– Большинство сочли бы это благословением.
Она фыркнула:
– Только не в преддверии этого концерта.
– Почему вы туда приходите? – спросил Маркус. – У вас не особенно близкие отношения с их семьёй. Вы могли бы просто отказаться.
Она вздохнула, и на некоторое время выражение её глаз смягчилось.
– Не знаю, – призналась старая леди. – Должен же кто-то аплодировать этим бедняжкам.
Маркус смотрел, как сентиментальность исчезла с её лица, и оно вернулось в прежнее состояние.
– Вы гораздо добрее, чем делаете вид, – заключил он.
– Никому об этом не рассказывай. Хм. – Леди Данбери стукнула тростью. – Я закончила с тобой.
Маркус почтительно поклонился своей грозной двоюродной бабушке и отправился к Онории. На ней было нежно-голубое воздушное платье, которое ему ни за что не удалось бы описать, за исключением того факта, что оно обнажало её плечи, и ему это очень-очень нравится.
– Леди Онория, – произнёс он, едва подойдя к ней.
Она обернулась, и он учтиво поклонился.
Радостный огонёк вспыхнул в её глазах, и она сделала реверанс, пробормотав:
– Лорд Чаттерис, как приятно встретиться с вами.
Вот почему Маркус ненавидит всё это. Всё свою жизнь Онория называла его по имени, но стоит им оказаться в лондонском бальном зале, и он становится графом Чаттерисом.
– Вы, конечно, помните мисс Ройл, – сказала Онория, указывая на молодую леди справа, одетую в более тёмный оттенок голубого. – И мою кузину леди Сару.
– Мисс Ройл, леди Сара. – Он отвесил поклон каждой из них по очереди.
– Как неожиданно встретить вас здесь, – произнесла Онория.
– Неожиданно?
– Я не думала… – Она замолчала, и румянец окрасил её щёки.
– Нет, ничего, – исправилась она, явно что-то скрывая. Но Маркус не мог оказывать на неё давление на людях, так что вместо этого он произнёс потрясающе проницательную и интересную фразу:
– Вы не находите, что здесь сегодня собралось очень много людей?
– О, да, – ответили все три леди с разной громкостью. Одна из них даже добавила «действительно».
После небольшой паузы Онория выпалила:
– Вы получали ещё какие-либо известия от Дэниела?
– Нет, не получал, – ответил Маркус. – Надеюсь, это означает, что он уже отправился в обратный путь.
– Так вы не знаете, когда он возвращается? – подытожила она.
– Нет, – ответил он. Любопытно. Ему казалось, это очевидно из его предыдущего утверждения.
– Ясно. – И на лице Онории появилась одна из тех улыбок, которые означают «я улыбаюсь, потому что мне больше нечего сказать». Что ещё более странно.
– Я уверена, что вы с нетерпением ожидаете его возвращения, – сказала Онория, когда истекли несколько секунд, в течение которых никто не сделал попытку поддержать разговор.
Очевидно, в её словах заключался некий скрытый смысл, но Маркус не понимал, какой именно. Но явно не тот, который подразумевал он сам – ведь он ждёт её брата, чтобы сделать ей предложение.
– Да, я действительно жду его с нетерпением, – пробормотал Маркус.
– Как и все мы, – сказала мисс Ройл.
– О, да, – вставила та кузина Онории, которая до этого момента хранила молчание.
Последовала ещё одна длинная пауза, после чего Маркус обратился к Онории:
– Надеюсь, у вас остался для меня танец.
– Разумеется, – ответила девушка. Графу показалось, что она выглядит довольной, но сегодня ему было невероятно тяжело угадывать её настроение.
Остальные две леди стояли рядом в полном молчании, широко раскрыв глаза и не мигая. Они напоминали ему двух устриц, честное слово, и тут Маркус сообразил, что именно от него ожидают.
– Я надеюсь, что вы все трое удостоите меня танцем, – вежливо проговорил он.
Без промедления на свет были извлечены бальные карточки. Менуэт достался мисс Ройл, контрданс леди Саре, Онорию он пригласил на вальс. Пусть сплетники говорят, что пожелают. Разве он не вальсировал с ней прежде?
