- И что ты предлагаешь?
- Ну… Я бы тебя нарисовал.
Я покраснел. В первый раз в жизни, наверное.
- Да что тут рисовать, - пробормотал я и отвернулся.
Макс закусил губу.
- Не будешь смеяться? – спросил он.
Я пообещал, что не буду, и он извлёк из стола уже знакомый мне блокнот, а затем пролистал и, открыв на одной из страниц, протянул мне.
Я тогда едва не разинул рот от удивления, потому что с рисунка на меня смотрел…я. Или не я? У этого «Я» так же топорщились волосы на макушке, зато лицо было не в пример умнее, чем я привык видеть в зеркале. И в глазах было что-то такое, что у меня у самого сердце замирало, а затем пускалось вскачь.
- Круто, - выдохнул я, - а где ты так… Ну, наловчился?
Максим коротко улыбнулся и снова стал серьёзным.
- Так я же в художке учился. До девятого класса. А потом ну… в общем вышло так. Это отец всё хотел, чтобы я рисовал, а мамке было в общем пофик, и она дальше платить не стала.
Я покачал головой в очередной раз, подумав о том, какая странная у него семья.
- А мать вернётся к новому году, да? – спросил я вдруг.
Он отвернулся.
- Я надеюсь.
Видимо, поймав мой удивлённый взгляд, Максим продолжил.
- Ну… Она часто задерживается там, у себя… заграницей. Но обещала, что на праздники прилетит.
Что-то в его истории не клеилось, но ясно было одно: ни откуда она не прилетит. Хотя говорить об этом Максимке почему-то не хотелось.
- Она деньги присылает постоянно, - добавил он, будто пытаясь оправдаться или кого-то оправдать, - и шмотки. Вон, из Парижа.
Я хмыкнул.
«Что это за работа такая в Париже?» - хотел я спросить, но вовремя прикусил язык.
- Наверно, тоскливо вот так… одному? – спросил я всё же. Я представить себе не мог, что однажды вечером лягу спать один, в пустой квартире. Многие об этом мечтают, а я вот уже тогда понимал, сколько батька на самом деле мне даёт.
- Да нет, - фыркнул он, - всё нормально. Я вот Басика скоро домой заберу.
Он улыбнулся. Басик в самом деле последнее время выныривал почти что без всякого страха и иногда даже лизал Максиму пальцы, хотя в руки себя взять по прежнему не давал.
- Слушай, не съезжай с темы. Рисовать будем или что?
Я улыбнулся и кивнул.
- Ну рисуй. А мне что, так неподвижно и сидеть?
- Ну, сядь вон за комп, поковыряйся там. Как раз лицо сосредоточенное будет. Мне такие нра… - он запнулся, - садись, короче. Я за карандашами схожу.
Он действительно исчез и вернулся с карандашами, и рисовал меня пару часов. Сеансы такие у нас бывали примерно раз в неделю, а остальное время мы проводили как раньше.
Ближе к середине ноября Пашка всё-таки вспомнил о моем существовании. Поймал он меня после тренировки, вспотевшего и уставшего, когда я готовился со всех ног рвануть к своему Максимке.
- Витёк, разговор есть.
Я с тоской оглянулся на дверь.
- Да покурим щас, не дёргайся. Пошли, там и поговорим.
Стараясь не показать разочарования от внезапной задержки, я поплёлся за ним.
- Слышал, что вчера на перекрёстке было?
Я не слышал ничего, но на всякий случай кивнул.
- Белобрысому теперь месяц с гипсом ходить. Вот уроды, да?
Я промолчал. До меня начинало доходить.
- Кто? – спросил я.
- Да долбоёбы из тридцатой.
Я кивнул.
- И когда?
- Ну… хотели сегодня. Ближе к девяти.
Я вздохнул.
- Не, ну если ты не можешь, то мы ещё не назначили.
Я задумался. В сущности, мне было всё равно. Завтра я точно так же собирался идти к Максиму и точно так же не хотел тратить вечер на разборки, так что я кивнул и согласился.
- Позвонить только дашь? – спросил я и тут же осёкся, поняв, как глупо будет выглядеть, если я отпечатаю на мобильном у Пашки номер Максима. Он уже хотел согласиться и полез за мобилой, но я торопливо добавил, - а хотя не надо. Так догадаются.
