Всем тогда в его словах послышалось высокомерие и излишняя горделивость. Даже в моих, смотрящих на этого альфу с восторгом, глазах его образ померк. Впрочем, ненадолго. Уже после первого соревнования, в котором мы одержали безоговорочную победу, я снова смотрел на Франа как на божество.
Это были чувства. Не любовь, нет, но глубокая симпатия. Я не чуял его запаха и, к слову, у Торстена был ужасный характер, а сам альфа вёл замкнутый и какой-то хмурый, сухой образ жизни, но Фран всё равно мне нравился. По-омежьи. Именно поэтому я упорно наседал на битостерон, боясь, что, учуяв запах Торстена, признаю в нём свою пару. После о спорте уже и речи быть не может, а к подобным жертвам я определённо не был готов.
Ещё раз окинув полуобнажённую могучую фигуру Франа взглядом и вздохнув, поплёлся в душ. Подальше от своего наваждения, с которым мне предстояло плыть по одной эстафетной дорожке.
— Поздний старт! — что есть мочи, явно выходя из себя, орёт тренер. Я досадно ударил кулаком по бортику бассейна. Кисть ощутимо заныла, но боль остепенила мои столь не к месту расшатавшиеся нервы. Я глубоко задышал, не только восстанавливая ритм после заплыва, но и успокаиваясь.
— Какого чёрта, Панич?! — тренер, балансируя на грани здравомыслия и бешенства, выхаживает передо мной взад-вперёд. — Два года я с тобой занимаюсь, и два года мы с тобой безрезультатно боремся с твоей задержкой на старте. Посему либо я херов тренер, либо ты… — альфа останавливается и следующий вопрос задаёт, пристально заглядывая мне прямо в лицо. — Ты чего-то боишься, Мир?
— Боюсь? — задумываюсь буквально на пару секунд. — Нет, — отвечаю, возвращая тренеру его прямой взгляд. Как мне показалось, получилось довольно невозмутимо.
— Ох уж эти беты, — тренер, будучи альфой крепким, стойким и просто имея за плечами пятнадцать лет тренерского стажа, страдальчески возводит глаза к потолку. — Разберись с этим, Панич, — словно пытаясь выгравировать эти слова, тренер назидательно тычет пальцем мне в лоб, — иначе на чемпионате у нас могут возникнуть большие проблемы.
Тренеру я кивнул, хотя на самом деле разбираться тут было не с чем. Причина была мне известна, но о ней я предпочитал молчать в тряпочку, не говоря даже Стену. Особенно Стену, который был просто таки генератором решений, которые вроде как должны были разруливать любые проблемы.
Ещё когда я учился в средней школе, в спорте действовало правило, по которому с соревнования снимался спортсмен, совершивший второй фальстарт, независимо от того, кто сделал первое нарушение. Сейчас же правила ужесточились, и фальстарт в любом случае сопровождался незамедлительной дисквалификацией. Тогда я был мал и просто боялся не оправдать возложенные на меня надежды, подвести тренера, команду и себя. Благодаря приобретенному за последние годы опыту, фобия притупилась, но до сих пор, стоя на кубе, я все равно зажимаюсь, боясь упустить тот момент, когда прозвучит сигнал. Конечно же, я пытался избавиться от этого нелепого страха, но появился Фран, и моя фобия только усугубилась.
В одиночных заплывах проблем со стартом у меня не было, но в эстафете… Я принимал её от Франа, а оттого, во-первых, боялся упустить момент, когда ладони альфы коснуться бортика, во-вторых, бывало, подвисал, смотря на то, как Фран преодолевает дистанцию. Я считал, что уже полностью вжился в роль беты, избавившись от любых эмоциональных и духовных проявлений омежестости, но, как оказалось, достаточно было одного присутствия сильного самца подле, чтобы свести на нет не только мои усилия, но и действие самого подавителя.
— Так, — тренер хлопает в ладони, привлекая внимание, — на следующей неделе отправляемся в тренировочный лагерь. Разрешение ректората уже получено.
