Закончив с умыванием, расчёсываюсь и тут замечаю на полочке подвеску на цепочке. Голова лиса, судя по всему, серебряная. Беру в руки, любуюсь тонкой работой. Узкая мордашка, хитрый разрез глаз, ушки торчком, завитки шерсти. Серебро старое, потемневшее, только застёжка новая, бликами искрит. Наверное, Макс забыл, когда умывался. Ну или это его подружки. А чего нет-то? Хотя признаков проживания здесь ещё кого-нибудь я не заметил.
— Макс, это твоё? — спрашиваю, заходя на кухню.
— Да, — расплывается он в улыбке.
Протягиваю цепочку, и Макс, легко мазнув по моей руке пальцами, принимает её, аккуратно надевает. — Спасибо.
— Красивая подвеска, — подмечаю я, непроизвольно любуясь им.
Всё-таки спортивные парни — это всегда красиво. Рельеф мышц, широкий разворот плеч. Не то, что я. Что бы я ни делал, а всё равно останусь глистой сушёной.
— Дедушкин подарок на пятилетие. Он говорил, что ручная работа. Присаживайся, завтрак готов, — приглашает Макс.
Смотрю на стол, и понимаю, что Макс святой человек. Кофе, яичница, поджаренные тосты, джем в вазочке, порезанные овощи. Господи! Да я отродясь так не завтракал! А для него это, похоже, норма. Ну не ради меня ж он так старается, в самом-то деле.
— На пятилетие? — переспрашиваю я, садясь и начиная резать яичницу.
— Дело в том, что это украшение моей бабушки, которая умерла, когда мне только два года исполнилось. Она имела японские корни. А в Японии есть особые традиции для детей. В праздник сити-го-сан пятилетние мальчики должны посетить синтоистский храм и помолиться о долголетии. Вроде как, в этом возрасте они преодолевают ступени взросления. Этот праздник проходит 15 ноября, а я как раз родился в этот день. Никаких синтоистских храмов у нас, понятное дело, нет, да и дедушка верующим не был. Но бабушка очень хотела, чтобы со мной осталась частичка её мира, поэтому и просила дедушку подарить мне на память её подвеску.
— Ничего себе! — вырывается у меня. — Какая история. Наверное, для тебя эта подвеска много значит.
— Ну да, — улыбается Макс. — Для меня она всегда была чем-то типа оберега, талисмана на удачу. В детстве, когда прочёл про японских лисиц-оборотней, решил, что в подвеске живёт дух лисы, и просил у него помощи перед всякими важными событиями.
— И как? — улыбаюсь я в ответ. — Дух помогал?
— Не знаю! — смеётся Макс. — Но мне фартило. В общем, тема лисиц мне всегда импонировала и вчера, увидев твоих лисов, да и вообще все рисунки, я просто не мог их там оставить. Они шикарны! Я не шучу и не преувеличиваю. Я такой красоты давно не видел.
— Да ладно тебе, — смущаюсь я и утыкаюсь в чашку с кофе, к слову, просто офигенного кофе. — Тоже мне, нашёл шедевры.
— Я не вру, — серьёзно говорит Макс. — И это не только картин касается. Твои дизайны, разработки логотипов, они интересны, необычны и в то же время просты. Ты невероятным образом одной линией умудряешься передать всё. Вот у других закорючка — это просто закорючка, а у тебя это логотип Nike.
— Всё. Я сижу смущаюсь, — бурчу я.
И правда ведь смущаюсь. Вот, вроде бы, сам знаю, что неплох в дизайне, реально оцениваю себя, а от такой искренней и душевной похвалы почему-то теряюсь.
— И совершенно зря! Нечему тут смущаться. Я вот поражаюсь, что ты в этой оперативке забыл с твоим-то талантом.
— Ну как что забыл? — усмехаюсь. — Опыт работы. У меня он нулевой.
— То есть ты не планируешь там задерживаться?
— Нафига бы мне это?
— Это здорово, — сияет Макс улыбкой. — Ты явно выше всей той текучки, которой приходится там заниматься. Тебе бы в настоящую дизайн-студию, работать над настоящими достойными проектами.
— О! — закатываю глаза. — Ну, мечтать не вредно.
— Да почему же? Всё вполне реально! — энергично говорит Макс. — Нужен хороший старт, а это я вполне могу обеспечить. Мы запросто смогли бы создать с тобой отличную студию дизайна.
— Даже так?
Смотрю на Макса, на его горящие азартом глаза и… э-э-э… Он что, серьёзно?
— У тебя, судя по всему, бабла немерено?
