Для меня это заявление было глупым, до дрожи. Как можно излечить с помощью того, чего и вовсе нет?!
Человек склонен ошибаться.
Может это материнский инстинкт, в конце концов? Ведь единственными долгими отношениями в моей жизни были отношения с Корсаковым, и чувства в них совсем не походили на те, что сейчас орут в моей груди.
- Вика?
Егор просыпается, подталкиваемый скорее каким – то своим внутренним чувством, ведь я сижу тихо, как мышка.
- Ты что?
Парень приподнимается на локтях и проводит рукой по моим волосам, в месте травмы. Это странно, но боли я не чувствую.
- Ты как?
Слегка отстраняюсь.
- Все в порядке.
- Я чертовски перепугался. И не мог ничего сделать! Ничего!
Я понимала его негодование, ощущать себя немощным, действительно отвратительное чувство. Тем более для мужчины.
- Так случается Егор. Порой мы действительно не в силах ничего сделать.
- Они ударили тебя!
Парень сквозь сжатые зубы процедил слова и впился в меня долгим взглядом.
- Просто ударили! Ни за что!
Странно осознавать, что есть в этом мире люди, для которых такое поведение дикость. На мой взгляд, так мир уже давно привык к насилию.
- Они потеряли мужа и сына, - в оправдание выдала я.
- И что? Ты пыталась помочь.
Вздыхаю, все же Егор действительно мал, понимать такие вещи. Некоторый опыт, возможно, получить лишь с течением времени.
- Но не помогла, Егор. Им нужно переложить на кого – то ответственность.
- Чушь!
Он злился. Нелегко впервые осознавать, что черное, это не всегда противоположность белому.
- Егор, ты давай спи.
Вырывается, пытаюсь инстинктивно встать с кровати.
- Не указывай мне!
- Егор не веди себя как ребенок.
Слова слетают с губ быстрее, чем я успеваю сообразить, к чему это может привести.
- Тогда какого черта, ты забыла в палате инвалида – подростка? А? Может, закончим играть в кошки мышки и наконец, ты объяснишь, что чувствуешь на самом деле?
Слетаю с кровати как ошпаренная. Тело жжет, мысли путаются. Мне вмиг становится нечем дышать. Не привыкла я к тому, что кто – то может противостоять мне.
- Чувствах?
По-вороньи каркаю я, ужасаясь своего голоса.
- Иди к черту!
Орет на меня парень, и я ужасно боюсь, что наша стычка перебудит весь этаж.
- Егор!
- Пошла вон отсюда!
- Не ори!
Я подлетаю и затыкаю его рот ладонью, но он отшвыривает мою руку прочь.
- Я сказал, иди к черту!
Рука чешется дать ему пощечину, но я сдерживаю себя. Это было бы уже слишком.
- Егор не будь глупцом, пожалуйста!
Сверлит меня гневным взглядом, но я вижу, как опускаются его плечи. Вспышка ярости прошла, и теперь он, как и я, мало понимает, что мы тут устроили. И это просто чудо, что в палату еще ни кто не прорвался на наши крики.
- Перебор.
Выдыхаем мы оба.
- Да, уж,- шепчу я одними губами и вновь сажусь на кровать.
- Извини.
Перевожу на него задумчивый взгляд. Не стоит, извиняться. Но все же приятно осознавать, что злился он не на меня, а на ситуацию, в целом.
- Принято.
Мы смеемся, напоминая в данный момент двух сумасшедших в стенах психиатрической лечебницы. Только так можно объяснить крики и смех. Только так можно объяснить, почему в три ночи двое не совсем взрослых людей выясняют суть не совсем взрослых отношений. Которых и быть то не должно.
- Вопрос, тем не менее, не снимается.
Выдыхаю.
- Знаю.
Глава 18.
Если ты врач, то тебе не просто завести друзей, потому что, ты всё время видишь, как тонка грань, между жизнью и смертью. Может быть потому что, мы каждый день смотрим в лицо смерти. Мы понимаем, что жизнь, каждая её минута даётся нам взаймы, а люди, которых мы позволяем себе любить рано или поздно дойдут до конца своего пути. Поэтому некоторые врачи вовсе не хотят заводить друзей. А мы, все остальные делаем свою работу, чтобы отодвинуть этот конец. Отодвинуть его, как можно дальше.
