Я взглянула на него, подумав о другой вероятности. Пусть ягер-зухеры и тайная организация с тщательно охраняемой базой, но недавно произошла серьезная утечка информации. В наших рядах завелся предатель, и теперь неизвестно, когда кто-нибудь из нас мог умереть.
— И что же это было?
— Письмо по электронной почте. В нем говорится, что я найду искомое в этой глухомани.
Я фыркнула:
— Не густо для совета.
— Представь же мое удивление, когда я обнаружил в списке ягер-зухеров твое имя.
Так вот почему Ник так много знал обо мне и при встрече остался таким спокойным, тогда как я буквально оцепенела. Оказывается, он уже предполагал встретить меня здесь.
— Кстати, личные дела персонала весьма скудны, учитывая, что у вас тут государственное учреждение.
Так как некоторые наши агенты время от времени оказывались по ту сторону закона — иногда нужно быть чудовищем, чтобы поймать чудовище, — не в наших интересах было представлять доступ к досье любому интересующемуся. Личные дела ягер-зухеров тщательно редактировались и содержали лишь самое необходимое, а в некоторых случаях вообще ничего.
— Я думал, что ты мертва, — проронил Ник. — А ты все это время работала здесь.
Удивительно, но зачастую бывает достаточно какой-нибудь мелочи, чтобы приоткрыть завесу тайны. Люди и не подозревают, как часто убийц находят благодаря обычной случайности, совпадению, всего лишь зоркому глазу человека, который, просматривая не связанный с делом отчет, увидел какую-то связь.
«Нет, не мертва, но это вовсе не значит, что рада быть в живых».
Словно поняв, что подошел слишком близко к опасной черте, которую никто из нас не хотел переступать, Ник достал из кармана листок.
— Можешь спросить у сотрудников и у Манденауэра, знакомо ли им любое из имен в этом перечне исчезнувших людей?
Лицо Ника стало сосредоточенным, а голубые глаза сковал холод — снова к делу. Я жива, я больше не пропавшая без вести. Он словно наяву вычеркнул мое имя из списка у себя в голове. Задумается ли он когда-нибудь обо мне снова, выйдя из этой комнаты? Вряд ли. И это замечательно.
Тогда почему же мне так плохо?
Ник все еще стоял со списком в руке. Я взяла листок и, не заглянув в него, положила в карман.
— Мой номер указан сверху.
Гость поднялся, но тут его взгляд зацепился за что-то на столе. У меня перехватило дыхание, когда Ник увидел маленького плюшевого ворона, которого давным-давно выиграл для меня на ярмарке.
Впрочем, «выиграл» — это слишком громко сказано. Пытаясь забросить мяч в корзину, он истратил в пять раз больше денег, чем стоила эта птичка. Но в то время Ник скорее был книжным червем, нежели мускулистым атлетом.
Я скользнула взглядом по широким плечам, скрытым под темной тканью костюма. Наверное, сейчас Ник легко справился бы с броском или зашвырнул мяч в кольцо одной лишь силой воли.
Я не знала, что сказать. То, что все прошедшие годы я хранила эту вещицу, казалось слишком сентиментальным для холодной, сдержанной женщины, которой я хотела быть.
— Мне нравятся вороны.
Голос прозвучал на удивление ровно, словно игрушка и в самом деле ничего для меня не значила, а глаза между тем снова защипало. Мне пришлось отвернуться, чтобы избежать неловкости.
Несколько раз моргнув, я сглотнула и повернулась удостовериться, поверил ли Ник в мою ложь, но обнаружила его на полпути к двери. Удивленная, я поспешила следом, дошла до холла и остановилась.
Ник уходил, не требуя дальнейших разъяснений о ягер-зухерах. Мне следовало радоваться. Люди, досаждавшие Эдварду Манденауэру, часто оказывались по ту сторону смерти.
Я бросила Ника, чтобы он не узнал правды, чтобы он не страдал. На этот раз я позволю ему уйти из тех же соображений.
Продолжив путь, я вышла к главному входу посмотреть, как Ник навсегда покидает мою жизнь. Он может вернуться, но внутрь его не пропустят. Я оставила охраннику четкие указания на этот счет.