Распределив танцы, они снова стояли вчетвером и молчали (Маркус подумал, что все квартеты должны быть такими же молчаливыми), пока кузина Онории не откашлялась и не произнесла:
– Кажется, уже начинаются танцы.
Это означало, что наступило время менуэта.
Мисс Ройл взглянула на него и просияла. Маркус с опозданием вспомнил, что её мать намеревалась свести их вместе.
Онории посмотрела него, словно предупреждая: берегись!
А он мог думать только: «Чёрт побери, мне так и не достанется ни одного эклера».
– Ты ему нравишься, – сказала Сара, как только Маркус и Сесилия отправились танцевать свой менуэт.
– Что? – переспросила Онория. Ей пришлось моргнуть. В глазах расплывалось от того, как пристально она смотрела в спину уходившего Маркуса.
– Ты ему нравишься, – повторила Сара.
– О чем ты говоришь? Ну, конечно, он хорошо ко мне относится. Мы дружим целую вечность.
Ну, это не совсем так. Они знакомыцелую вечность. А друзьями – настоящими друзьями – стали совсем недавно.
– Нет, ты ему нравишься, – подчёркнуто произнесла Сара.
– Что? – Снова переспросила Онория, потому что она явно превращалась в идиотку. – О, нет. Нет-нет. Конечно, нет.
Но сердце её подпрыгнуло.
Сара покачала головой, словно понимание приходило к ней вместе со словами:
– Сесилия говорила, что заподозрила это, когда вы вдвоём навещали его в Фенсмуре после того, как он попал под дождь, но я подумала, что она выдумывает.
– Тебе стоит доверять своему первому впечатлению, – сухо ответила Онория.
Сара подняла её на смех:
– Ты разве не видишь, как он смотрит на тебя?
Онория, почти мечтая, чтобы ей возразили, сказала:
– Он не смотрит на меня.
– Ну, конечно, смотрит, – возразила Сара. – Кстати, чтобы ты не волновалась, он меня не интересует.
Онория заморгала.
– Тогда, у Ройлов, – напомнила ей Сара, – когда я говорила, что он может быстро влюбиться в меня.
– Ох, верно, – вспомнила Онория, стараясь не замечать, как её желудок свело при мысли, что Маркус может влюбиться в кого-то другого. Она кашлянула:
– Я забыла.
Сара пожала плечами.
– Это была всего лишь отчаянная надежда.
Она стала рассматривать толпу, бормоча:
– Интересно, здесь найдутся джентльмены, которые захотят жениться на мне до среды?
– Сара!
– Шучу. Силы небесные, ты же знаешь, что я шучу. – И тут она сказала:
– Он опять на тебя смотрит.
– Что? – Онория подскочила от неожиданности. – Не может быть, он же танцует с Сесилией.
– Он танцует с ней и смотрит на тебя, – ответила Сара, очень довольная собой.
Онории нравилась мысль, что Маркус может проявлять к ней интерес, но прочитав письмо брата, она узнала правду.
– Это не потому что он в меня влюбился, – сказала она, качая головой.
– Правда? – Сара смотрела на неё так, словно готова была скрестить руки на груди. – Тогда почему же, скажи на милость?
Онория сглотнула и украдкой оглянулась:
– Ты сможешь сохранить секрет?
– Разумеется.
– Дэниел попросил его присматривать за мной, пока он в отъезде.
На Сару это сообщение не произвело никакого впечатления.
– А почему это секрет?
– Не секрет, наверное. Или всё-таки секрет, потому что мне об этом никто не сказал.
– Как же ты узнала?
Онория почувствовала, что краснеет:
– Я прочитала кое-что, что не должна была читать.
Сара широко раскрыла глаза.
– Серьёзно? – спросила она, наклоняясь к ней. – Это так не похоже на тебя.
– Просто момент слабости.
– О котором ты сожалеешь?
Онория ненадолго задумалась.
– Нет, – призналась она.
– Онория Смайт-Смит, – произнесла Сара, ухмыляясь, – я так тобой горжусь.
– Я бы спросила почему, – сердито сказала Онория, – но не уверена, что мне хочется знать ответ.
– Это, наверное, твой самый неприличный поступок.
– Неправда.
– Ах, возможно, ты забыла мне рассказать о том, что бегала нагишом по Гайд-Парку?
– Сара!
