Не хочу вдаваться в объяснения, раскрывать причины своего поступка. В этих откровениях нет потребности, я уже знаю, что Кира сегодня уйдет и не вернется. Она не сможет продолжать наши отношения, так как будет думать, что всего лишь любовница и этот статус никогда не изменится.
— Я, наверное, пойду, — смотрит сдержанно, без истерики, с достоинством возвращается к столу, забирает сумочку.
Смотрю ей вслед, жду, что оглянется, возможно передумает, но Кира верна себе. Она открывает дверь и уходит. Уходит не только из моей квартиры, но и из моей жизни.
Как только раздается хлопок входной двери, беру в руки свой мобильник. Снимаю блокировку с экрана и скриплю зубами.
«А у нас будет мальчик и девочка» — к этому сообщение еще прилагается фотография, на которой Оксана стоит возле зеркала и к своему выпуклому животу, обтянутом футболкой, прикладывает две пары пинеток: голубого и розового цвета.
У меня будет сын и дочь.
32 глава
Просматриваю счета. На первый взгляд все тоже самое, что и раньше, но что-то не так. Плюс напряженная Мальцева рядом тоже не расслабляет.
— А зачем тест ДНК во время беременности? — вот что не отпускало.
Оксана Львовна смотрит на меня неподвижным взглядом, я сужаю глаза. Заминка едва заметна, потому что она потом встряхивает головой и улыбается. Что-то здесь не так…
— Это формальность. Точнее в документах она прописана, а по факту ничего такого не делается. Мы ведь знаем, кто мать и отец детей.
— Конечно, в противном случае на вас и на клинику подал бы в суд за невыполнение условий и договоренностей, — очаровательно улыбаюсь, доктор вздрагивает и тут же берет в руки карандаш.
— Я все прекрасно понимаю, Натан Якович.
— И еще, — вздыхаю, откладываю в сторону бумаги. — Может Оксану направить к психологу? Справки о ее психическом состоянии нет?
— Перед тем как подписать договор с центром, она проходила собеседование с психологом. Оксана четко представляет, что она делает и для чего, как к этому относиться.
— У меня лично возникли по этому поводу большие сомнения. Можно я еще раз взгляну ее личное дело?
— Зачем? — довольно резко спрашивает Мальцева, зажимая в руке карандаш. Выдавливает улыбку, кивает. — Да, конечно. Сейчас постараюсь найти, на столе всегда так много документов. Где же ее личное дело? — начинает перебирать сбоку папки, перекладывать с места на место бумаги. Я терпеливо жду.
Не просто так мне интересно взглянуть на дело Оксаны. Вчера, когда заезжал к ней на квартиру, она вела со мной себя так, словно мы пара. Пришлось еще раз напомнить субординацию, условия нашего сотрудничества. Обиделась, расплакалась, сказала, что я совсем бесчувственный и мог бы подыграть. Надавила на то, что дети все чувствуют в утробе, назвала себя матерью. Где-то между слезами и причитаниями потребовала, чтобы я прикоснулся к ней, наладил контакт с малышами. Конечно, ничего подобного не сделал, стойко перенес истерику, не поддавшись ее намекам.
— А что вы хотите узнать? — спрашивает Мальцева, все еще продолжая поиски.
— Личные данные.
— Она замужем. Года четыре точно. Есть сын. Есть падчерица, правда, та уже взрослая дама. Что еще вас интересует? По состоянию здоровья все у нее отлично.
— Вам не кажется, что она ведет себя так, словно имеет права от меня что-то требовать и называть себя матерью детей, которые ей неродные? — внимательно смотрю на зажатую Оксану Львовну. Что-то ее тревожит.
— Это гормоны, уверяю вас, что когда она родит деток, все станет на свои места.
— А зачем ей деньги?
— Я не знаю, — слишком поспешно отвечает, опуская глаза. — Думаю причина есть, ведь вынашивать чужого ребенка — это не хобби.
— Она первый раз попала в банк суррогатных матерей или вы уже имели с ней дела?
— В банке она давно, а вынашивает детей первый раз.
— Значит она до конца не понимала, что значит вынашивать ребенка?
— Вы на что намекаете?
— Мне не нравится, как Оксана ведет себя со мной. Ощущение, что я ей муж и всем обязан. Она забывается, устраивает мне сцены, драматизирует и манипулирует беременностью. Я уже подумываю, а не ввести ли за это штрафы, чтобы она держала себя в руках.
— Я поговорю с ней на следующем приеме, — вздыхает Оксана Львовна. — Кстати, — откуда-то из ящиков достает что-то, протягивает мне.
Осторожно беру и понимаю, что это снимок с узи. Улыбка сама по себе трогает мои губы. На снимке отчетливо видно двух малышей.
— У них все хорошо. Развиваются по графику двойнят.
— Запишите на следующем узи видео и сердцебиение.
— Конечно.
— С Оксаной поговорите, иначе я приму свои меры, и они ей не придутся по вкусу.
— Я вас поняла, Натан Якович.
Очень надеюсь, что этот разговор поможет Оксане одуматься. Конечно, я могу еще потерпеть, осталось не так уж и много, но нервы на пределе. Не женат, а ощущение, что имею за спиной сварливую жену.
Пиликает мобильник смс-сообщением. Достаю его из кармана пиджака.
«Купи творога. Малыши хотят сырников».
Крепче сжимаю корпус телефона, считаю мысленно до десяти. Выдыхаю.
«В соседнем доме есть магазин. Сходи и купи сама».
«Совсем о нас не заботишься. А мы соскучились по папке. Сегодня как никогда очень активны».
«Еще одно сообщение в таком духе, я начну тебя штрафовать».
«Какой ты грубый!»
Желание свернуть шею Оксане растет с каждой минутой и крепчает с каждым моим вздохом. Нужно выдержать два месяца. Два месяца и я больше никогда не увижу эту женщину.
— Ты Мальцеву давно знаешь? — разрезаю ножом мясо, поднимаю на Никольскую глаза. Она вопросительно изгибает бровь. — Кто тебе ее посоветовал?
— Какие-то проблемы?
— Не уходи от ответа, Маша. Я первый задал тебе вопрос.
— Мне ее посоветовал врач, у которого я наблюдалась. А что?
— А ты не пробивала ее?
— Зачем? Клиника, в которой она работает, очень ценит свою репутацию и не будет кого-то сомнительного брать к себе на работу. А что тебя в ней не устраивает?
— У меня ощущение, что она где-то накосячила, но я не понимаю где. Плюс Оксана называет меня папашей, хотя я представился как адвокат своего клиента. Значит Мальцева проболталась. Это уже нарушение договора.
— Ощущение, что из этой Оксаны делаешь дуру, возможно, она просто догадалась. Адвокаты клиента так не суетятся вокруг суррогатной матери, а клиент ни разу не проявил интерес, — Никольская выглядит довольна собой, что сумела объяснить странное поведение мамаши, но делаю вид, что соглашаюсь.
Однако, остаюсь при своем мнении. Нужно поискать информацию о Мальцевой. Не дипломы и прошлые места работы, а что-то такое, что очень хорошо прячут.
— Я так понимаю, Вера Семеновна согласилась? — выдергивает голос Маши из задумчивости.
— Да. Приезжает на майские, как раз все рванут в Сочи, а она из него. Она помогает обустраивать дом, мы с ней по скайпу обсуждали детскую, некоторые детали по дому. У меня иногда возникало чувство, что я разговариваю с Элей. Не раз ловил себя на мысли, что жена бы точно такие же шторы выбрала, обои, мебель.
— Ты по ней до сих пор скучаешь?
Опускаю глаза на мясо, накалываю кусочек на вилку. Вкуса совершенно не чувствую. Скучаю? Стараюсь об этом не думать. Время не лечит, время притупляет, время заставляет тебя жить другим, чтобы прошлое не забирало тебя в свой добровольный плен.
— Я стараюсь о них не думать. Может быть неправильно поступаю, но пока как-то так. Годы идут, боль притупляется, появляются новые заботы, хлопоты и некогда прочувствовать свою горечь.
— Когда у тебя родятся дети, поверь, времени думать о чем-то вообще не станет. Я с Ясей порой не успеваю ничего, все тороплюсь, все пытаюсь и там успеть, и на работе быть в ритме, а у тебя двое… Ты вообще представляешь, как будешь справляться?
— Справлюсь. У меня нет жены, которая бы требовала внимание, дети займут самое главное место в моей жизни.
— Придумал уже имена?
— Нет, — смеюсь, вижу, как на телефон приходит сообщение от Оксаны. Морщусь, не читаю.
Разговариваем с Никольской о делах в офисах, обсуждаем некоторых судей, кадровые перестановки в судебной сфере. Опять светится телефон. В этот раз Оксана звонит. Я не хочу с ней разговаривать, Маша молчит, смотрит с интересом, как я поступлю. Не отвечаю.
— А если что-то серьезное?
— Эта женщина беспокоит меня только по пустякам, поэтому я сомневаюсь, что там случилось нечто ужасное.
— Это беременная женщина. Сколько у нее недель?
— Без понятия. Знаю, что май восьмой месяц, — тревога Никольской передается мне, я уже нервно кручу мобильник в руке. От Оксаны можно ожидать чего угодно, только вот если возникнут проблемы с малышами, она у меня будет отвечать по полной программе.
