— Ты никогда не станешь Оксаной. Ты другая — уникальная женщина, которая стала мне очень дорога. Наши отношения с Оксаной строились не на чувствах, а по расчёту с моей стороны. А с тобой… — усмехается, наклоняется ко мне, убирает соринку с моего лица. — Ничего не работает, только чувства, от которых меня распирает. Просто верь мне и дай шанс. Хотя нет, никаких шансов. Ты моя и будешь со мной, — хитро прищуриваясь, заявляет он. — Не толкай меня на преступление. Иначе я выкраду тебя и запру в высокой башне. Буду склонять к близости и заставлять рожать мне детей. Но, обещаю, тебе понравится, — в его глазах загорается огонь.
— Ну, Глеб, я серьезно! — толкаю его в плечо.
— Я тоже, — он ловит меня за платок и тянет к себе. — Ты теперь принадлежишь мне… — он хочет что-то еще сказать, но поднимается сильный ветер, а потом Глеб дергается и немного отшатывается от меня. Я ничего не понимаю, только вижу, как к нам бежит парень с пистолетом и вскрикиваю от испуга, когда вижу, как Глеб заводит руку назад, ощупывает плечо и на его руке остается кровь. Много крови!
— Глеб! — кричу я, видя, как он бледнеет и морщится. К нам подбегает парень.
— Ствол спрячь! — рычит Глеб.
— Спокойно, это мой человек, — хрипло сообщает мне Романов.
— Глеб! — вновь всхлипываю я. — Вызовите скорую! — парень быстро реагирует, вызывая скорую и сообщая, что у Глеба огнестрельное ранение в плечо. Я соскакиваю с лавочки, обхожу Глеба и вижу дырку у него в плече, из которой сочится кровь. Зажимаю рот рукой, чувствуя, как подкашиваются ноги. Срываю с себя платок, пытаясь перетянуть ему руку, чтобы остановить кровь.
— Стефания, сядь! Саня! — рычит Глеб и парень забирает у меня платок и сам довольно грамотно перетягивает плечо.
— Все хорошо, слышишь, пуля ничего не задела, со мной все хорошо, — успокаивает меня Глеб, но я ему не верю, потому что он бледнеет.
— Мы поймали его, — сообщает парень. Но он успел выстрелить, — виновато оправдывается он.
— Ясно. Стрелка — в подвал. А девушку отвезите домой и охранять.
— Я никуда не поеду, — лихорадочно вытряхиваю сумку, нахожу бумажные салфетки и вытираю с лица Глеба испарину. — Я не оставлю тебя! Ну где же скорая! — уже кричу парню.
— Стеша, солнышко, — поражаюсь, как он, раненый, умудряется успокаивать меня. — Все не так плохо, как тебе кажется. Тебе нельзя волноваться, — он пытается улыбнуться, но я вижу, как Глеба начинает трясти. — Со мной все будет хорошо.
— Нет, я поеду с тобой! — из глаз брызжут слезы, мне так страшно за Глеба, что я сама покрывают холодным потом.
— Пожалуйста, любимая моя, успокойся, подумай о нашей дочери, — пытаясь глубоко дышать. — Не плачь! — приказывает, он тянется к моему лицу, стирает слезы, но сжимает челюсть, пытаясь, преодолеть боль.
— Я не плачу, — рыдая проговариваю я, высматривая скорую.
— Не плачь. Скажи, ты меня любишь? — вдруг спрашивает он.
— Конечно, люблю. Давно, безумно люблю, ты необходим мне. И если с тобой что-то случится, я не переживу, — быстро отвечаю я, утирая слезы, и он улыбается.
— Тогда слушай меня. Дыши глубоко. Я обещаю, что со мной будет все хорошо. Ты выйдешь за меня замуж? — неожиданно спрашивает он.
— Глеб, ты не приемлешь браки, прекрати меня отвлекать!
— Ты выедешь за меня замуж? — настаивает он, а я слышу вой сирены скрой помощи.
— Да! Да! — выкрикиваю я, сжимая его руку, быстро киваю и выдыхаю, когда наконец подъезжает скорая помощь.