— Простите, тренер, но я не смогу поехать, — выбравшись из воды, невозмутимо ставлю альфу перед фактом. Мне и самому не хотелось пропускать эту неделю, тем более что лагерь — это не только тренировки до седьмого пота и деревянных мышц, но шумные вечерние посиделки с друзьями, да и подготовленным на максимум я себя не чувствовал, но омежья природа сделала выбор за меня. Уже сейчас я чувствовал лёгкую ломоту в теле, предвещающую конец цикла.
— Панич! — рыкнув, альфа шагнул ко мне. Был бы нормальным омегой — уже свернулся бы у ног тренера скулящим клубочком, однако за всю свою жизнь истинно-омежий трепет я испытывал лишь перед одним альфой, которому, к слову, для этого не нужно было и усилий никаких прилагать. В общем, Франсиса Торстена я ненавидел столь же сильно, как и симпатизировал ему. — Как долго ты ещё собираешься создавать проблемы мне и команде?!
— Проблемы создаёт мой дядюшка, — отчеканил, даже не моргнув. — На следующей неделе к нам прибывает важный гость из островной Британии, и лорд Эрик счёл моё присутствие при сём событии обязательным.
Я безбожно врал, пользуясь тем, что прибытие в Данию второго наследного принца Англо-Саксонского королевства масштабно освещали СМИ, как и тем, что тренер знал, откуда растут корни моего генеалогического древа.
— Заплыв сразу же по возвращении, Панич, — не менее категорично заявляет мне в ответ тренер. — Покажешь хоть на сотую секунды худшее время, и чемпионата тебе не видать как собственных ушей.
— Есть, сэр, — отшучиваюсь, хотя бравада моя напускная. Если в эту течку меня будет жёстко накрывать, то войти в прежнюю форму будет не так-то просто. Впрочем, не впервой.
— Панич, — я обернулся, заинтригованный, хотя лучше бы уж на меня продолжал орать тренер. Фран редко со мной разговаривал, тем более на темы отвлечённые от спорта и плавания. В принципе, он вообще мало общался с парнями из секции, хотя мне казалось, что меня он игнорирует демонстративнее, чем остальных. И вот эта альфья, источающая внушительность и силу одним своим видом, махина приближается ко мне, что явно не предвещает ничего хорошего.
— Ну? — мне хочется, чтобы этот вопрос прозвучал слегка небрежно, но голос, предатель, всё равно дрогнул. Почувствовал это Фран или нет, я так и не понял, потому что выражение лица альфы оставалось как обычно невозмутимым.
— Отработаем передачу эстафеты? — он остановился на расстоянии вытянутой руки, и у меня внутри словно что-то переключилось. Триединым готов поклясться, что услышал этот духовный щелчок, будто открылся замок, под которым я всё это время удерживал свою омежью душонку. Вопрос, который застал меня врасплох, и близость альфы, цитрусово-мускусный запах которого я чуял, даже стабильно сидя на подавителе, превратили меня в податливую желейку. Да, рядом с Франом я чувствовал себя омегой и только омегой.
— Да, давай, — кивнул, сделав вид, что во время заминки что-то прикидывал в уме. Самообладания мне и правда было не занимать, и я был уверен, что никто не услышал, как участилось моё сердцебиение, не заметил, как к щекам прилил жар, и не учуял пробившегося вместе с потом омежьего запаха, а вот Фран… Кажется, в тот момент Фран глубоко вдохнул, после чего, собственно, и нахмурился.
— Жду на четвёртой дорожке, — бросил альфа чуть раздражённо, словно ему самому было влом тренироваться с таким прогульщиком и недотёпой, как я. Просто воспитание и личностные целевые установки не позволяли Торстену относиться халатно к чему бы то ни было, а вот его взгляд… Зрачки расширились, а синева радужки потемнела, и омега во мне вмиг расценила эта как признак заинтересованности. Реагировала она, кстати, только на Франа, всё остальное время чутко дремля и не взбрыкивая каждый раз, когда кто-то, а было и такое, проявлял ко мне интерес.
Прикрыв веки, я глубоко вдохнул-выдохнул пару раз. Безнадежно было рассчитывать на что-то с моей стороны, тем более что отношения, даже на одну ночь, не входили в мои планы. Как бы глупо это ни звучало, но в свои двадцать я гордился тем, что всё ещё был девственником.
— Знаешь, Свят, я тебе завидую, — Стен подошёл неслышно, но я не вздрогнул. Андерсен весьма проницателен, но не болтлив и излишне не любопытен.