— Ну… не то, чтобы немерено, но есть сбережения.
Лёгкость, с которой он говорит о таких серьёзных вещах, меня не взбесила, нет. Но покоробила.
— Ты, видимо, золотой мальчик, родившийся с золотой ложечкой во рту. Так? Отец небось и квартиру, и машину подарил. Не приходилось никогда в общаге кантоваться и однушку с клопами делить. Вкус растворимого кофе, полагаю, тебе тоже не знаком. Тогда встречный вопрос: что в оперативке делаешь ты? Легенда о том, что отец послал жизни учиться, выглядит неубедительно.
Выговорив всё это, запоздало соображаю, что перегнул малёха палку. Явно перегнул. Вон у Макса улыбка с лица сползла и лицо помрачнело.
Блин. Он мне помог, восхищается моими работами, взбодрить, видимо, пытается, а я… Как всегда, короче.
— Кхм… — кашляю. — Прости, что наехал. Не хотел. Но меня правда немного вырубает, когда мне начинают говорить, что всё будет легко, стоит только захотеть.
На губах Макса появляется чуть заметная скованная улыбка, а глаза немного светлеют.
— Ничего, — говорит он. — Ты тоже прости. Я понимаю, что выгляжу странно. И растворимый кофе мне действительно не знаком — тут ты прав. А вот насчёт отца…
Взгляд Макса стекленеет, а улыбка становится какой-то приклеенной.
— Эту квартиру мне подарил дедушка, а вот отец пытался отнять. Он у меня вообще всё отнять пытался.
— Это как? — удивляюсь я.
— Тут стоит начать с того, что богатым и обеспеченным был именно мой дедушка, отец женился на матери из-за денег и сразу начал свой бизнес. На меня ему было плевать. Мать… — Максим хмурится. — То ли она всегда была немного неуравновешенна психически, то ли после родов это началось, в любом случае в итоге её отправили в психушку, и там она покончила с собой. В общем, когда мне было где-то восемь лет, меня забрал к себе дедушка. Он и воспитывал, и растил, и заботился обо мне. Он мне дал очень много и не только в плане материального. Но два года назад его не стало, и вот тогда я впервые за много лет встретил своего отца. Он захотел отсудить себе всё, что дедушка мне оставил. А это немало: фирма, квартиры, сбережения. Два года он пытался это провернуть. Два года шли тяжбы. Но вот пару месяцев назад всё закончилось. У отца не осталось ни единого шанса. И под конец он, брызжа слюной, крикнул мне, что я никто без дедушкиных денег, ни на что не способен и всё в таком духе.
Макс говорит спокойно, отстранённо, будто бы не про себя рассказывает. А я офигеваю.
Вот так история! Не-ет! Уж лучше прозябать в общаге и с клопами в однушке, чем тягаться с собственным отцом. Бред какой-то. Бедный Макс. Каково ему было все эти два года?
— Скотина твой отец, вот кто, — говорю я. — Он ведь сам на деньгах женился.
Лицо Макса светлеет грустной улыбкой, а стекло в глазах тает, они становятся живыми, тёплыми.
— Именно так, — вздыхает он. — Я ему конечно, напомнил, что он сам без дедушкиных денег ничего бы не добился, но его слова крепко засели во мне. Я хотел доказать сам себе, что могу, как обычный выпускник, начать с нуля, устроиться на обычную работу. Может, для тебя это выглядит странным закидоном, да честно, и для меня сейчас это выглядит странным закидоном, но я правда, искренне хотел доказать сам себе ну и отцу тоже, что я могу. Могу без протекции, без поддержки. Я реально сначала думал устроиться официантом. Но отмёл эту мысль, потому что меня могли увидеть знакомые и не понять. А потом мне попалось на глаза объявление, что в вашу оперативку требуется дизайнер, и я решил попробовать, взял отпуск в фирме и пришёл к вам. Вот так. Я ненормальный, правда? — смущённо улыбается Макс.
— Да не то слово, — качаю головой и усмехаюсь. — Ну вот два месяца ты там проработал и что понял?
— Понял, что я довольно фиговый дизайнер.
Макс смеётся, и я тоже прыскаю.
Он конечно, ненормальный, но парень хороший и весёлый.
— Не, ну серьёзно. Я посмотрел на тебя, на твои работы, даже на те, которые ты делал на отвяжись, понял, что такого уровня мне не достичь никогда. Ещё понял, что каждому своё, и если я действительно хочу начать что-то с нуля, то я хочу это начать с тобой.