- Вот это точно, - Пашка хохотнул. – Ну чё, по пивасику и пошли?
Я поморщился. Перед драками я тем более не пил.
- Пошли, - согласился я вслух.
К девяти все были основательно хорошие и, пошатываясь и подвывая нестройно «Районы, кварталы…», направились к перекрёстку. Место было хорошее – мне оттуда домой добираться минут пять. Хоть что-то в этом вечере шло как надо.
Пацанов из тридцатой оказалось двенадцать на восемь наших. При чём вот тут-то я и начал задумываться о том, что же такое «друзья», потому что как только удача повернулась к нам задом, Ванька и Серый рванули наутёк проулками.
Я так не умел, так что приходилось вовсю нарушать основные заповеди восточных единоборств, выворачивая чужие руки и ломая колени в этой свалке.
Подходили ко мне, впрочем, неохотно. И всё же уличный бой - это не поединок в спортзале, и через полминуты после того, как Пашка окончательно осел на землю где-то на краю видимости, мелькнуло зелёное стекло, и затылок мне распорола злая боль. Как я понял уже лёжа на земле, остальные давно либо свалили, либо валялись так же как мы, а нас теперь сосредоточенно допинывали берцами.
Не знаю сколько времени прошло, прежде чем взвыла сирена и вдалеке показались красно-синие огни милицейских автомобилей, победители принялись стремительно рассасываться по подворотням.
Тут уже и я понял, что надо делать ноги, потому что ментам пофик, кто начал, кто закончил и, не обращая внимания на оставшегося валяться на поле боя Пашку, пополз к тёмному промежутку между домами, то и дело безуспешно пытаясь встать на ноги.
В конце концов я всё-таки поднялся, только голова кружилась неимоверно и ни одной мысли в мозгу не осталось. Всё болело, но попытавшись сосредоточиться, я стал вспоминать, что же собирался делать после разборки.
«Макс», - проплыло в голове вялой, то и дело гаснущей бегущей строкой, и, пригибаясь и стараясь не попасться на глаза снующим тут и там ментам, я побрёл к нашему дому. Заполз на третий этаж, позвонил в дверь и привалился к стене.
Максим открыл почти сразу же. Он, наверное, выглядел обиженным – уж по крайней мере точно не был мне рад – но, едва заметив моё состояние, выругался, подставил плечо и потащил в прихожую.
- Свет… - выдавил я. Яркий свет действительно неприятно резал по глазам.
- Вот долбоёб, - пробормотал он удивлённо, усаживая меня на стул на кухне, - терпи теперь, чё.
Макс потянулся к шкафчику и достал зелёнку, а затем вернулся ко мне и брезгливо потянул носом.
- Я не пил, - я попытался мотнуть головой для пущей убедительности, но от этого стол и стулья окончательно затанцевали ламбаду у меня в голове.
- Ври больше.
Я обиделся, потому что на самом деле не пил, но промолчал.
Максим стал что-то там шевелить у меня в волосах, от чего голова взорвалась новой болью.
- Витька, чёрт… - он уселся на корточки напротив, - слушай, тут врача надо. Я могу залить, но шрам останется. Ты не дури…
Дурить я особо не собирался.
- Я вызову сейчас, ты тут посиди?
Я попытался кивнуть и тут же об этом пожалел.
Когда он уже выходил в коридор, я поймал его за руку и вяло попросил:
- Отцу позвони…
Я ещё успел подумать, что у него, наверное, нет моего телефона, но сказать ничего не успел. На этом мой вечер закончился, потому что стол устал танцевать и провалился в туман.
Очнулся я в больнице. Головой вертеть всё ещё было трудновато, но кое-как обшарив взглядом палату, я увидел на стуле у кровати невыспавшегося отца.
- Пап… привет.
Папка подпрыгнул на стуле и посмотрел на меня.
- Очнулся, сволочь, - пробормотал он.
Я улыбнулся. Ругает, значит любит.
- Не будь у тебя шва на макушке, я б тебе сам так врезал, что на скорой пришлось бы увозить, - припечатал он меня.
Я вздохнул и прикрыл глаза. Голос его наждаком резал слух, но я терпел это, как неизбежную расплату.
- Тебя, блядь, для того по секциям таскали, чтобы ты чужим пацанам мозги выбивал? Или чтоб ты свои об асфальт вытряс? А? Отвечай?
Ответа он ждать, впрочем, не стал.