— По поводу? — спрашиваю с толикой иронии. Сомневаюсь, что Стен имел в виду, что тоже хотел бы потренироваться вместе с Торстеном. Отчего-то отношения между этими двумя альфами со дня прихода Франа сложились вежливо-натянутые и… конкурентные, что ли.
— Мы, альфы и омеги, сперва поддаёмся инстинкту, а уже после узнаём самого человека, из-за чего нас не редко посещает разочарование, — Стен досадно мотнул головой. — В какой-то мере это мерзко. А вот у вас, бет, всё по-настоящему. Вы не скованы такими понятиями, как совместимость запахов и духа, а симпатизируете самому человеку.
— Что, так заметно? — спрашиваю со вздохом. Уверен, Стен уже давно в курсе моего маленького секрета, просто не вмешивается в то, что его не касается. По крайней мере, до сих пор.
— Только для меня, твоего лучшего друга, — кажется, он пытается меня подбодрить. — Только ты не влюбляйся в него, лады? — серьёзно, с искренним волнением в голосе предупреждает меня Стен. — Сам понимаешь, что Фран…
— … альфа, а я — бета. Знаю, — похлопав друга по плечу, бреду к четвёртой дорожке. Всё Стен сказал правильно, вот только омежьи инстинкты одними подавителями не вытравишь. Как и сердцу не прикажешь.
— Не понимаю, — бросает Фран, когда я, тяжело дыша, распластался прямо на бортике. Чёртов альфа загонял меня до одышки и онемения мышц, при этом сам выглядит так, словно и не напрягался эти два часа вовсе. — Почему на тренировках ты показываешь лучшее время, чем на соревнованиях?
— Потому что нет давления, — отвечаю расслабленно, доверительно. В конце концов, когда мне ещё выпадет шанс поговорить с альфой, о котором мне остаётся только мечтать.
— Толпы? — кожей почувствовал, что Фран присел подле меня на корточки, но не стал открывать глаза. В том, что Фран смотрел на полуобнажённого меня, было что-то трепетно-волнительное. Наверняка из-за подступающей течки. Стыдно такое признавать, но если бы не подавитель, я, воспользовавшись тем, что все уже ушли, попытался бы соблазнить этого альфу. Например, завязал бы в воде какую-нибудь игривую заворошку, предопределяющую трение тел друг о друга, или же воспользовался старым как мир, но действенным способом, став на четвереньки, оттопырив задницу и призывно застонав. Живо представляя эту картину, я сразу же вспоминаю ещё одну причину, по которой всё ещё остаюсь бетой.
— Ответственности, — сев, оказался спиной к альфе. — Когда-то я увидел, как боролся и проиграл один человек, тогда же я пообещал, что взойду на пьедестал и за себя, и за него.
Я почувствовал это. То, что альфа потянулся ко мне ладонью. Вполне решительно, явно собираясь потрепать меня по волосам, подбадривая. Наверняка ещё и сказать что-то собирался, поскольку я услышал, как он набрал в грудь воздуха. Мне оставалось всего лишь дождаться его первого шага, чтобы после сделать свой. Например, обернуться и посмотреть ему в глаза, ляпнуть какую-нибудь глупость, мило покраснеть, позволить альфе учуять тонкую нить моего запаха и таки выдать в себе омегу. В омежьих романах большая любовь между главными героями, пройдя множество преград, начиналась именно с такого вот пустячка.
И вот в столь ответственный момент я, вместо того чтобы воспользоваться, скорее всего, своим единственным шансом, съёжился и втянул голову в плечи, словно альфа не приласкать меня собирался, а отвесить смачный подзатыльник. Воздух Фран выдохнул ещё шумнее, аж со свистом, а руку просто безвольно опустил, так и не коснувшись даже кончиков моих волос.
— Ясно, — коротко бросает альфа и просто уходит.
Я не был разочарован, так как заранее знал, что Франсис Торстен, породистый самец, эгоист и просто человек, от природы одарённый такой массой талантов, что ему, казалось, всё по плечу, ни за что не заинтересуется рядовым бетой. Кажется, я наконец нашёл ещё один аргумент, который мог бы удержать меня от этого альфы подальше. Торстен идеален, знает это и поэтому ставит слишком высокие планки, смотря на всех не то чтобы свысока, просто со своего уровня, до которого я, бета, а омега уж и подавно, явно не дотягиваю.