Сказав это, Максим замолкает и смотрит своими тёмными глазищами прямо в душу. Смотрит так, что я и сказать-то ничего не могу. Не верю я в то, что вот прям так запросто с нефиг делать, можно создать и раскрутить дизайн-студию в нашем захолустье. Но убеждённость Макса, кажется, непрошибаема. Он уверен, что у него всё получится.
Ну вот, кстати, у него-то может и получится. Это у меня бы не получилось. Я в дизайне хорош, а в продаже — нет. А вот он — наоборот. Так что его мысль, может, не такая уж и дикая. По крайней мере, эту мысль стоит подумать. Как-нибудь. Но не сейчас. Сейчас нужно быстро-быстро доедать и на работу, а то засиделись.
— Я учту твоё предложение, когда буду увольняться, — хмыкаю я, а Макс в ответ улыбается.
Дальше мы в темпе собираемся, едем в оперативку и умудряемся даже не опоздать. Но возле двери уже торчит заказчик, приехавший за партией визиток. И тут выясняется, что я вчера всё-таки накосячил и распечатал не то. Слушая негодования заказчика и высчитывая, сколько у меня в этом месяце останется от зарплаты, трясущимися руками я отправляю на печать то, что нужно, а потом, сцепив зубы, режу визитки. На это уходит уйма времени, так что даже шеф успевает прийти и добавить порцию своего недовольства и ворчания.
В общем, за макеты я сажусь раздёрганный и злой. И не могу понять, как вышло, что распечатал не то. Я ведь вчера всё на десять раз перепроверял. Как же это получилось? Так ничего и не поняв, погружаюсь в работу. Вернее, пытаюсь. Потому что постоянно кто-то приходит и нужно отрываться распечатывать то одно, то другое. Обедать я иду только в три часа абсолютно вымотанный. Сажусь в уголок, жую бутер и утыкаюсь в телефон.
И первое, что вижу — смс.
Не нужно открывать. Я понимаю — не нужно. Но открываю. Читаю:
«Где ты был, сучка?! Где ты был? С кем шлялся? Трахался, гадёныш? Да? Я тебя найду. Обещаю! Найду! И выебу. В рот выебу. Свяжу тебя, привяжу к кровати и буду трахать в рот. А потом в жопу твою вертлявую. Буду трахать и кончать в тебя, пока сознание не потеряешь. Ты у меня на следующий день не встанешь…»
Выключаю. Борюсь с желанием швырнуть телефон об стену.
Не могу это читать.
Вообще уже больше не могу. Ничего. Всё достало. Пошли все к чёрту. Бросить это дерьмо. Просто бросить и уйти. Куда? Да хоть куда-нибудь. Опыт у меня уже какой-никакой есть. Прорвусь. Да хоть по инету фрилансить буду. Всё лучше, чем это говно.
Короче, реально. Сегодня же пишу заявление.
С таким настроем возвращаюсь к компу, и тут же ко мне подкатывает блондинко. Вот блондинко и есть. А нужно ей разработать логотип вот прям сейчас. Можно, конечно, и к понедельнику. Но лучше прямо сейчас. Я жы дизайнер!
Я считаю до пяти про себя, выдыхаю и, натянув свою самую мерзкую улыбочку, начинаю объяснять блондиночке, глядя в её рыбьи глазоньки, что сейчас время уже четыре часа, мы закрываемся в семь, то есть рабочего времени у меня осталось три часа. Потом показываю кипу заказов, которые мне по-хорошему к понедельнику-вторнику нужно доделать, и наконец объясняю, что логотипы просто так по щелчку пальцев не делаются, а хорошие логотипы тем более. Когда же блондиночка заявляет мне, что до понедельника ещё целых два дня, оказывается, я стираю со своего лица улыбку и, чеканя каждое слово, сообщаю ей, что эти два дня — мои законные выходные, в которые я собираюсь отдыхать, а не рисовать ей логотипы. На этом я ставлю точку и выпроваживаю девушку, а, вернувшись, встречаю неподдельное восхищение в глазах Максима. И сажусь добивать макеты.
Увольнение увольнением, а работу доделать нужно. Я же её взял.
До конца дня я не поднимаюсь, не отвлекаюсь даже, работаю, как заведённый. Как робот. Парочку простеньких макетов у меня берёт Макс, так что каким-то чудесным образом успеваю добить всё. И ровно в семь часов калякаю одеревеневшей рукой заявление об увольнении. Шеф под вечер не явился. Ну и фиг бы с ним. Значит в понедельник заявление найдёт.
Всё ещё в состоянии робота выхожу на улицу и стою. Не знаю, что делать.
