– Ты был прекрасным деревом, – ответная улыбка Онории была просто ослепительной. – Миру нужно больше деревьев.
К концу концерта лицо Онории сводило от бесконечных улыбок. Она усмехалась в первом части концерта, лучезарно улыбалась во время второй, а когда они добрались до третьей части, то она скалила зубы так, словно находилась на осмотре у дантиста.
Выступление прошло ужасно, как она и боялась. На самом деле, это был, скорее всего, самый худший концерт Смайт-Смитов, а это не так уж просто. Анна неплохо играла, и будь у неё больше шести часов на подготовку, она бы хорошо справилась, но как бы там ни было, она постоянно отставала на полтора такта от остальных участниц квартета.
Это обстоятельство осложнялось тем фактом, что Дейзи постоянно опережала всех на полтора такта.
Айрис играла блестяще. Точнее, она могла бы играть блестяще. Онория слышала, как она репетирует одна, и была настолько потрясена её талантом, что ничуть бы не удивилась, если бы Айрис встала и объявила, что она приёмыш.
Однако Айрис была так несчастна из-за того, что её заставили выступать кое-как, что она водила смычком безо всякого энтузиазма. Бедняжка сидела, опустив плечи и с выражением боли на лице. Каждый раз, когда Онория оглядывалась на неё, у неё был такой вид, словно она вот-вот бросится грудью на гриф своей несчастной виолончели.
Что касается самой Онории… Ну, она играла отвратительно. Но она знала, что так будет. Она даже предполагала, что будет играть хуже обычного. Она так сосредоточилась на том, чтобы удержать на губах восхищённую улыбку, что постоянно теряла свою партию в нотах.
Однако оно того стоило. Почти весь первый ряд занимала её семья. Мама и тётушки. Несколько сестёр, дюжины кузин. Они все радостно улыбались ей, лучась гордостью и счастьем быть частью этой традиции.
А вот остальные слушатели выглядели довольно бледными и несчастными. Ну, им было известно, что их ожидает. После восемнадцати лет концертов Смайт-Смитов никто не приходил на них без хотя бы отдалённого представления о предстоящих ужасах.
Конец выступления был встречен довольно бурными аплодисментами, после чего Онория продолжила улыбаться и благодарить гостей, отважившихся приблизиться к сцене.
Как она подозревала, многие просто боялись, что не сумеют поздравить музыкантов, сохраняя серьёзное выражение лица.
И вот, когда уже Онория надеялась, что она достаточно притворялась, будто верит всем этим людям, притворявшимся, что они получили удовольствие от концерта, появилась последняя доброжелательница.
И это был вовсе не Маркус, чёрт его побери. Кажется, он глубоко увлечён беседой с Фелисити Фезерингтон, которая, как известно всем, является самой хорошенькой из сестёр Фезерингтон.
Онория попыталась разжать стиснутые зубы и изобразить улыбку, приветствуя…
Леди Данбери. О, Боже мой
.
Она побаивалась этой леди, однако постаралась не выглядеть испуганной.
Вслед за стуком трости последовало:
– Ты ведь не из новеньких девочек?
– Прошу прощения, мэм? – Онория искренне не поняла, о чём идёт речь.
Леди Данбери наклонилась вперёд, сморщив лицо так, что глаза почти исчезли:
– Ты играла в прошлом году. Я могла бы проверить в программке, но я их не сохраняю. Слишком много бумаги.
– О, я поняла. – Ответила Онория. – Нет, мэм, то есть, да. Я не из новеньких.
Она попыталась разобраться в том, что сказала, и пришла к заключению, что это не имеет значения, поскольку леди Данбери, кажется, сумела её понять.
Не говоря уже о том, что половина её сознания оставалась сосредоточенной на Маркусе и том прискорбном факте, что он по-прежнему разговаривает с Фелисити. Которая, как не могла не отметить Онория, выглядела совершенно прелестно в своём вечернем платье того самого оттенка розового цвета, который сама Онория намеревалась приобрести перед тем, как уехала из Лондона ухаживать за больным Маркусом.
Всему своё время и место, решила Онория. Даже мелочности.
Леди Данбери подошла ещё ближе и вгляделась в скрипку, которую Онория держала в руках.