ЭПИЛОГ
Глеб
Время неумолимо, оно несется на полной скорости, не оставляя нам шансов на исправление ошибок. Прошлого не вернуть, все наши ошибки уходят в историю, оставляя нам опыт.
Кажется, только недавно родилась моя дочь, а сегодня ей уже почти два года. Дети растут, я старею, в общем, все идет своим чередом. Все враги наказаны, я стараюсь, чтобы мой бизнес был безопаснее и больше никогда не касался моей семьи.
Все было банально просто. Я перешел дорогу многим и многим был неугоден. Чем успешнее твое дело, тем ценнее жизнь. Предчувствие меня не обмануло. Нет, на меня не готовили покушение, меня пугали и предупреждали таким образом. Хотели бы убить — убили бы. Планы у моих врагов были достаточно обширные. Благо, их стрелок раскололся быстрее, чем они их осуществили. Меня таким образом запугивали, дальше должна была пойти в ход моя семья, и я благодарю Бога, что дело обошлось только моей кровью, и я смог устранить этих бездарных мстителей. Но есть в этом и плюсы, из-за страха за меня Стефания обнажила все свои чувства и отдалась мне окончательно. И, черт побери, приятно осознавать, что женщина, на которой я помешан, так же помешана на мне.
Рабочий день подходит к концу. Я разминаю шею, просматривая последние документы. А сам посматриваю на путевки на Сейшелы. Поля уже большая и мы можем всей семьей полететь отдохнуть. До этого врачи не рекомендовали возить ребенка так далеко. Стефания еще не знает, что я снял целую виллу для нас со своим кусочком пляжа. Димка будет рад провести с нами целых десять дней. Сейчас он живет с Оксаной. Он уже большой мальчик, поэтому живет на два дома. Когда хочет — у нас, когда хочет — у матери. У моей бывшей жены все хорошо, она нашла своего мужчину. И она даже благодарна за то, что я ее тогда отпустил. Оксана изменилась. И сейчас мне кажется, я совсем ее не знал. Но если быть до конца честным перед собой, то я скорее подавлял ее. И все потому, что не любил. А Оксана, как комнатный цветок, нуждается в постоянном уходе и внимании.
Дверь моего кабинета распахивается, первая вбегает Поля, а следом за ней Стефания и Димка.
— Папа, — дочь сразу же тянет руки и залезает ко мне на колени, хватая мою ручку. Успеваю спасти документы, убирая их в ящик, отдавая на растерзание моей юной художнице ежедневник.
— Привет, конфетка, — целую мою девочку в мягкие волосы и поправляю ободок с ушками. — Ну и кто ты у нас сегодня?
— Киса, — Поля ведёт бровями, строя мне глазки, и складывает губки бантиком. Ей всего два года, а она уже маленькая кокетка.
— Ты мой котенок, — усмехаюсь я и отодвигаю чашку с кофе, к которой она уже тянет руки.
— И откуда вы такие красивые? — спрашиваю я, смотря, как Стефания поправляет Димке ворот рубашки. Они очень хорошо ладят. Дима называет мою жену Стешей, и они общаются как друзья. Иногда Стефания узнает какие-то важные вещи первой, потому что мой сын боится признаться мне напрямую.
— Мы гуляли, — отвечает Стефания. А я ловлю ее взгляд и понимаю, что моя жена чем-то недовольна. Она улыбается, но я чувствую, что внутри бушует буря, ещё немного и она убьет меня взглядом.
Интересуюсь делами сына, а сам разговариваю взглядом с женой. Выгибаю брови, смотря, как она прищуривается и кусает губы. Ммм, да она в ярости! Люблю подавлять ее бунты. А бунтует моя жена часто. Ничего не изменилось, мы до сих пор меряемся характерами. И это подогревает наши отношения. Я не собираюсь ее подавлять и лишать права голоса. Но моя жена должна знать грань, за которую нельзя переходить, и признавать мою власть. Но, черт, как же вкусно и сладко она покоряется по ночам, опускаясь передо мной на колени. Перевожу взгляд на ее ноги, затянутые в капрон, и Стеша одергивает платье. Очень интересно, что творится у нее в голове?