Франа я увидел снова, уже выходя из здания спорткомплекса. Альфа как раз помогал сесть в машину омеге, после чего занял место водителя и с нарастающим визгом шин покинул стоянку на своём Понтиаке. Омежка же этот был прямо образчиком омежестости: невысокий, худенький, кудрявенький, с большими глазами, утончёнными повадками и наверняка безупречными манерами. Одет, дело понятное, как куколка. Само соблазнение, одним словом.
Я уже давно перестал сравнивать себя с другими, обычными омегами, но сейчас мне действительно стало неприятно. Был бы я таким, как это омежье божество, у меня точно был бы шанс. Франа всегда окружали такие, элитные, омеги, хотя я и не слышал, чтобы у альфы были серьёзные отношения. Так, вроде как интрижки то с тем, то с другим. Но таким, годным хотя бы для интрижки, мне не стать, так что мои мечты о своём семейном гнёздышке, муже в лице Франа и парочке детишек продолжали оставаться лишь мечтами, разворошенными буйством гормонов накануне течки.
========== Часть 5. ==========
— Мир, ты уверен? — есть у моего папочки вредная привычка неусыпно контролировать каждый шаг домочадцев, после чего, например, отец получает выговор за припрятанные по разным укромным местам обёртки из-под конфет, а я — за неряшливость. Вообще-то у меня в комнате просто лёгкий творческий беспорядок, в котором сориентироваться могу только я сам, а если что-то и затеряю, то только по той причине, что папочка, категорично отказавшись от положенной нам по статусу прислуги, убираясь, перекладывает все вещи на своё усмотрение.
— Более чем, — буркнул, тщательно упаковывая дорожную сумку. Папочка всё равно пересмотрит её содержимое и непременно доложит парочку, по его мнению, крайне необходимых мне вещей. После родов он вообще стал очень щепетильным и чрезмерно заботливым, отказываясь принимать тот факт, что его старший сын уже вырос.
— Пап, я всегда уезжаю на время течки, — бросив на папу быстрый взгляд, в первую очередь заметил его недовольно поджатые губы. — И в этом триместре исключений не будет.
— Мир, может, всё-таки не поедешь? — папа шагнул вперёд, но, как раньше бывало, не присел подле, не обнял и по волосам не погладил. Он радовался моим успехам в учёбе и спорте, но так и не смирился с тем, что я притворяюсь бетой. — Звонил секретарь мсье Эрика. Король настаивает на твоём присутствии на приёме в честь британского кронпринца.
— Нет, — фыркнул, рывком застегнув молнию на сумке. — Наверняка под праздничный шумок хочет познакомить меня с очередным претендентом на мой полукоролевский зад.
Честно сказать, я не ожидал, что сам король датский будет печься о моей судьбе. Максимум, на что я рассчитывал, — это официальное представление ко двору, но дядя с чего-то проявил ко мне нездоровый родственный интерес, пытаясь сделать из меня настоящего лощёного великосветского омегу. Ни планов, ни энтузиазма короля я не разделял, поэтому посещения королевской резиденции пытался свести к минимуму, да и тамошние обитатели приняли нашу семью далеко не с распростёртыми объятиями.
Понятное дело, что моим псевдостатусом беты дядюшка был очень недоволен, потому постоянно давил на родителей, требуя образумить своего ребёнка. Я же в свою очередь был не менее недоволен его вмешательством в мою личную жизнь, но открыто воспротивиться ему не мог, понимая, что, когда дядюшке надоест моё упрямство и он перестанет мне покровительствовать, о плавании придётся забыть.
Возможно, причина его повышенного интереса ко мне состояла в том, что своих детей у короля Эрика не было, зато было целое множество кузенов и племянников, которые были бы только рады, займись он благоустройством их судеб. Однако, похоже, у дядюшки именно на мой счёт были какие-то грандиозные планы — это я понял после его н-ной попытки свести меня с племенным альфой из своего окружения. К слову, потенциальных женихов мой статус беты совершенно не смущал. Похоже, пусть и дальнее, но всё-таки родство с венценосной семьёй делало меня дорогой разменной монетой.