— Хорошо. У тебя есть моё согласие, Святимир.
— Но Кристиан! — тут же возмущается папочка, которого я уже и не слушал, широко улыбаясь и мысленно строя самые радужные планы на будущее. Да, в тот момент мне казалось, что статус беты решит все мои проблемы.
— Но с одним условием, Свят, — строго добавляет отец, и я естественно подчиняюсь родителю и альфе, вжав голову в плечи. — Если до совершеннолетия ты не сдвинешься с нынешней точки в плавании, то забудешь не только о подавляющих, но и о спорте. Что скажешь?
— Согласен! — выпалил уверенно. Самоуверенно, учитывая то, что до совершеннолетия оставалось, опять-таки, не так уж и много. Но я был полон надежд и стремлений, веря, что за это время смогу даже больше, чем просто сдвинуться с точки. Да восемнадцати лет я вплотную подойду к пьедесталу национального чемпионата.
========== Часть 4. ==========
– Уф! — уже столько лет занимаюсь плаванием, а всё никак не привыкну к ощущению грузности и неповоротливости собственного тела после того, как оказываюсь на поверхности. Сразу же цепляюсь за бортик, стягиваю защитные очки и ладонью стираю капли с лица, чувствуя, как волны бьются о торс.
— Панич, поздний старт! — выплюнув свисток, раздражённо рявкает тренер.
— Ну, на мой результат это не повлияло, — развожу руки в стороны, привычно извиняясь. Другие участники тренировочного заплыва пришли к финишу позже меня, причём не на сотые или же десятые, а целые секунды. Может, разница и покажется кому-то смехотворной, но в плавании этого достаточно, для того чтобы почувствовать, каков вкус победы.
— Поздний старт, Панич, — трясёт своим кулачищем перед моим носом тренер. — Сделай с этим что-нибудь, иначе не будет тебе отборочных на чемпионат: ни в вольном стиле, ни в эстафете. Понял?
— Да понял я. Понял, — отмахиваюсь не из-за легкомыслия. Сам знаю о своей проблеме, но что бы я ни делал, те самые сотые секунды на старте упорно теряю. И не докажешь же тренеру, что я наверстаю их уже на дорожке. Для него «поздний старт» — это уязвимое место для спортсмена моего уровня, поэтому до начала универсиады от него нужно избавиться любыми способами.
Покидаю бассейн, наплевав на направленные мне вслед, прищуренные взгляды. Сильные плечи, широкая спина, подтянутая попа, длинные жилистые ноги, а также метр девяносто роста и самоуверенная ухмылка — для двадцатилетнего омеги это явный перебор примечательных черт, а вот для беты — в самый раз.
— Не обращай внимания на тренера, Свят! — на меня налетели сзади, смачно хлопнув по плечу. — Даже если на отборочных ты снова зазеваешь на старте, тебя всё равно не вычеркнут из состава команды. А знаешь почему?
— Ну? — буркнул, стягивая шапочку и набрасывая на шею полотенце.
— Потому что в вольном тебе нет равных!
—Только на сто и двести метров, — констатирую мрачно, повернувшись к другу. Стен сверкает белозубой улыбкой, как начищенный пятак, но главное, что я свободно выдерживаю взгляд его холодно-серых глаз. Прямой взгляд этого огромного альфы, которому, в свою очередь, нет равных в плавании на спине и с которым мы закадычные друзья вот уже четыре года. Наверное, стоит ещё упомянуть, что Стен не знает, что я омега.
— Ну наконец-то ты появился! Я ждал тебя, мой друг. Ждал все пятнадцать лет своей жизни, — именно с этих слов началась наша дружба с Андерсеном, а ещё с его широкоротой улыбки и слегка придурковатого выражения лица.
Мы переехали в Данию в средине лета, и поскольку датская и сербская системы обучения существенно отличались, мне пришлось заново поступать в старшую школу.
Датский диалект я знал плохо, но в школе учил немецкий, так что, чтобы не ударить лицом в грязь перед родственниками благородных кровей, мы с папочкой всё лето зубрили язык и придворный этикет. Папочка, понятное дело, сразу же влился в среду аристократов и светских персон, а вот я… Ну, я опять поступил по-своему, так что первого августа в обычную фрискол поступил шестнадцатилетний Святимир Панич, бета.
Причина, по которой я отказался и от венценосной фамилии, и от элитного колледжа, была очень проста: я всего хотел добиться сам, а не получить в готовом виде только потому, что приходился каким-то там родственником датскому королю. К тому же Святимир Эстридсен звучало уж слишком нелепо. Мне и Паничем жилось неплохо.
Так вот, в тот день, впервые переступив порог класса, я и познакомился со Стенли Андерсеном. Признаться, сперва я слегка струхнул. Даже будучи на год младше, этот альфа не уступал мне ни в комплекции, ни в росте, к тому же без зазрения совести выставлял напоказ свои не по подростковым меркам развитые мышцы, щеголяя в обтягивающей футболке. Ах да, ещё он наповал сражал омежек своей широкой, обаятельной улыбкой и белобрысой кудрявой шевелюрой.
Альфа направился прямиком ко мне, и у меня затряслись поджилки. Я уже пару недель делал инъекции битостерона, но мне по-прежнему чудился мой запах. Папочка, вздыхая, заверял, что запаха никакого нет и даже от предусмотрительно перестиранной несколько раз одежды уже ничем омежьим не пахнет. Но родные — это не альфа с улицы, тем более не подросток с бушующими гормонами и обострённым обонянием.
— В каком смысле? — настороженно кошусь на приближающегося ко мне альфу, широко раскинувшего руки в стороны, будто он не обнять меня собирался, а раздавить в своём медвежьем кольце рук.
— Наконец-то, — альфа всего-то приобнял меня за плечи, обводя класс свободной рукой, — в рядах этой подборки хлюпиков и дрищей появился нормальный парень. Ну, я-то не в счёт. И кстати, я Стенли. Стенли Андерсен. Но можно просто Стен.
— Святимир Панич, — дружелюбно протянутую мне ладонь пожимаю осторожно, принюхиваясь. Разумом понимаю, что предо мной альфа, но абсолютно не осязаю силу его духа. И да, запаха Стена я тоже не учуял.
— А ты неплохо подкачан, Святимир, — одноклассник окидывает меня оценивающим взглядом. — Занимаешься каким-то спортом?
— Лучше просто Свят, — поправляю альфу. На датском диалекте мое полное имя звучит как-то коряво и грубо, особенно клокочущее “р” в конце. Так что лучше попроще, по-домашнему, но только не, упаси Триединый, «Святик», как меня повадилась называть тетушка Эрлина — сестра-близнец короля. — А занимаюсь плаванием. Серьёзно занимаюсь, — добавляю зачем-то. Наверное, чтобы подчеркнуть важность места, которое занимает в моей жизни плавание.
— Серьезно? — альфа присвистывает, и не нужно быть омегой, чтобы понять, что Стенли Андерсена вмиг переполнил неисчерпаемый азарт. — Я тоже. Представь?
— Представляю, — отвечаю с сарказмом. А чему тут удивляться? Я и поступил именно в эту школу потому, что при ней действовала довольно-таки сильная плавательная секция.
— И в каком же стиле ты лучший?
— Ну… — Стен уже подвёл меня к свободному месту, которое, конечно же, оказалось рядом с ним, а я задумался над ответом. Я показывал достаточно хорошие результаты и в баттерфляе, но вольный стиль нравился мне больше. На то он и вольный, чтобы парить. — В вольном.
— А я — на спине, — Стен гордо ткнул себя в грудь большим пальцем и снова широко улыбнулся. — Найдём ещё парочку таких же, как и мы, крепких и упорных альф, и наша четвёрка несомненно станет лучшей в эстафете на чемпионате мира. Это моя мечта.
— Вообще-то я бета, — фраза получилась какой-то скукоженной. Казалось, только что я сдал себя с потрохами, тем более что Стен, наклонившись неприлично близко, начал обнюхивать меня чуть ли не со всех сторон. В этот раз я не только учуял его терпкий запах, но и ощутил его сильный дух молодого самца с задатками вожака. Приятного в осязаемом было мало, но угнетённым или же подчинённым я не чувствовал себя абсолютно.
— Альфа или бета — какая разница, — Стен, отстранившись, беззаботно махнул рукой. — Главное, какой ты человек. А человек ты хороший. Носом чую. Так что? — альфа снова подаёт мне руку. — Разделишь со мной мою мечту, Свят? Вдвоём мы быстрее поймаем её за хвост.
— Вчетвером, — на этот раз уже крепко, как и подобает бете, пожимаю протянутую мне ладонь. — Для эстафеты и победы в ней нужно четверо.
— Ну, нас и так уже двое, а остальные подтянутся по пути к пьедесталу, — иного ответа от альфы с до нелепости упрямым характером я и не ожидал.
По сути, золото чемпионата мирового уровня было и моей целью, вот только раньше я упорно шёл к своей мечте сам, не имея поддержки. Тогда же у меня появился Стен. Друг-альфа. И это было и здорово, и слегка грустно. Останься я омегой, и в моей жизни вряд ли бы что-то переменилось к лучшему, но, став бетой, я словно проживал не свою жизнь. Да, тогда сомнения по поводу принятого решения всё ещё роились в моей голове.
Сейчас мне двадцать, я студент юридического факультета Копенгагского университета, призёр множества региональных чемпионатов и лучший в заплыве на сто метров вольным стилем среди юниоров. И всего это я, Святимир Панич, добился, будучи бетой. Теперь у меня больше нет сомнений.
— Что-то мне стрёмно, — Стен тяжело плюхается на скамью и свешивает голову. Да, этот альфа упрямо попёрся за мной в универ. Парень из простой семьи смог получить грант и поступил на гуманитарный факультет, а всё ради воплощения нашей школьной мечты. — Впервые же на чемпионат подобного уровня идём, да ещё и в таком составе.
Андерсен поморщился, и я, разделяя его мнение, тоже скорчил сомнительную гримасу. В школе мы со Стеном были сильны каждый в отдельных заплывах, а вот эстафета нам не давалась. Два других парня, и я не хочу их обидеть, говоря, как есть, были ощутимо слабее нас. К тому же они не горели нашей мечтой. Школа нуждалась в команде, так что тех, кто плавал брасом и баттерфляем, просто выбрали по результатам конкурсного заплыва. А вот после поступления в университет всё изменилось. Мы познакомились с Итаном и Ником, и наша четвёрка уже спустя полгода гремела своими достижениями на всю страну. Более того, в прошлом году мы стали призёрами Норд-чемпионата. Мы все вчетвером мечтали о золоте сперва страны, а после и олимпиады, но…
Во время летних каникул родители Итана попали в аварию. Отец скончался на месте, а папа серьёзно пострадал и пока проходил реабилитацию и заново учился ходить, ему нужен был постоянный уход. Итан, будучи самым старшим из троих детей, перевёлся в колледж по месту жительства и остался рядом с семьёй. Мы все были подавлены, в том числе и тем, что потеряли первоклассного пловца баттерфляем. Сплочённая команда распалась, и мы уже перестали мечтать не только об олимпийском золоте, но и о командных заплывах в принципе. Никто из тех, кем тренер пытался заменить Итана, так и не прижился в нашей команде. А после рождественских праздников появился он, Фран, и мир перевернулся с ног на голову. В том числе и мой собственный.
— Да ладно тебе, — пытаюсь успокоить друга, похлопывая его по плечу. — Фран — отличный пловец, и он не подведёт.
— Не в этом дело, — фыркает Стив. — Нет у нас команды. И духа командного нет. Есть мы трое, ты, я и Ник, а он, Фран, сам по себе, словно король. Что, скажешь, что не чувствуешь этого, Свят?
— Командный дух, да… Прихрамывает, — бормочу, соглашаясь и отводя взгляд.
Фран, он же Франсис Торстен, учился на магистратуре. Он был из разрядах тех, кому заведомо пророчили большое будущее, гением, который ещё со школьной скамьи печатался в научно-популярных изданиях, и самым молодым сотрудником исследовательского института ядерной физики. А ещё Фран был альфой: высоким, красивым, сильным и свободным. И да, он плавал. Просто плавал, потому что ему это нравилось и у него был талант.
Когда тренер впервые представил нам Франа, мы естественно спросили его о том, в каком стиле он наиболее хорош.
— А в каком нужно? — совершенно серьёзно, ибо иным Франсис Торстен просто не мог быть, спросил этот жгучий брюнет.
— Ну, Итан был асом баттерфляя, — Стен специально упомянул Итана, хотел задеть невозмутимого альфу, подчеркнуть, что тот претендует на место, которое всё ещё занимает Итан не только в наших сердцах, но и в нашей команде.
— Значит, буду баттерфляем. Мне всё равно, — Фран тогда равнодушно пожал плечами, и мы, естественно, подумали, что он выпендривается. Но Торстен не выпендривался. Ему это было просто без надобности, потому что Фран действительно первоклассно плавал любым стилем. Он уверенно рассекал водную гладь своими мощными руками и могучим торсом. Его техника, подготовка, время были на порядок выше, чем у Итана, поэтому с его членством в нашей команде смириться было ещё труднее. Особенно мне.
— Лёгок на помине, — ворчит Стен, забрасывая полотенце на плечо. — Я в душ. Ты со мной?
— Иди. Я через минуту.
— Как хочешь, — фыркает Стен, и в тоне его голоса мне чудится ревность. Впрочем, я не заострил на этом внимания, взглядом залипнув на альфе, только что вошедшем в бассейн.
Шестнадцать лет я был омегой и ещё четыре бетой. Два последних года даже папочка уже не особо доставал меня, так, просто не забывал периодически напоминать, что я омега и в мои годы уже пора бы… хм… не только пользоваться омежьим набором. Став бетой, я был счастлив. И речь не только о моих спортивных достижениях, но и о личной жизни.
Не чуя запахов альф и зная, что и они не осязают во мне омегу, я со временем перестал их сторониться. Мог перечить им и пререкаться с ними на равных, более того, я просто забывал, что нахожусь в компании альф, пред которыми, по идее, должен скромно благоговеть. Что уж говорить о том, что после тренировок я ходил с ними в одну душевую.
Да, сперва было стыдно: я не мог ни раздеться сам, ни взглянуть на невозмутимо щеголяющих голышом альф, но страх выдать себя оказался реальнее и убедительнее смущения. Сейчас я понимаю, что передо мной стоит голый альфа, но как альфу его не воспринимаю. Да, было даже так, что у парней вставало прямо в душе, меня самого зажимали пару раз, лапая за задницу и одаривая пошлыми комплиментами, но всё это было так, в шутку. За все эти четыре года я ни разу не почувствовал ни реальной угрозы со стороны альф, ни желания отдаться кому-то из них. Пока не появился этот Фран.
Сперва мне казалось, что я испытываю к Франу повышенный интерес из-за незаурядной харизматичности его персоны. Он не был похож на других, сразу же выделялся в толпе и даже без осязания внушал первобытный трепет. В конце концов, неброско прошуршав по университетским сплетням, мы окончательно убедились в том, что Фран Торстен — та ещё тёмная лошадка: кроме общедоступного и всем известного о Франсисе Торстене никто ничего толкового не знал. Вроде и не было у этого человека ни друзей, ни круга мало-мальски знакомых, ни компрометирующих ситуаций, которые могли бы пролить свет на его истинную подноготную. Одним словом, Фран полностью отдавался учёбе и вроде ничем, кроме физики, особо и не интересовался, хотя назвать его ботаником язык вряд ли бы у кого-то повернулся.
Впрочем, толика истины открылась совершенно спонтанно благодаря одной болтливой омежке, которую Стен подцепил в клубе. Омежка был ухоженным и держал аристократическую марку ровно до третьего бокала Лонг Айленда, а после под андерсеново мурлыкание на аккуратное ушко поведал, что в школе Торстен серьёзно занимался плаванием, но в студенческие годы полностью забросил тренировки, сконцентрировавшись на учёбе. Поговаривали, что причиной тому послужило давление со стороны родителей. Концерн Торстенов был гигантом добывающей промышленности, управление которым передавалось по наследству, так что удивляться столь жёстким требованиям было нечего, тем более что Фран был пусть и самым младшим ребёнком в семье, зато единственным сыном-альфой.
— Да, как своего бывшего ученика, тренер попросил меня об услуге, — как-то таки снизошёл до ответа Фран, которому, похоже, надоели сплетни о причинах его возвращения в спорт, — но согласился я не поэтому. Проанализировав свой график, я пришёл к выводу, что у меня есть достаточно свободного времени, дабы заниматься плаванием серьёзно. Если была бы хоть малейшая вероятность того, что тренировки как-то скажутся на моём обучении или научной деятельности, меня бы никто не смог уговорить. Если я за что-то берусь, то обязан сделать это на отлично. Иначе никак.