– Скрипка?
Девушка снова перевела взгляд на леди Данбери:
– Э-э, да, мэм.
Старая графиня проницательно посмотрела на неё:
– Вижу, тебе хотелось ответить, что это явно не рояль.
– Нет, мэм. – И поскольку вечер всё равно не удался, Онория добавила:
– Я собиралась заметить, что это не виолончель.
Сморщенное лицо леди Данбери расплылось в улыбке, и она хихикнула так громко, что мать Онории встревожилась.
– Тяжело отличить альт от скрипки, – произнесла леди Данбери, – не так ли?
– Нет, – возразила Онория, которая постепенно ощущала себя все более храброй, – но, возможно, это от того, что я играю именно на скрипке.
Ей подумалось, что «играю», наверное, звучит слишком претенциозно, но она оставила свои мысли при себе.
Леди Данбери снова стукнула тростью:
– Что-то я не узнаю эту девочку за фортепиано.
– Мисс Уинтер, гувернантка младших дочерей Плейнсуортов. Кузина Сара заболела, и нужно было её заменить. – Онория нахмурилась. – Я думала, кто-то сделает объявление.
– Возможно, об этом объявляли. Я не слышала.
У Онории вертелось на языке замечание, что она искренне надеется, что леди Данбери не слышала сегодня вечером совсем ничего, но она проглотила его. Она должна держать марку, и вина за её раздражительность целиком и полностью лежит на Маркусе… И немного на Фелисити Фезерингтон.
– Куда ты всё время смотришь? – коварно спросила леди Данбери.
– Никуда, – быстро ответила Онория.
– Тогда на кого ты смотришь?
Господи, эта женщина настоящий репей
.
– Опять же, ни на кого в особенности, мэм, – проговорила Онория, как она надеялась, приветливо.
– Хм. А ведь он приходится мне племянником, знаешь ли?
Онория старалась сохранять спокойствие:
– Прошу прощения?
– Чаттерис. Мой внучатый племянник, если говорить точно, но все эти приставки заставляют меня чувствовать себя древней старухой.
Онория посмотрела на Маркуса и снова на леди Данбери:
– Маркус… То есть лорд Чаттерис ваш племянник?
– Он, конечно, навещает меня не так часто, как следовало бы.
– Ну, он просто не любит Лондон, – не подумав, брякнула Онория.
Леди Данбери лукаво усмехнулась:
– А, так тебе это известно.
Онория ощутила, как краснеет:
– Мы знакомы почти всю жизнь.
– Да, да, – проговорила леди Данбери, – я слышала об этом.
И она нагнулась к Онории с пугающим блеском в глазах:
– Я собираюсь оказать тебе оченьбольшую услугу.
– Лучше не надо, – вяло возразила Онория, поскольку выражение лица старой дамы не предвещало ничего хорошего.
– Пфф, доверься мне. У меня прекрасный опыт в делах подобного рода. – Она сделала паузу. – Пока только один, однако я с надеждой смотрю в будущее.
– О чём вы? – в отчаянии спросила Онория.
Но леди Данбери её проигнорировала.
– Мистер Бриджертон! Мистер Бриджертон! – С воодушевлением выкрикнула она, помахав рукой. К несчастью, именно в этой руке была зажата её трость, поэтому Онории пришлось приседать и уворачиваться, чтобы не получить по уху.
Когда Онория смогла распрямиться, к ним подошёл красивый мужчина с дьявольским блеском в зелёных глазах. За миг до того, как он представился, он узнала Колина Бриджертона, одного из старших братьев Грегори. Онория не была знакома с ним, но она слышала, как вздыхали по нему её сёстры, пока оставались незамужними. О его очаровании, как и о его улыбке, ходили легенды.
А сейчас его знаменитая улыбка адресовалась ей. Онория ощутила, как её желудок совершает кульбит. Не будь она так сильно влюблена в Маркуса (чья улыбка была не такой явной, но не менее многозначительной), этот мужчина представлял бы немалую опасность.
– Меня долго не было в Англии, – проговорил мистер Бриджертон, поцеловав ей руку, – поэтому не уверен, что нас представляли друг другу.
Онория кивнула и собиралась ответить ничего не значащей любезностью, когда заметила повязку на его руке.