Пожалуй, следовало связаться с шефом и рассказать о визите ФБР, — но лучше попозже. Эдвард, наверное, еще отсыпается после ночной охоты. Успею ему позвонить, как только проверю последний эксперимент.
Спуститься в подвальную лабораторию можно было только на лифте, расположенном за пределами моего кабинета. Замаскированная под настенную панель дверь отъехала в сторону, реагируя на нажатие ладони на защитный экран.
— Доброе утро, доктор Хановер.
Роботизированный голос по неведомой причине всегда вызывал у меня раздражение. Сверхвысокий уровень безопасности был неотъемлемой частью моей жизни. Я занималась важным делом, но все равно находились те, кто не остановился бы ни перед чем, чтобы помешать этой работе.
Когда лифт спустился в подвал, тот же механический голос сказал: «Сканирование сетчатки глаза, пожалуйста».
Я повернула лицо к камере. Без соответствующей сетчатки любой, кто проберется так далеко, окажется заперт в кабине. Разумеется, всегда есть возможность того, что ради проникновения в подвал злоумышленник отрежет мне руку и выковыряет глаз. К счастью, — а может, и нет, — большинство индивидуумов, способных на такое безумие, уже томились по ту сторону двери.
Лифт открылся. Вдоль стен тянулось множество боксов за пуленепробиваемым стеклом. Все палаты — черт, не будем лукавить: тюремные камеры — были заняты.
Я не шутила об оборотнях в нашем подвале.
Глава 3
Оборотни активны в ночные часы, как и волки, в которых они превращаются. Даже под землей, при свете люминесцентных ламп, эти существа сохраняли повадки животных, которыми, в сущности, и являлись. Следовательно, в это время дня почти все мои подопечные спали.
Я быстро прошла по коридору. В то время как в большинстве комнат поддерживалась иллюзия рассеянного солнечного света, в последней царила кромешная тьма.
Такая же черная, как душа Билли Бэйли, имейся она у него.
Возле каждой камеры стоял стол с оборудованием, предназначенным для определенного испытуемого.
Я проверила взятые у Билли мазки крови. Не знаю, что хотела найти. Надеялась лишь на то, что когда это увижу, на меня снизойдет озарение. После стольких лет поисков я не была уверена в том, что вообще сумею найти ответ.
Тело врезалось в стену с такой силой, что защитный барьер содрогнулся. Я неспешно подняла глаза от микроскопа на голого мужчину, распластанного по прозрачной стене камеры.
— Билли. — Я сделала пометку в карте.
— Сучка, — в тон мне ответил он.
— Повторяешься, — заметила я, и он ударил кулаком по стеклу.
Он хотел, чтобы я взвизгнула, ахнула, хотя бы вскочила. Но я редко ему потакала. Зачем множить те удовольствия, которые он уже получил в своей жизни?
Краем глаза я проследила за вновь ускользнувшим во тьму Билли. И только тогда перевела дыхание.
Билли Бэйли чертовски меня пугал. Не следовало просить транспортировать его сюда, но я зашла в тупик.
Что я только не делала, чтобы создать противоядие, которое возвращало бы людей в их первоначальное, предшествующее укусу состояние. Все было напрасно.
Я изобрела сыворотку, уменьшающую тягу оборотня к человеческой крови в полнолуние. А также средство, уничтожающее вирус, — если жертва получила инъекцию до первого превращения. К сожалению, на тех, кто уже успел побывать мохнатым, мое лекарство не действовало.
Я глянула во мрак, в котором томился поджидавший моей оплошности Билли.
— Тебе нужно больше крови, — сказал он.
Его голос просочился из тени, и я с трудом подавила дрожь. Билли всегда за мной наблюдал. Он знал: со мной что-то не так, только не мог понять, что именно. Я была такой же, как он, но в то же время другой.
В легендах говорится, что чаще всего оборотнями становятся в результате укуса. Конечно, человек может превратиться в зверя и другими путями. Возможностей столько, сколько монстров на свете.