- Хорошо ещё, что в ментуру не загребли, как Пашку, недоносок малолетний. Я б тебя вытаскивать не стал – отсидел бы тридцать суток как миленький, в назидание потомкам.
Я молчал и старался не двигаться, чтобы не усугублять своё состояние.
Отец орал ещё что-то долго и увлечённо, из чего я понял, что до конца месяца мне не видать ни друзей, ни пива, ни даже секции. Насчёт секции он правда быстро передумал, заявив, что я туда буду ходить не пять дней в неделю, а семь, чтоб из меня всю дурь тренер выбил.
Наконец он выдохся и, сев ко мне на кровать, посмотрел на меня устало и грустно.
- Болит? – спросил он сочувственно.
- Да не… не очень… Когда света нет и не орут.
Последнюю часть фразы отец пропустил мимо ушей. Я заметил, что сам он выглядит хуже некуда, будто три дня не спал, а когда спросил, оказалось, что так оно и было.
- Мне на смену в шесть, - добавил он, - я Пашку попросил, он с тобой посидит. Кстати, что это за пацан прибегал, когда тебя пристукнули?
Я попытался сообразить, о чём речь.
- Максим? – спросил я.
- Ну да, так кажется. С третьего этажа. Я у вас в компашке таких вроде не видел.
- Ну… да. С третьего этажа, - я почему-то смутился, - а что тут такого? Во дворе познакомились.
Отец хмыкнул и посмотрел на меня с насмешкой.
- Про презервативы не забудь.
- Пап, я не…
- Угу, мачо-мэн. Я тебя понял.
Ответить я не успел, потому как в дверях показался Пашка – с такой же начищенной мордой как была, наверное, и у меня.
- Ну чё, стареть стал, Норрис? – протянул он с порога.
Я фыркнул и покосился на отца. И так-то я не был особо рад, что батя додумался Пашку сюда приволочь. Вот что б ему было Максима не попросить, раз уж он и так всё понял? Боевой же настрой моего другана тем более не мог меня обрадовать.
- Ладно, я пошёл, - сказал отец и поднявшись, по очереди пожал руку мне и Пашке, а затем исчез за дверью.
- Я ж тебе говорил, заразишься, - сообщил Пашка, ухмыляясь, и опустился на пустующую соседнюю койку.
- Пошёл ты, - вяло ответил я. Этому объяснять что-то про шум было бесполезно.
- Наших почти всех замели, - сообщил он.
Я отвернулся к двери. Мне, честно, было не очень интересно. Мне вообще интересно перестало быть ещё тогда, когда Серёга с Ванькой доблестно ушли переулками. Гнилая какая-то дружба получалась, и я бы лучше посидел один или с Максом в парке, и обдумал это всё, разложил по полочкам. С Максом вообще очень хорошо думалось, и он никогда не мешал это делать глупым трёпом.
А тут я обернулся к этой самой двери и увидел, как мелькнули в коридоре светлые волосы и кремовая водолазка, по диагонали пересечённая спортивной сумкой.
Я аж рот открыл от удивления. Глюки или что? Этого я понять пока не мог.
Пашка продолжал трепаться и рассказывать, кто сколько синяков унёс домой, а я всё пялился на дверной проём в надежде, что там промелькнёт ещё что-нибудь, принадлежащее Максу.
Сердце стучало, перекрывая собой шум в голове и голос Пашки. Я пытался отвлечься от его нудных сплетен и сообразить, может ли там в коридоре в самом деле быть Макс? По всему выходило, что может, он же меня сюда и отправил, и отца притащил. А чего не зайдёт тогда? Тоже, в общем-то, было понятно. Не может же он ко мне сунуться, пока тут Пашка разоряется.
С другой стороны, вовсе и не факт, что это не мои воспалённые мозги рисуют мне картину из моей же мечты. В конце концов, такие парни как Макс по ночам сидят дома, а не шляются по чужим больницам.
Я долго колебался между этими двумя вероятностями и в конце концов решил, что лучше уж буду сидеть один всю ночь, чем стану слушать Пашкину болтовню, пока Макс боится приблизиться к палате.
- Паш, слушай, - перебил я, - у тебя там дел никаких нет? Ну, там, Ольга, может, ждёт?
Пашка замолк.
- А что? – спросил он с подозрением, приготовившись к ссоре.