Домой бы сейчас, завалиться бы спать, чтобы проснуться завтра и там уже что-то решать. Но ведь и домой мне нельзя. Я как подвешенный.
Сзади подходит Макс и кладёт руку на плечо.
— Поехали ко мне, я приготовлю что-нибудь вкусное, посидим, выпьем вина, может, фильм посмотрим, — говорит он тихо. — Как ты относишься к красной рыбе?
Этот вопрос меня добивает, и я прыскаю.
— Я уже не помню, когда её ел, — отвечаю сквозь усмешку.
— Тогда решено — приготовлю рыбу, — бодро вещает Макс и, взяв меня за руку, ведёт к машине. — Только сперва заедем купим её.
И мы едем. Останавливаемся возле одного большого торгового центра. Я не хочу никуда вылезать, но Макс выманивает меня обещанием показать место, где водится вкуснейший кофе. Этим местом оказывается маленькая кофе-точка на первом этаже центра, с виду ничего презентабельного, но кофе там воистину божественный. Макс оставляет меня там релаксировать над кружкой с напитком, а сам убегает в продуктовый.
Я стою, потягиваю кофе, разглядываю витрины напротив.
Вот этот бутик с шапками выглядит слишком аляписто. Бижутерия рядышком неплоха. А вот кондитерская вообще блеск. Баннер такой приятненький, вкусный, и свисающие пончики отличная идея.
Стоп. Так это ж моя идея. И баннер тоже мой. Я его делал.
Для Вишневского.
Несмотря на стаканчик с горячим кофе, пальцы у меня холодеют.
Потому что я вижу его — Вишневского.
Он с широченной маньячной улыбкой идёт прямиком ко мне.
— Елисе-ей! — тянет он, а меня прошибает от этого голоса дрожь. — Какая встреча, Елисей. Я так рад. Позвольте вас угостить…
Он подходит совсем близко. Он тянет руку. Он касается меня. Касается!
Не-ет!
Отшатываюсь. Расплёскиваю кофе. Пытаюсь сделать шаг назад…
Но тут сильные руки хватают меня и отстраняют. Заслоняют.
Широкая спина, чёрная куртка. Макс. Стоит, заслоняет меня от Вишневского. Что-то говорит. Выговаривает. Требует не трогать меня, не преследовать, не писать. Угрожает полицией.
Потом крепко сжимает мою руку и выводит на улицу.
Вдыхаю морозный воздух. Наполняю лёгкие прохладой, и она несёт успокоение. Дрожь постепенно унимается.
— Прости, прости, Лис, — слышу встревоженный голос Макса. — Я тебя сюда привёл. Дурак я! Совсем из головы вылетело, что это его кондитерская. Но я правда не знал, что он тут будет. Никогда его тут не видел. Там другие продавцы обычно за прилавком. Я даже покупал у них что-то. Выходит, он следил, что ли, опять? Или случайно совпало?
Пожимаю плечами.
Я не знаю. Ничего не знаю. Мне хочется убраться отсюда подальше.
Макс всё понимает и ведёт к машине.
Всю дорогу до дома он успокаивает, пытается взбодрить меня, говорит, что если Вишневский ещё хоть раз сунется ко мне, то Макс его поколотит и в полицию потащит. Я лишь усмехаюсь и мысленно благодарю Макса.
Интересно, что бы я без него делал? Как бы справлялся с этим кошмаром в одиночку? Мне ведь даже переночевать здесь не у кого. Все друзья, какие были, остались там, в родном городке, а здесь друзей у меня так и не появилось. Не компанейский я парень, что тут ещё скажешь? Даже днюху свою последнюю в одиночку отмечал. Как раз накануне с Олегом расстался и забурился в клуб, и колбасился там всю ночь, сам себя не узнавая. Нажрался в хламину, танцевал, как добрался до дома, уже сам не помню, всё воскресенье провалялся в отрубе, а в понедельник с больной головой на работу. И в тот день тогда к нам заявился Макс. Свеженький весь такой, сияющий. Ух как же он меня взбесил тогда своей жизнерадостной улыбкой и навязчивыми попытками познакомиться, задружить. Наверное, тогда-то у меня и сложилось мнение о нём, как о выпендрёжной занозе, и я отгораживался от него всеми силами. А он оказывается отличный парень. Выпендрёжник, конечно, но это не страшно. Наверное, ни один мой друг не возился бы так со мной, как это делает Макс.
Зайдя в квартиру, Максим сразу идёт в ванную. Вот ведь чистоплюй. А потом приглашает меня: