу.
– А-а-а-а! – Девушка с криком проснулась. Голова Онории откинулась так быстро, что она ударилась затылком об столбик кровати. – Ой.
Она потёрла рукой ушибленное место.
– Онория, – снова произнёс Маркус, пытаясь привлечь к себе её внимание.
Она что-то пробормотала, зевнула и потёрла щёку тыльной стороной ладони. И затем:
– Маркус?
Голос у неё был сонный. Чудесный голос.
– Можно мне воды? – попросил Маркус. Возможно, ему следовало бы сказать что-то более возвышенное и содержательное; ведь он практически вернулся с того света. Но ему страшно хотелось пить. Он словно пересёк пустыню, изнемогая от жажды. И в его состоянии просьба о воде была содержательнее всего.
– Разумеется, – руки Онории шарили в темноте, пока она не нащупала стакан.
– О, чёрт, – услышал Маркус. – Минуточку.
Он смотрел, как она поднимается на ноги и подходит к другому столу, где стоял кувшин.
– Воды осталось немного, – сонно проговорила Онория. – Но должно хватить.
Она налила воду в стакан и взяла ложку.
– Я могу сам, – сообщил ей Маркус.
Девушка с удивлением посмотрела на него:
– Правда?
– Поможешь мне сесть?
Она кивнула и обхватила его руками, почти обняв.
– Вот так, – пробормотала она, подтягивая его выше. Эти слова коснулись его шеи почти как поцелуй. Маркус вздохнул и замер, наслаждаясь теплом её дыхания на своей коже.
– С тобой всё хорошо? – спросила Онория, отстраняясь.
– Да, да, конечно, – ответил он, оторвавшись от своих грёз так быстро, как только это мог сделать мужчина в его состоянии. – Извини.
Совместными усилиями им удалось его усадить. Маркус взял стакан и осушил его самостоятельно. Что вызвало у него ощущение триумфа.
– Ты выглядишь значительно лучше, – заметила Онория, моргая, чтобы проснуться. – Я… я… я…
Она снова замигала, но на сей раз Маркус заподозрил, что она удерживает слёзы:
– Так хорошо снова видеть тебя.
Он кивнул и протянул стакан:
– Ещё, пожалуйста.
– Разумеется. – Она налила второй стакан и подала ему. Он жадно выпил воду одним глотком и сделал вдох только после того, как стакан опустел.
– Спасибо, – сказал Маркус, возвращая ей стакан.
Онория взяла стакан, поставила его на место и села в кресло.
– Я так тревожилась за тебя, – проговорила она.
– Что произошло? – спросил Маркус. Он помнил кое-что: её мать с ножницами, гигантского кролика. Как Онория назвала его пробным камнем. Это он запомнит навсегда.
– Доктор дважды навещал тебя, – поведала ему Онория. – Доктор Уинтерс. Младший. Его отец…. Не знаю, что с его отцом, но мне, честно говоря, нет никакого дела до него. Он даже не осмотрел твою ногу. Он не знал, что у тебя загноилась рана. Если бы он увидел её до того, как она пришла в такое состояние, всё могло бы быть иначе.
Она раздражённо сжала губы:
– А может быть, и нет.
– Что сказал доктор Уинтерс? – спросил Маркус и добавил для ясности: – Младший Уинтерс.
Онория улыбнулась:
– Он думает, что тебе удастся сохранить ногу.
– Что? – Маркус потряс головой, пытаясь уяснить.
– Мы боялись, что ногу придётся ампутировать.
– О, Бог ты мой. – Маркус упал на подушки. – О, Господи.
– Наверное, хорошо, что ты ничего не знал об этой возможности, – мягко сказала Онория.
– Боже мой, – Маркус не представлял себе жизни без своей ноги. Он полагал, что мало кто её себе представляет до тех пор, пока это не случится.
Онория сжала его руку:
– Всё будет хорошо.
– Моя нога, – прошептал Маркус. У него возникла иррациональная потребность немедленно сесть и посмотреть на свою ногу, просто чтобы убедиться в том, что она есть. Он заставил себя лежать на месте. Онория сочтёт глупостью его желание удостовериться самому. Но нога болела. Боль была сильной, и он был благодарен ей за это. По крайней мере, понятно, что нога находится там, где ей положено быть.
Онория отняла руку, чтобы подавить сильный зевок.
– Ох, прости, – выговорила она. – Боюсь, мне мало удавалось спать.
По его вине, сообразил Маркус. Ещё одна причина для благодарности.
– Это кресло не очень удобное, – сказал он. – Ты можешь лечь с другой стороны кровати.
– Нет, не могу….
– Вряд ли это намного неприличнее того, что уже произошло сегодня.
– Нет, – Онория выглядела так, словно улыбнулась бы, не будь она такой уставшей. – Я имею в виду, что действительно не могу этого сделать. Матрас промок, когда мы промывали рану.
– О, – и тут Маркус рассмеялся. Потому что это было смешно. И потому что так приятно было смеяться.
Онория поёрзала в кресле, пытаясь сесть удобно:
– Может быть, я смогу лечь поверх одеяла.
Она вытянула шею, разглядывая это место.
– Как пожелаешь.
Она устало вздохнула:
– Ноги могут вымокнуть. Но, думаю, мне уже всё равно.
Через минуту Онория уже лежала на кровати, поверх одеяла. Маркус лежал рядом, правда, большая часть его тела была закрыта покрывалом. Он предположил, что они намеренно оставили раненую ногу открытой.
Девушка зевнула.
– Онория, – шепнул он.
– М-м-м?
– Спасибо.
– М-м-м, х-м-м.
Момент был упущен, и Маркус произнёс слова, которые должен был сказать: «Я рад, что ты здесь».
– И я тоже, – сонно отозвалась она. – Тоже рада.
Её дыхание постепенно выровнялось, его дыхание тоже. И они заснули.
Онория проснулась на следующее утро в приятном уюте и тепле. С закрытыми глазами она вытянула пальцы ног, распрямила ноги и покрутила лодыжками в разные стороны. Она всегда проделывала этот утренний ритуал. Затем наступала очередь рук. Они открывались как маленькие морские звёзды и снова закрывались. Потом шея – вперёд, назад и по кругу.
Она зевнула, сжала ладони в кулаки и вытянула руки… Врезавшись в кого-то.
Онория замерла. И открыла глаза. К ней вернулась память.
Силы небесные, она лежит с Маркусом в постели. Нет. Нужно перефразировать. Она лежит уМаркуса в постели. Но не сним.
Неприлично, конечно, но должно же существовать особое разрешение на отступление от правил для молодых леди, которые оказываются в кровати с джентльменом, который слишком болен для того, чтобы их скомпрометировать.
Она попыталась медленно отодвинуться в сторону. Только бы не разбудить Маркуса. Наверное, он даже не знает, что она здесь. В буквальном смысле рядом, возле него, бок о бок, соприкасаясь ногами. И точно не в том дальнем углу кровати, где она легла ночью.
Согнув колени, девушка упёрлась пятками в матрас в поисках опоры. Вначале она подняла бёдра, сдвинув их на дюйм вправо, потом плечи. Снова бёдра, переставила ноги. Опять плечи и …
Бум!
Рука Маркуса тяжело приземлилась на неё.
Онория снова замерла. О небо, что же ей теперь делать? Может, если подождать минуту-другую, он снова вернётся в прежнее положение.
Она подождала. И ещё подождала. И Маркус начал двигаться.
Прямо на неё.
Онория нервозно сглотнула. Она не знала, который час – рассвет уже наступил, но кроме этого, никаких подсказок не было. И ей очень сильно не хотелось, чтобы миссис Уэзерби застала её распростёртой на постели под Маркусом. Или её мать, что ещё хуже.
Конечно, никто не станет плохо думать о ней, особенно после всего, что произошло днём раньше. Но она не замужем, а Маркус холост, и они лежат в кровати, и на Маркусе очень мало одежды, и…
И этого достаточно. Она встаёт. Если он проснётся, так тому и быть. По крайней мере, его не разбудит пресловутое дуло пистолета, подталкивающее к алтарю.
Онория выбралась из кровати, пытаясь не обращать внимания на приятные сонные звуки, которые издавал Маркус, устраиваясь под своим покрывалом. Едва оказавшись на ковре, она быстро взглянула на его ногу. Кажется, она заживает положенным образом, не было ни малейшего признака страшных покраснений, о которых предупреждал доктор Уинтерс.
– Благодарю, – прошептала Онория, вознося коротенькую молитву за его выздоровление.
– Всегда пожалуйста, – шёпотом ответил Маркус.
Онория взвизгнула от неожиданности, подпрыгнув на целый фут.
– Прости, – покаялся Маркус, но он уже расхохотался.
Самый прекрасный звук, который Онории доводилось слышать.
– Я благодарила не тебя, – дерзко ответила она.
– Знаю, – улыбнулся он.
Онория попробовала разгладить юбки, которые измялись ужасно. На ней оставалось то самое голубое платье, которое она надела в Лондоне – прости, Господи – два дня тому назад. Она даже представить себе не могла, на кого сейчас похожа.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.
– Гораздо лучше, – ответил Маркус, усаживаясь. Онория заметила, что он натянул на себя одеяло. Именно поэтому её румянец был сейчас скорее розовым, чем багрово-красным. Забавно. За вчерашний день она сотни раз видела его голую грудь, кромсала и резала его голую ногу. А ещё она мельком видела его ягодицы, когда он метался в горячке, о чём ему, конечно, не расскажет. Но теперь, когда они оба пришли в себя, и Маркус больше не находится на пороге смерти, она не может взглянуть ему в глаза.
– Всё так же болит? – спросила девушка, указывая на повреждённую ногу, торчавшую из-под покрывал.
– Скорее, ноет.
– У тебя останется ужасный шрам.
Маркус лукаво улыбнулся:
– Я возгоржусь и стану лицемерить.
– Лицемерить? – повторила за ним Онория, не сдержав удивления.
Он наклонил голову, разглядывая чудовищную рану:
– Думаю, что смогу представить дело так, будто я сражался с тигром.
– С тигром. В Кембриджшире.