- Да башка трещит, - признался я примирительным тоном, - поспать охота. Ты иди, не майся… если надо будет кому морду набить, позовёшь.
Подвоха в последних словах Пашка не различил. Я и сам до конца не понял, почему мне так захотелось это ляпнуть.
Он попросту встал, пожал мне руку и, бросив напоследок: «Ладно, не хворай. Я позвоню», - исчез, наконец, в тумане.
Я перевёл дух. Несколько секунд лежал неподвижно в тишине, а потом в проёме показалось моё чудное виденье в кремовом свитере. Плотно закрыло за собой дверь и скользнуло ко мне на кровать.
- Ты как? – спросил Макс.
Я глубоко вдохнул и, поймав его руку, широко улыбнулся.
- Вообще отлично.
- Врёшь ведь.
Вообще-то не врал. При виде его мне сразу стало как-то легко и почти не больно.
- Макс, ты сам как? – спросил я и, заметив, что он отводит взгляд, тут же крепче сжал его руку. – Слушай, может, не ходи в школу пока, а? Ну, заболей, типа. Я батьку попрошу, он тебе записку напишет.
Он, похоже, колебался.
- Не могу, контрольная послезавтра, - ответил он наконец.
- Послезавтра… - протянул я. – А меня когда выпустят?
Он пожал плечами.
- Говорят, хорошо бы до конца недели полежать.
- Не, не буду до конца недели. Скажу, что у меня тоже контрольная.
Макс хихикнул.
- Вот тебя точно за психа примут и никуда не пустят.
- Пускай принимают. А пустить придётся. Сам уйду.
Макс вздохнул и улыбнулся.
- Какой же ты дурак, - сказал он с каким-то даже умилением.
- Сам такой, - ответил я и перевернулся на бок, демонстрируя обиду.
Максим подсел поближе.
- Тебе принести что-нибудь? Там внизу автомат с газировкой есть.
- У меня денег нет.
- Да забей, у меня есть.
Я обдумал его предложение, но всё-таки ответил:
- Не. Не надо. Посиди со мной лучше.
Максим кивнул и провёл рукой по моему виску. Я невольно скривился.
- Болит всё-таки, - сказал он.
- Руку вот так подержи, - я чуть поправил его ладонь, прижимая ею бинт.
Макс несколько минут посидел как я его попросил, а потом скинул ботинки и, забравшись на кровать, переложил меня так, чтобы моя больная голова оказалась у него на коленях.
- Вот так? – уточнил он, снова прикладывая руку к моему уху так, что пальцы оказались где-то у самого центра боли.
- Да, вот так, - подтвердил я и закрыл глаза. От его свитера пахло не так дурманяще, как от шарфа. Просто лесом и немножко ментолом. Я уткнулся носом в мягкий трикотаж и через какое-то время уснул.
Контрольную мы пересдавали вместе, в понедельник. Не потому что Макс побоялся пойти в школу, а потому что он так и просидел всю неделю у меня в палате. Батя приходил два раза, но убедившись, что тут всем хорошо и без него, оставлял нам булочки и апельсины, а сам исчезал. Пашка больше не пришёл.
========== Глава 7 ==========
Мы стояли и смотрели, как за стеклом проносятся по треку гоночные автомобили. Виктор приник лбом к стеклу, и мне казалось, что он весь сейчас там, где колёса взрезают дорожную пыль и скорость стучит в висках.
- Не могу, - прошептал он. – Знаете… Я начинал на улицах. Там куда сложнее, нет никаких гарантий, что тебя вытащит бригада спасателей. Но мне никогда не было страшно. Может, потому, что я знал, зачем это делаю… Потом были настоящие гонки. Казалось, что всё так легко… И вот теперь я просто не могу.
- А вы садились за руль после победы? – спросил я просто, чтобы разговорить его ещё чуть-чуть. В этот день он был молчалив и никак не хотел говорить даже о том, что обычно так интересовало его – о прошлом.
- Да… Пробовал. Сел и понял, что просто не могу. Дженсен был в бешенстве. Я пришёл и сказал ему, что не буду участвовать в гонках… А он пришёл к вам.
- Да.
- Знаете, я его понимаю на самом деле. У нас тут у всех свои тараканы, а ему просто нужно делать деньги. Но это понимание не помогает. Я всё равно не могу.
- Вам снова снилась авария? – спросил я.