Прошу секретаршу принести нам кофе, а детям — сок и сообщаю семье, что мы летим отдыхать, показывая путевки. Дети счастливы, Стеша тоже улыбается, рассказывая Поле, что мы полетим на самолёте. В кабинет входит секретарша и подаёт нам напитки. Стефания принимает кофе и награждает мою секретаршу оценивающим взглядом. Обожаю, когда она ревнует. Меня это возбуждает, иногда я специально провоцирую. Мне нравится укрощать мою дикую кошку. Поля болела последнюю неделю и спала с нами, а днём Стефания сидела с ней, не доверяя больного ребенка няне. Поэтому я очень голодный, а ее злость и ревность подогревает меня.
— Нам пора! — сообщает Стефания, так и не выпив кофе. — Ты с нами или поработаешь? — последнее слово она проговаривает с недовольством. Да ты моя хорошая, я же долго буду из тебя вытрахивать недовольства, — думаю я усмехаясь.
— Стойте! Дима, бери сестрёнку и поезжайте домой, посидите часик с няней. А мы со Стешей обсудим дела.
— Какие дела?! — недовольно спрашивает Стефания.
— Очень важные! — настойчиво произношу я. И набираю номер охранника, парня, которому я могу доверить детей. Целую Полю, прошу слушать Диму и вывожу их из кабинета. Стефания идёт за нами, но я разворачиваюсь и взглядом останавливаю ее. Даже не смей сопротивляться, я неделю не чувствовал твоего тела. А ты провоцируешь.
Охранник забирает детей, я отпускаю секретаршу домой и возвращаюсь в кабинет, запирая дверь. Подхожу к Стефании, которая смотрит в окно, прижимаюсь сзади, вдавливаясь пахом в ее прелестную попку, и глубоко вдыхаю ее пьянящий запах.
— Что случилось? Чем ты недовольна?
— Ничего! — дергается она, пытаясь вырваться, но я вжимаю ее в подоконник.
— Ты прекрасно знаешь, что я не люблю, когда ты делаешь какие-то выводы, не поговорив со мной! — злюсь, но скорее от возбуждения.
— Да какие выводы! Здесь и так все понятно! — язвительно усмехается Стефания, но уже не пытается вырваться, потому что я расстегиваю молнию на ее платье.
— И что же тебе понятно? — скидываю платье с ее плеч, и отворачиваю от окна, обнажая грудь.
— Глеб, я не могу так разговаривать! — возмущённо произносит она, пытаясь натянуть платье, но я хватаю ее за руки и завожу их за спину.
— Можешь! Говори! — приказываю я, чувствуя, как сбивается дыхание и по телу разливается жар от предвкушения.
— Ты не сказал, что у тебя новая, молодая, красивая секретарша! — выкрикивает она, тяжело дыша. По ее плечам разбегаются мурашки, я наклоняюсь и целую ее в плечо, чтобы почувствовать их губами.
— Я обязан отчитываться о всех своих кадровых изменениях?! — рычу ей в ухо, продолжая удерживать за руки. — Или ты настолько неуверенная в себя, что будешь ревновать меня к секретарше?
— Я не могу так разговаривать! Отпусти! — со стоном выдает она. И немного оседает.
— А мы и не будем разговаривать! Я буду тебя трахать, пока тебе не станет плевать на мою секретаршу.
Нагибаю ее над столом, вжимая голой грудью в столешницу.
— Я не хочу! — откровенно лжет она.
— Да ладно, — усмехаюсь я. Задираю ее платье, оголяя упругую попку в кружевных трусиках, вижу чулки и зверею ещё больше. Отодвигаю трусики, провожу пальцами по складкам, и глубоко вдыхаю от волны возбуждения, которая бьёт в пах, заставляя пульсировать член.
— Твою мать, Стефания, ты же вся мокрая! — чувствую, как хрипнет голос и начинает трясти. — Не хочешь, значит?! — раскрываю складки, нажимаю на клитор, и Стефания вздрагивает, царапая стол. Она уже не отвечает, стонет, кусая губы, потому что я начинаю растирать пульсирующую вершинку. И я горю вместе с ней, в очередной раз поражаясь собственной реакции на эту женщину. Хочу ее до боли, словно пацан. Не знаю, откуда взялась эта одержимость и щемящая любовь.