Сара хмыкнула:
– Все люди в определённый момент жизни читают что-то, не предназначенное для их глаз. Я просто рада, что ты, наконец, решила присоединиться ко всему человечеству.
– Я не настолько чопорная и правильная, – возразила Онория.
– Конечно. Но я бы не назвала тебя искательницей приключений.
– Я бы тебя тоже так не назвала.
– Да, – Сара опустила плечи. – Я не такая.
Они немного постояли так, загрустив и задумавшись.
– Так значит, ты не станешь бегать голой по Гайд-Парку? – спросила Онория, чтобы внести нотку легкомыслия в разговор.
– Без тебя ни за что, – лукаво ответила Сара.
Онория рассмеялась в ответ на это, обняла кузину за плечи и слегка сжала:
– Ты же знаешь, как я люблю тебя.
– Конечно, знаю, – подтвердила Сара.
Онория ждала.
– Ах, да. Я тоже тебя люблю, – добавила её кузина.
Онория улыбнулась, и на какое-то время весь мир стал правильным. А если не правильным, то нормальным. Она в Лондоне, на балу, рядом стоит её самая любимая кузина. Что может быть обычнее. Она склонила голову набок, вглядываясь в толпу. Приятно наблюдать за таким грациозным и величавым танцем как менуэт. Возможно, всему виной воображение Онории, но ей показалось, будто все дамы одеты в схожие цвета, скользя по танцевальному полу в голубом, зелёном и серебристом.
– Почти как музыкальная шкатулка, – пробормотала она.
– Да, – согласилась Сара. И тут же испортила впечатление добавив:
– Ненавижу менуэт.
– Ненавидишь?
– Да, – ответила она. – Не знаю, почему.
Онория продолжала смотреть на танцующих. Как много раз они стояли вот так вместе, Сара и она? Стояли рядом, рассматривая толпу, и разговаривали, даже не глядя друг на друга. Им это не нужно, ведь они так хорошо знают друг друга, что нет необходимости видеть выражение лица, чтобы понять чувства подруги.
Наконец, показались Маркус и Сесилия. Онория смотрела, как они танцуют.
– Ты действительно думаешь, что Сесилия Ройл положила глаз на Маркуса? – спросила она.
– А ты как думаешь? – парировала Сара.
Онория продолжала смотреть на ноги Маркуса. Он двигается так грациозно для столь крупного мужчины.
– Не знаю, – прошептала она.
– Он тебе небезразличен?
Онория ненадолго задумалась о том, насколько ей хочется делиться своими чувствами:
– Думаю, да, – наконец, произнесла она.
– Не имеет значения, чего хочет она, – ответила Сара. – Маркус ею не интересуется.
– Знаю, – тихо сказала Онория. – Но я также не думаю, что он интересуется мной.
– Ты подожди, – проговорила Сара, поворачиваясь, чтобы заглянуть ей в глаза. – Просто подожди.
Через час или около того Онория стояла над пустым блюдом на столе с десертами, поздравляя себя с тем, что ей удалось схватить последний эклер, когда Маркус подошёл, чтобы пригласить её на вальс.
– Тебе достался хоть один? – спросила она.
– Что именно?
– Эклер. Они божественно вкусные. Ох. – Она попыталась сдержать улыбку. – Прости. Судя по твоему лицу, я вижу, что нет.
– Я весь вечер пытался пробиться сюда, – заметил он.
– Возможно, где-то есть ещё эклеры, – сказала Онория, изображая изо всех сил оптимизм.
Маркус посмотрел на неё, подняв одну бровь.
– Вероятно, нет, – сказала она. – Мне так жаль. Но мы можем спросить у леди Бриджертон, где она их заказала. Либо, если эти эклеры приготовила её кухарка, – Онория постаралась принять коварный вид, – то, возможно, нам удастся её переманить.
– Либо мы можем просто потанцевать, – улыбнулся он.
– Можем, – с радостью согласилась она.
Онория положила руку поверх руки Маркуса и позволила ему вывести себя в центр зала. Им уже доводилось танцевать друг с другом, один-два раза они даже вальсировали, но сегодня всё было по-другому. Ещё не заиграла музыка, как Онория почувствовала, что скользит, безо всяких усилий двигаясь по полированному паркету. А когда рука Маркуса оказалась у неё на спине, и она взглянула ему в глаза, горячий жар забурлил в ней.
Её тело стало невесомым. Дыхание прервалось. Она чувствовала себя голодной и жаждущей. Ей хотелось чего-то такого, что она сама не могла объяснить, и желание это достигло такой силы, что должно было напугать её.
Но она не испугалась. Не теперь, когда рука Маркуса лежит у неё на талии. В его объятиях Онории было спокойно, хотя её тело изнывало от неистовства. Жар его кожи просачивался сквозь её одежду, словно опьяняющий напиток, который заставлял девушку желать приподняться на носочки и воспарить в небеса.
Она хочет Маркуса. В эту самую минуту её осенило. Это желание.
Неудивительно, что девушки теряют репутацию из-за страсти. Онория слышала о девушках, которые «совершали ошибки». Люди шептались, что они развратницы и сошли с праведного пути. Онория этого никогда не понимала. Как можно променять благополучную и безопасную жизнь на одну ночь страсти?
Теперь ей известно, как. И ей хочется того же самого.
– Онория? – Голос Маркуса достиг её слуха, словно звездопад.
Она подняла на него взгляд и обнаружила, что он с любопытством смотрит на неё. Заиграла музыка, но Онория не сделала ни единого шага.
Он вопросительно наклонил голову. Но говорить ему не пришлось, как не нужно было отвечать и самой Онории. Вместо этого она сжала его руку, и они начали танец.
Мелодия кружилась и взлетала, и Онория следовала за Маркусом, не отрывая глаз от его лица. Музыка несла её, и впервые в жизни Онории показалось, что она поняла, что значит танцевать. Её ноги двигались в идеальном для вальса ритме – раз-два-три, и сердце её парило.
Она чувствовала пение скрипок всей кожей. От деревянных духовых инструментов покалывало в носу. Онория превратилась в одно целое с музыкой, и когда танец закончился, когда они с Маркусом расстались, она ответила реверансом на его поклон и ощутила себя опустошённой.
– Онория? – тихо окликнул её Маркус. Он выглядел встревоженным. Но не тревогой «ах, как бы мне вскружить ей голову». Нет, это определённо ближе к «Боже милостивый, да она нездорова».
Маркус совсем не похож на влюблённого мужчину. Он выглядит как человек, который озабочен тем, что стоит рядом с человеком, страдающим от несварения.
После танца с ним Онория чувствовала себя переродившейся. Она, которая не могла запомнить ни одной мелодии и не умела отстукивать ритм ногой, стала волшебной феей в его объятиях. Этот вальс она провела словно в раю, и её убивало то, что он не почувствовал этого.
Она едва стояла на ногах, а Маркус…
Выглядел как Маркус.
Тот самый прежний Маркус, для которого она была обузой и тяжким бременем. Не самым неприятным бременем, но тем не менее. Онория знает, почему он не может дождаться возвращения Дэниела в Англию. Приезд её брата означает, что Маркус сможет покинуть Лондон и возвратиться в поместье, где он чувствует себя счастливым. Это означает, что он станет свободным.
Маркус снова произнёс её имя, и Онории удалось отвлечься от своих мыслей.
– Маркус, – резко произнесла она. – Ты почему здесь?
Какое-то время он смотрел на неё так, словно ей удалось отрастить вторую голову.
– Меня пригласили, – ответил он с некоторым возмущением.
– Нет, – у Онории заболело сердце, ей хотелось потереть глаза, а больше всего хотелось разрыдаться. – Не почему ты на балу, а почему ты в Лондоне?
Маркус подозрительно прищурился:
– А почему ты спрашиваешь?
-Потому что ты ненавидишь Лондон.
Он поправил шейный платок:
– Не то чтобы ненавижу…
– Ты ненавидишь Сезоны, – перебила Онория. – Ты сам мне так говорил.
Он начал говорить, но остановился на полуслове. Тут Онория вспомнила, что он не умеет лгать. И никогда не умел. Однажды, в детстве, они с Дэниелом уронили люстру с потолка. До сегодняшнего дня Онория так и не поняла, как им это удалось. Когда леди Уинстед потребовала сознаться в содеянном, Дэниел самым очаровательным образом лгал ей в лицо, так что Онория видела, что мать не в состоянии определить, где правда, а где ложь.