– Надеюсь, ваша рана не опасна, – вежливо сказала она.
– Ах, это? – Колин Бриджертон вытянул руку. Он мог свободно шевелить пальцами, но остальную часть ладони и запястья закрывала повязка. – Ничего серьёзного. Порезался ножом для бумаг.
– Пожалуйста, остерегайтесь инфекции, – сказала Онория с нажимом, выходившим за рамки приличий. – Если появится краснота, припухлость или, ещё хуже, желтизна, необходимо немедленно показаться доктору.
– А зеленоватость? – спросил он.
– Простите?
– Вы назвали много цветов, которых нужно бояться.
Онория ненадолго утратила дар речи. В заражении раны нет ничего смешного.
– Леди Онория? – окликнул мистер Бриджертон.
Она решила сделать вид, что ничего не слышала:
– Самое главное, следите, чтобы вокруг не появились красные прожилки. Это самый плохой признак.
Её собеседник моргнул. Но если его и удивила тема разговора, он этого не показал. Вместо этого он с любопытством посмотрел на свою руку и спросил:
– Какими именно красными?
– Прошу прощения?
– Насколько красными должны быть прожилки, чтобы я начал беспокоиться?
– Откуда ты столько знаешь о медицине? – вмешалась леди Данбери.
– Вы знаете, мне неизвестно, насколько красными они должны быть, – ответила Онория мистеру Бриджертону. – Полагаю, любые прожилки являются плохим предзнаменованием.
Она обратилась к леди Данбери:
– Я недавно ухаживала за кем-то, у кого началось заражение.
– На руке? – пролаяла леди Данбери.
Онория не представляла, что ответить.
– Это было у неё на руке? На ноге? Девочка, главное – в деталях. – Графиня стукнула тростью, едва не угодив по ногам мистера Бриджертона. – Иначе история становится скучной.
– Простите… Э-э, на ноге. – Онория не видела причин пояснять, что нога принадлежала не «ей», а «ему».
Леди Данбери смолкла, а затем явственно хихикнула. Онория не поняла почему. Потом пожилая дама заявила, что ей срочно необходимо поговорить со второй скрипачкой и ушла, оставив Онорию наедине с неотразимым мистером Брижертоном (насколько можно уединиться посреди толпы людей).
Онория не удержалась от взгляда на графиню, приближавшуюся к Дейзи, и мистер Бриджертон сказал:
– Не бойтесь, она почти безобидна.
– Моя кузина Дейзи? – усомнилась Онория.
– Нет, – ответил он, ничуть не смутившись. – Леди Данбери.
Онория снова посмотрела на Дейзи и графиню:
– Разве она глухая?
– Ваша кузина Дейзи?
– Нет, леди Данбери.
– Полагаю, что нет.
– Ох, – содрогнулась Онория, – тогда всё плохо. Она непременно оглохнет после разговора с Дейзи.
На этих словах мистер Бриджертон не выдержал и обернулся. Его ожидало зрелище, а точнее, сила звука голоса Дейзи, которая очень медленно и громко проговаривала каждое слово, адресованное леди Данбери. Он тоже вздрогнул.
– Это не приведёт ни к чему хорошему, – пробормотал он.
Онория лишь покачала головой и согласилась.
– А ваша кузина дорожит своими пальцами ног?
Онория моргнула в смущении:
– Полагаю, что да.
– Тогда ей стоит внимательно следить за тростью.
Онория повернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как Дейзи взвизгивает, отскакивая назад. Но ей не повезло, и леди Данбери тростью надёжно пригвоздила её к месту.
Они какое-то время стояли, сдерживая смех. Тут мистер Бриджертон заговорил:
– Я так понимаю, что вы находились в Кембридже в прошлом месяце.
– Да, – подтвердила Онория. – Я имела удовольствие обедать с вашим братом.
– С Грегори? В самом деле? И вы называете это удовольствием? – Но мистер Бриджертон говорил, усмехаясь, и Онория мгновенно представила, как проходит жизнь в семье Бриджертонов – в подшучивании и любви.
– Ваш брат держался со мною весьма обходительно, – заметила она с улыбкой.
– Могу я доверить вам секрет? – шепнул мистер Бриджертон, и Онория решила, что в данном случае будет правильно и совершенно пристойно выслушать сплетню – от настоящего мастера флирта.
– А я должна сохранить ваш секрет в тайне? – спросила она, чуть наклоняясь вперёд.
– Разумеется, нет.
Онория одарила его сияющей улыбкой:
– Тогда валяйте.
Мистер Бриджертон наклонился к ней ровно настолько, насколько это сделала она сама:
– Грегори прославился своим умением стрелять бобами через обеденный стол с помощью катапульты.
Онория мрачно кивнула:
– Он это делает в последнее время?
– В последнее время нет.
Она сжала губы, сдерживая улыбку. Как приятно слышать такие семейные шутки между братьями. Когда-то они звучали в её доме тоже, хотя она сама в них не участвовала. Онория была намного моложе своих сестёр. Честно говоря, они, вероятно, просто забывали поддразнить её.
– У меня есть к вам вопрос, мистер Бриджертон.
Он склонил голову.
– Из чего была сделана катапульта?
Он ухмыльнулся:
– Из самой обыкновенной ложки, леди Онория. Но в дьявольских руках Грегори вещи имеют обыкновение меняться.
Она рассмеялась и внезапно почувствовала чью-то руку на своём локте.
Глава 21
Маркус уже не помнил, когда в последний раз ему доводилось прибегать к насилию, но, пока он стоял там, взирая на ухмыляющуюся физиономию Колина Бриджертона, у него возникло сильное искушение воспользоваться кулаками.
– Лорд Чаттерис. – Бриджертон приветствовал его вежливым кивком. Кивком и взглядом. Будь Маркус в хорошем настроении, он смог бы пояснить, что именно раздражало его в этом взгляде. Но настроение Маркуса было нехорошим. Вернее, оно былохорошим, несмотря на то, что он только что подвергся пытке самым худшим исполнением Моцарта из всех возможных.
И неважно, что сегодня он потерял часть слуха, все остальные его чувства звенели от счастья. Он сидел на своём месте и любовался Онорией. Если на репетиции она была угрюмым воином, то на концерте девушка предстала в облике счастливого солдата. Она улыбалась на протяжении всего концерта, и Маркус знал, что улыбка её адресовалась не зрителям и не музыке. Она улыбалась людям, которых любила. И на короткое мгновение он смог вообразить, что принадлежит к числу этих людей.
В его сердце она улыбалась для него.
А теперь Онория стояла и улыбалась Колину Бриджертону, с его знаменитым очарованием и зелёными глазами. Однако это ещё можно было бы перенести. Но когда Колин Бриджертон стал улыбаться ей….
Есть вещи, с которыми просто невозможно примириться.
Прежде чем он смог вмешаться, Маркусу пришлось выпутаться из беседы с Фелисити Фезерингтон, а точнее, с матерью Фелисити, которая держала его буквально в тисках. Возможно, он был невежлив. Нет, он совершенно точно был груб, но побег от Фезерингтонов трудно обставить с тактом и утончённостью.
Наконец, практически вырвав руку из цепкой хватки миссис Фезерингтон, он подошёл к Онории, которая вся сияла, весело смеясь с мистером Бриджертоном.
Маркус собирался вести себя цивилизованно. Действительно собирался. Но как раз, когда он подходил, Онория сделала шаг в сторону, и он заметил выглядывающий из-под оборок юбки красный атлас.
Её счастливые красные туфельки.
Маркуса бросило в жар.
Он не хотел, чтобы другой мужчина видел эти туфельки. Не хотел, чтобы другой мужчина даже знал о них.
Он видел, как она вернулась на прежнее место, соблазнительный отблеск красного снова скрылся под юбкой. Маркус шагнул вперёд и произнёс тоном более холодным, чем намеревался:
– Леди Онория.
– Лорд Чаттерис, – приветствовала она его.
Маркус ненавидел, когда Онория обращалась к нему официально.
– Какая приятная встреча, – её тон подразумевал вежливое знакомство или очень дальнее родство. – Вы знакомы с мистером Бриджертоном?
– Знаком, – лаконично подтвердил он.
Они обменялись кивками и, видимо, на этом исчерпали общение.