Ускоряю движения пальцев, наслаждаясь ее откровенными стонами и одновременно расстегиваю ремень и ширинку, выпуская наружу болезненно ноющий член.
— А-а-а-а! — вскрикивает Стефания, когда я обхватываю бедра и вхожу в нее одним резким толчком. Замираю, чтобы самому хрипло застонать от того, какая она горячая и влажная. Накручиваю ее волосы на кулак, натягиваю, вынуждая прогнуться, и начинаю раскачиваться, толкаясь глубже, резче. Теряю контроль, вбиваясь все быстрее, сильнее создавая характерные шлепки наших тел. И зверею ещё больше от того, как она отзывается сладким вскриком на каждый мой толчок.
Останавливаюсь, медленно выхожу, а потом опять вбиваюсь на всю длину, ещё и ещё. Грубо, жёстко, безжалостно, до сладкой боли, но Стефании нравится, она выгибается, содрогаясь от экстаза, царапая мой стол.
— Кричи, моя девочка! — приказываю я, чувствуя, что она уже на грани. Стискивает мышцами лона мой член, и я сам почти кончаю, не прекращая вдалбливаться в нее. Стефания протяжно стонет, но мне мало. Я хочу слышать ее удовольствие. — Кричи! — отпускаю волосы, подхватываю ее под грудью и тяну на себя, ни на секунду не сбиваясь с бешеного темпа. Мы, как дикие голодные звери, в одежде, взмокшие, пожираем друг друга.
— Гле-е-еб! — и она кричит, громко надрывно, награждая меня первыми судорогами оргазма.
— Да, моя любимая девочка, вот так! — жадно целую, кусаю ее в шею, сжимаю грудь, потирая соски и чувствуя, как она кончает. Ее оргазм настолько вкусный, что у меня сводит все тело и самого уносит от ее судорог. Стефания оседает в моих руках, но я, не позволяя ей упасть, сильнее прижимаю к себе, совершая последние сокрушительные толчки, пока не кончаю глубоко внутри нее, взрываюсь, чувствуя, как разливается сперма. Хрипло стону, откидывая голову и вновь укладываю Стефанию на стол, наваливаясь сверху, немного упираясь на руки, чтобы не придавить ее. Дышу в ее волосы, чувствуя ее последние слабые судороги.
— Какая, нахрен, секретарша?! Плевал я на нее! Главное, чтобы работу хорошо делала, — хрипло говорю ей.
— Прости, я безумно ревную. Не знаю, что со мной… иногда находит, — ещё не восстановив дыхание, отвечает она.
— Мне нравится, как ты ревнуешь. Это очень вкусно. Но твоя ревность беспочвенна.
— Прости, я боюсь тебя потерять, — признается она.
— Стеша, ты еще не усвоила, что я тебя никогда и никуда не отпущу.
Никогда не думал, что буду комфортно себя чувствовать официально женатым человеком. Но со Стефанией меня это совершенно не напрягает, даже наоборот, мне нравится официальная принадлежность женщины во всех смыслах этого слова. Наверное, дело не в параллелях и не в жизненных принципах, а в человеке. Когда ты понимаешь, что человек твой — то готов сделать все, что угодно, лишь бы не потерять. Стефания называет это любовью, я предпочитаю с ней не спорить, подыгрываю, произнося сладкие слова, от которых она таит. На самом деле, то, что я чувствую, глубже, чем простое определение — любовь. Что-то неподдающееся объяснению живёт внутри меня. То, что вызывает эмоции, жгучую ревность или щемящую нежность. То, что делает меня одержимым этой женщиной, и то, что не отпускает и не дает расслабиться. Простое слово «любовь» здесь не подходит. И меня распирает от понимания, что эта женщина моя. Иногда мне страшно от собственных эмоций, и Стефания, сама того не понимая, поставила меня на колени. Я поклоняюсь и боготворю эту женщину.
Конец