Я — отличный тому пример. Прожила двадцать с лишним лет в блаженном неведении, и не подозревая о существовании оборотней. Пока как-то ночью... не обратилась.
Я была оборотнем, но без демона — так ягер-зухеры сокращенно именовали нездоровое удовольствие от убийства любого, кто подвернется на пути.
Убийства вызывали во мне отвращение. Но, невзирая на эту особенность, я все еще была одержима ежемесячной жаждой крови. Отсюда и мое первое изобретение.
Однако даже принимая свое лекарство, я продолжала изменяться с каждым восходом полной луны. Мне ничего не оставалось. Впрочем, кроме меня и Эдварда больше никто не знал о моей тайне. Вот почему сам факт моего существования доводил Билли до еще большего бешенства.
Я подняла голову, когда он опять материализовался из тьмы. Билли отказывался носить одежду. Уверена, он чувствовал, что его нагота тревожит меня, пусть и без малейшего сексуального влечения.
Чрезвычайно высокий рост Билли, его могучее телосложение и огромный размер... хм, ноги растревожили бы кого угодно, даже если не принимать во внимание россыпь шрамов на груди и спине.
Поскольку любые шрамы, полученные человеком до превращения в оборотня, не исчезают, я пришла к выводу, что в прежней жизни Билли был большим негодяем.
— Твою руку, пожалуйста.
Билли сжал губы. Даже сквозь пуленепробиваемое стекло я ощущала, как полыхает его ярость. Однако серые глаза излучали такой холод, какого я еще не встречала ни в чьем взгляде. Заглянув в эти глаза лишь на миг, я потом целый час не могла побороть тошноту.
— А если я не хочу давать тебе руку? — С Билли всегда приходилось сражаться.
— Ты же знаешь, я могу тебя заставить.
Он бросился вперед и снова врезался в прозрачную стену. Порой мне казалось, что Билли не блещет умом. Сколько раз он будет испытывать стекло на прочность, прежде чем убедится, что его не разбить?
— Ничего не выйдет, Билли.
Билли стоял под дулом ружья, когда я затребовала его в свою лабораторию. После долгих десятилетий погони Эдвард не хотел сохранять ему жизнь.
Билли был очень старым оборотнем. Никто не знал, сколько лет он живет на свете, а сам он об этом умалчивал.
Поймать его оказалось непросто — он никогда не резвился вместе с собратьями. Волки — коллективные животные, и оборотни, само собой, тоже. Очень редкие особи проводят жизнь в одиночестве. Большинство же ищут себе подобных и сбиваются в стаи.
Одинокий волк не только опасен: его чертовски трудно найти, если он затерялся в диких лесах или густонаселенных городах. Иголка в стоге сена ничто по сравнению с Билли.
Его могучая фигура наводила на мысли о викингах, с той лишь разницей, что Билли был смуглым, как гунн[1]. Чертами лица он напоминал кроманьонца[2], а черные взлохмаченные волосы лишь усиливали сходство.
Не важно, где Билли родился, не важно, где его обратили — факт оставался фактом: он очень стар, смертельно опасен и прожил в безумии столько лет, сколько мне и не снилось.
— Вот выйду отсюда и трахну тебя. Сначала в этом обличье, а потом в другом. — Он опустил руку и начал ласкать себя. — Я буду иметь тебя, пока ты не зайдешься в крике. Затрахаю до смерти.
Руки задрожали, но я сумела поднять голову и встретиться с ним взглядом.
— Ты никогда не выйдешь отсюда, Билли. Никогда.
Он повторял свои фантазии о насилии, подчинении и пытках всякий раз, когда я к нему приближалась. Эти разговоры творили чудеса с чувством вины, тяготившим меня из-за того, что я держу в заточении этих мужчин и женщин. Они не были людьми.
Совсем не были. Больше не были.
Натянув перчатки, я подняла шприц и нажала на кнопку в стене камеры. Раздалось жужжание, а затем появилось хитрое приспособление. Билли полагалось поместить предплечье в выемку. Оковы сомкнулись бы, и я смогла бы взять кровь на анализ без риска получить травму.
Как и следовало ожидать от этого бунтаря, Билли вырвал прибор из стены. Вздохнув, я бросила перчатки и шприц на стол, а стальная дверца между тем скользнула, закрывая отверстие в стекле.
Вот поэтому-то я и хотела заполучить Билли. Он был старейшим из ныне живущих оборотней, занесенных в наши протоколы. И не смог бы просуществовать столько веков, не будь у него, как я полагала, потрясающей силы. Я надеялась, что сильная кровь сможет победить сильный вирус.
Я обдумывала варианты — не такие уж многочисленные. И уже тестировала других оборотней на протяжении всего лунного цикла. Никто из них ничем не помог. Нужно исследовать кровь Билли сегодня и каждый день на протяжении недели. Усыпить его нельзя — все результаты пойдут насмарку. Придется связывать — страшная и жутко трудная задача.
Билли усмехнулся. Он знал, о чем я размышляла, что задумывала, и не мог дождаться действия.
Из динамика на стене раздался неистовый вой. Настоящие волки, которых я держала снаружи.
Взглянув на часы, я закусила губу. Сейчас далеко не время их обычного кормления. Возможно, мимо выхода из загона пробежал енот и изобразил по ту сторону забора танец «накося-выкуси». Это всегда будоражило волков.
Вой перешел в тявканье, а потом и вовсе в скулеж. Тут что-то не так.
— Кажется, они напуганы. — Билли оскалил зубы в усмешке, больше похожей на рык.
Волки снова взвыли, и у меня по рукам побежали мурашки.
— Тебе лучше проверить, что там случилось, — наклонил он голову. — Но ведь это не входит в твои обязанности, верно?
Я нахмурилась. Откуда он, черт возьми, столько узнал обо мне, сидя под замком в подвале?
— Хотелось бы знать, чего ты боишься. Тогда бы я представил, как подношу тебе это в дар.
Билли приблизился на достаточное расстояние, чтобы его постоянно эрегированный член ударился о стекло. Он снова начал ублажать себя рукой, несомненно, заводясь от предвкушения моего испуга.
— Большой плохой ягер-зухер, — с хрипотцой выдохнул он. — О да. Бойся, детка.
Я отвернулась. Придется последовать совету Эдварда и избавиться от Билли. Он слишком безумен даже для этого места.
Шум лифта действовал успокаивающе, как и стук каблуков по плиточному полу, ведущему к задней двери. Я уходила от Билли, подвала, этого здания. Чем не повод для радости?
Набрав код, отключающий сигнализацию, я вышла на улицу и подняла лицо к небу. Близились сумерки. Я пробыла в подвале дольше, чем думала. Всегда теряю счет времени, погружаясь в работу.
На стене, помимо камеры видеонаблюдения, располагался пулемет, из которого можно было вести огонь изнутри здания. Эдвард не жалел средств на защиту нашей базы от посягательств нежданных гостей — за исключением ФБР.
Я скинула туфли на шпильках и сунула ноги в старые кроссовки, которые держала возле черного хода. Не слишком-то часто я выходила сюда, но когда выпадал такой случай, всегда переобувалась. Высокие каблуки и грунтовая дорога сочетались друг с другом, как спагетти с тунцом.
Я пошла по тропинке; ступни елозили в кроссовках, которые по задумке создателей следовало носить с толстыми носками.
Примерно в тридцати метрах от здания начинался забор длиной в несколько миль, опоясывающий жилой ареал. Пусть и гораздо меньшая, чем типичная территория обитания волчьей стаи, эта усеченная площадь требовалась нам, чтобы держать животных в доступной близости для наблюдения. Но тюрьма всегда остается тюрьмой, как ее ни назови.
Внутри четыре взрослых волка и два волчонка уже перестали выть, но продолжали жаться к земле у кромки деревьев, словно чем-то напуганные.
Я уже проводила с ними несколько начальных экспериментов, но волки — не оборотни. Так же, как оборотни не люди. С этими животными я ничего не добилась.
Едва завидев меня, волки поспешно отступили еще глубже в тень. Как и Билли, они знали, что я не та, кем кажусь, и старались держаться от меня подальше. Вздохнув, я повернулась, и сердце чуть не выпрыгнуло из груди.