Grey’s Anatomy
Вы знаете, что такое Сизифов труд? Сизиф - в древнегреческой мифологии строитель и царь Коринфа, после смерти приговорённый богами вкатывать на гору, расположенную в Тартаре, тяжёлый камень, который, едва достигнув вершины, раз за разом скатывался вниз. Вот так и лечение Егора, медленно, но все же шло в гору, оставалось лишь тешить надежду на то, что потом мы не скатимся под гору.
Середина октября, парню уже дали разрешение вставать с опорой на костыли, и наши тренировки стали еще жестче и продолжительнее. Егору так же разрешено посещение родственниками, и я была рада видеть его мать и младшего брата. Дима показался мне очень приятным и скромным парнем. По выходным, когда у меня было свободное время, Щукина навещали и друзья по команде, но я не вмешивалась в эти его личные дела. Даже приезд Марины не выбил меня из колеи, после того скандального случая, я установила дистанцию в нашем общении и не собиралась ее нарушать.
Корсаков с головой ушел в работу, здесь для талантливого врача открывались отличные перспективы, и я жутко радовалась за него. Не было человека в мире, более достойного, чем мой сердечный друг Саша.
А я…. А что я?
Я монотонно переворачивала листы календаря и вела подробные записи дневников своих тренировок. Мне предстояло решить, что именно для меня важно, и я сошлась на мысли, что мне стоит закончить этот «проект», а уже потом, думать о своей личной жизни.
Ухаживания Соколова, сошли, на нет, здесь клин клином вышибло. Корсаков подсиживал того, на месте заведующего отделением и Игорь Дмитриевич трусливо поджал хвост. Сам Алекс, давал мне время на раздумья, столько, сколько мне его было нужно. Мне было стыдно, за свою позицию страуса, но на другую у меня сейчас попросту не было сил.
- Вика.
Бумаги веером разлетаясь, выпадают из моих рук.
- Напугал?
Александр поднимает белые листы и придирчиво оглядывает мои босые ступни.
- О чем задумалась, маленькая?
Он так и остался сидеть на корточках у моей кровати в комнате.
- Да ни о чем, и обо всем, одновременно.
Попыталась исказить его театральный тон.
- А ты все бьешься в закрытые двери?
Мужчины не должны так витиевато выражаться, даже моего пятибалльного мозга, иногда мало на то, чтобы понять его.
- О чем ты?
- Да, я вот все думаю, - театральным жестом приваливается к моим коленям, сев по-турецки, - долго ты хоронить себя будешь?
Пинаю его в спину и откатываюсь на дальний угол кровати. Каждое его слово, могло вывести меня из себя мгновенно. Ну как можно быть таким идиотом?
- Я не хороню себя! Я работаю!
- Вижу, - откладывает в сторону листы моих дневников, - я, кстати, в отличие от тебя познакомился с Мариной Касаткиной.
Едкая горечь скапливается у меня во рту, но я отлично умею себя контролировать, поэтому лишь вежливо спрашиваю, и как ему представительница прекрасного пола?
- Довольно привлекательна.
- Значит, красивая?
- Я этого не сказал, - погрозил он мне пальцем, - она стерва, это видно невооруженным глазом, а еще Егор Щукин для нее принципиальная цель, и она от своего не отступиться.
- Зачем ты мне об этом рассказываешь?
- А тебе не интересно?
- Алекс!
Вздыхает, возводя глаза к потолку.
- Я не хочу, чтобы ты страдала, маленькая. А этот парень, заставит тебя страдать, так или иначе. Останься он хромым, в чем лично я уверен, ты будешь корить себя за профессиональную несостоятельность, а встань он на лед, ты станешь частью его воспоминаний, причем не самых приятных.
Не в бровь, а в глаз.
- Алекс, вот я все диву дивлюсь, как с таким языком, ты дожил до стольких лет?
- Волкова, ты ведь дожила до двадцати шести?!
- Пяти!
Машинально поправила я.
- Вик, не решение проблемы сидеть в четырех стенах и избегать его и его родственников.
Может это и есть высший коэффициент любви, когда вот так, как Корсаков, налаживаешь жизнь женщины, в которую влюблен, пусть даже с другим парнем? Либо я слепа и он корыстен, либо мне стоит протирать иногда его нимб.
- Алекс, не трави душу.
Я попыталась всмотреться в его голубые глаза. Глаза Егора были темнее, у Александра же они были почти прозрачными, с чуть заметным ободком вокруг радужки.
- Как знаешь.
Мужчина, поднявшись с пола, собрался уходить. Остановить его, просило сердце. С Корсаковым было легко, он заполнял собой холодную пустоту комнаты. И складывалось ощущение, что разожгли камин. Но у него что – то намечалось с Ольгой, и мешать ни ему не девушке не хотелось. Слишком хорошо, я относилась к ней, и слишком любила его. И слишком была запутана в себе самой.
- Алекс?
- Что?
Пробурчал он у самой двери.
- Тебе нравится Ольга?
Вопрос остановил его и, привалившись к дверному косяку, он смотрел на меня долгие секунды, прежде чем ответить.
- Не так, как ты.
От его слов я скривилась, выдав свое малодушие.
- Не бери в голову, мои чувства к тебе, сугубо моя проблема.
И он закрыл дверь с другой стороны.
В комнате осталась лишь глупая, глупая дурочка, которая губила жизнь собственными руками и заходила в этих пытках все дальше. Человек и без того живет, ничтожно мало. Рак может развиться из одной единственной клетки, доза заражения СПИДом, капля крови на кончике иглы. Все мы ходит под прицелом винтовки, под названием – жизнь. И никто не знает, когда ей взбрендит в голову, нажать на курок, рассмеявшись.
Я смотрюсь в зеркало – вот она я, красивая, успешная, молодая. Но что делает меня лучше всех остальных людей на этой планете? Кто знает, какая комбинация необходимых навыков и внешнего лоска выигрышна? Может, меня за красоту убьют, а кого – то за уродство навеки полюбят. Может в голове Егора уже зреет раковая опухоль, а Корсакова через пару лет схватит сердечный приступ.
Что если я опоздаю?
А хуже?
Что если уже опоздала?!
Смахиваю подступившие к глазам слезы. Я уже не маленькая, пугаться жизни, но я слишком мятежна, мириться с ней. Я спорю с ходом вещей, заложенным столетиями. Я пытаюсь урвать у времени слишком многое, и слишком многих. Порой, я прошу невозможное, и получаю нереальное.
А порой, я остаюсь с носом!
Глава 19.
Выхожу из дому раз в три дня, много сплю днем и почти не сплю ночью, не читаю, не пишу. Я жду. Бывает, когда впереди праздник или особенное событие, за неделю почти не живешь, смотришь в светлое послепослезавтра, не замечая обыкновенные среду, четверг, пятницу.
И праздник потом обязан окупить эти пропущенные дни, но никогда не окупает, всегда остается тень недовольства, потому что нет такого события, которое могло бы компенсировать напрасно потраченный кусок жизни. Иногда ждут событий неконкретных: «Сейчас как-нибудь, а вот весной, весной…»
А ведь только конец января и, учитывая, что ты всю осень Нового года ждала, жить-то когда? Ждут хорошей погоды, отпуска, похудения, понедельника. Ждут человека. А нужно ли?
Марта Кетро, “Горький шоколад. Книга утешений”
Я стояла у дверей палаты Егора и не отважилась сделать шаг ему навстречу. Это всего лишь очередная тренировка, убеждала я себя. Всего лишь моя работа, мой долг, то за что мне платят деньги.
- Доброе утро.
Я тихо прикрыла за собой дверь, пытаясь вести себя как можно более непринужденно.
- Привет.
Настроение Егора в отличие от моего, было на высоте.
- Наши снова выиграли, - без умолку болтал он, передавая мне ход матча. А я только и успевала качать головой, в как мне казалось, нужные моменты, потому что не понимала ничего.
- Тебе не интересно? У тебя выражение вселенской скуки на лице, Вик!
Разминаю его ноги, наши мышцы болят одинаково, это нелегко для хрупкой девушки, обращаться с мужчиной вдвое тяжелее тебя.
- Я просто не понимаю в этом ничего.
Признаться было легко, я не искала его одобрения. И не стремилась понравиться, это вполне в моем тоне, отпугивать от себя людей.
- Я же столько раз объяснял!
Укоризненно машет Егор пальцем у моего лица. Сегодня я более рассеянная, чем обычно, бессонная ночь в раздумьях не прошла даром. Оставалось надеяться, я не выгляжу ходячим мертвецом зомби.
- Егор, я держу в голове кучу твоих анализов, данных медицинской карты, и не только твоей. Мне просто некогда думать ни о чем другом, у меня докторская на носу, наука никому не дается легко.
- Ну, конечно же, хоккей это такая чушь!
Ухмыляюсь. Чисто мальчишеский порыв, строит из себя стратега и спортсмена мирового масштаба, а на деле, всего лишь подросток.
- Чушь!
Я взрываюсь.
- Да, для меня спорт – чушь! Ты стал едва калекой, потому, что стоял на коньках на льду! Кому от этого была польза? Этим ты помог бездомным детям? Накормил семью? Защитил кого – то? Нет! Это были твои детские амбиции!
- Я гублю свою жизнь, не меньше твоего Вика! И ты тоже в угоду свих амбиций убиваешься на работе!
Давлюсь словами, да как он посмел! А в прочем, какая разница, что он обо мне думает!?
- Один - один!
Он смотрит на меня зло и осуждающе. Парень научился мне противостоять, не хуже чем многие из моего тщательно подобранного окружения. Только вот слова других, меня давно не цепляли, а вскользь проброшенные фразы этого парня делали зацепки на сердечной мышце.
- Я с тобой не соревнуюсь!
Неужели это я делаю парня таким агрессивным? Нарочно поворачиваю ногу парня чуть большим углом, и он морщится. Пусть понимает, кто тут главный.
- И как полегчало?
Я вижу, как укоризненно он следит за моими манипуляциями. Щукин не глуп и понимает, что его слова выбивают меня из колеи.
- А тебе?
Выворачиваю сустав, еще сильнее.
- А мне вполне себе комфортно, - превозмогая боль, бодрым тоном отвечает парень.
Глупые игры я затеяла, не стоит издеваться над беззащитными. Тем более теми, кто мне доверяет не ожидая подвоха.
- Троечка, - машет парень растопыренными пальцами, - еще немного повернешь в сторону, и будет четверка.
Выпускаю из рук его ступню, не понимая, что нашло на меня.
- Я слышал, как Алекс говорил, что трость для меня пожизненный атрибут. Это и твое мнение, Вик?
Это в духе Алекса.
- Нет, и сам он так не считает. Алекс из тех людей, которые думают, что если разозлить, ты добьешься больших результатов.
- То есть я могу, начать жить как раньше?
- Нет, - мотаю головой, - но ты сможешь через боль пытаться жить как раньше.
- А физически?
- Егор, я не Бог. Никто из нас не знает, как будет.
И я говорю чистейшую правду, никто не знает, что будет через месяц, год или два. Но зато я точно уверена, что если прилагать усилия, все может измениться к лучшему.
- Ты очень понравилась моему брату, хоть и побыла при них не долго. Обычно мелкий не очень хорошо разбирается в людях, но тут он прямо сиял.
- Он мне показался тоже милым парнем.
- А моя мать?
Я не понимала к чему эти допросы, но на первый взгляд не видела в них ничего предосудительного. Если Егору интересно мое мнение о близких ему людях, почему бы не отвечать честно.
- Я знакома с ней еще с первого дня, как ты к нам попал. Она любит тебя, а я ценю людей способных на это чувство.
- Я рассказал им.
Поморщился, я затягивала эластичный корсет на его ноге.
- О чем именно?
- О нас.
Край ткани выпадает из моих рук, и я судорожно сжимаю пальцы.
- Не поняла?
Отрываюсь, наконец, от занятия и перевожу взгляд на парня.
- Я рассказал матери и брату, о том, что ты мне нравишься. Погоди…. Точнее даже не так! Дословно я сказал, - я влюбился в своего врача и возражений по этому поводу не принимается. И знаешь, они, кажется, не удивились. А брат и вовсе сказал, что посчитал бы меня полным дураком, если бы это было не так. А еще я сказал Марине, что влюбился в другую и что бы она больше не приезжала ко мне. Я не указывал имени, но она не глупая, поверь прекрасно поняла, что я о тебе. Потому что только глупцы не замечают, как я смотрю на тебя.