Звоню. На пятом гудке нервы уже взвинчены, злюсь на себя за то, что не ответил. Вдруг тут будет моя вина. Я же не поднял трубку. Когда перезваниваю, и Оксана не отвечает, резко встаю, торопливо хватаю свои вещи со стола. На Машу не смотрю.
— Я тебе позвоню, — тихо говорит мне в спину Никольская.
Прыгаю в машину, молюсь, чтобы не было никаких пробок. Мое воображение рисует валяющую без сознания Оксану в луже крови. В ушах уже стоит вой сирен, представляю встревоженные лица врачей, как ее увозят в операционную и передо мной закрывают дверь. Оставляют меня наедине с неизвестностью и страхом.
33 глава
Я не могу потерять этих детей. Не могу. Дело даже не в деньгах, а в том, что за все эти месяцы мысль о детях грела меня ночами, заставляла двигаться вперед. Они еще не родились, а я уже с интересом посматриваю на разные игрушки, которые буду им дарить. Читаю на досуге книги по воспитанию, детскую психологию. Я восполнял с ними пробелы, которые были у меня с Эмилией и Эльмиром.
Мне требуется больше сорока минут доехать до дома, в котором снимаю квартиру. Неправильно паркуюсь, но плевать. Бегу к подъезду, своим ключом открываю дверь. Лифт по моим меркам ползет вниз слишком медленно. Вверх скорость его не меняется.
Возле двери замираю, пытаюсь выровнять дыхание. Сердце набатом бьется у меня в груди. Во рту сухо. Дрожащей рукой вставляю ключ в замок, поворачиваюсь его. Хорошо, что нет щеколды, иначе пришлось бы вызывать слесарей.
В квартире тихо. Иду в кухню-гостиную. Оксана не валяется на полу без сознания. На кухне бардак, крошки, обертки. Настоящий свинарник.
В спальне и ванной мамашу по договору я не нахожу. Повсюду разбросаны вещи, в ванной кучей валяются грязные вещи. Оксана не любитель порядка и чистоты выходит.
Испуганное сердце начинает успокаиваться, нервы по-прежнему натянуты.
Где ее черт носит? Что случилось? Может сама «скорую» вызвала и ее увезли?
Волна паники вновь накрывает, возвращаюсь на кухню. Нахожу стакан, споласкиваю его и наливаю воду. После того как все выпиваю, достаю мобильник и вновь звоню. Какая-та тупая мелодия раздает из-под пледа на диване. Конечно, там нахожу мобильник Оксаны. Блокировки нет, поэтому я просматриваю все вызовы. «Скорой» среди них нет. Зато «Мася», «Хава», «Майка» полно.
Хлопает входная дверь, телефон кидаю на плед, оборачиваюсь. Походкой медведицы или утки вплывает Оксана собственной персоной. Жива, здорова, еще при виде меня ухмыляется.
— Явился, не запылился. А мне пришлось самой идти в магазин, жутко захотелось мороженного, — ставит пакеты на стол, поспешно засовывает пустые обертки в мусорный пакет, крошки сметает на пол. Поглядывает на меня через плечо.
Прикрыв глаза, сжимаю пальцами переносицу, пытаюсь унять головную боль. Чувствую, как рядом останавливаются. Открываю глаза. Оксана протягивает мне пластинку обезболивающего и стакан с водой.
— Вижу, что голова болит. Мой муж тоже так зажимает переносицу, когда молоточки бьют по вискам.
— Спасибо, — забираю таблетки и стакан. Оксана отходит от меня.
— Перекусить не желаешь?
— Нет.
— А зря, я вчера приготовила вкусные отбивные с макаронами. Чем ты питаешься? По ресторанам ходишь? А детей чем будешь кормить?
— Оксан, к чему эти вопросы? Тебя вообще не должно волновать, что будет с детьми.
— Может меня волнует их папочка, — хитро щурит глаза, я качаю головой. — Да ладно, чего ломаешься. Я сразу поняла, что ты заказчик, просто адвокат не стал бы так суетиться.
— Раз поняла, чего ты дергаешь меня?
— Ты не женат, а я вынашиваю твоих детей… — игриво ведет плечом, у меня от этого жеста начинает болеть голова еще больше. Еще не хватало мне тут смотреть на беременную соблазнительницу.
— Ты замужем, у тебя есть сын, падчерица, — Оксана морщится, отворачивается. — Не понимаю твоего интереса ко мне? Как женщина ты мне неинтересна.
— Некрасивая?
— Не в моем вкусе, — ставлю стакан на стол, сажусь на стул. — Давай обозначим границы раз и навсегда. Тебе по сроку еще ходить два месяца, чтобы не было проблем с получением денег, ты исполняешь договор, ведешь себя адекватно, соблюдаешь рекомендации Мальцевой. Ты меня услышала?
— Да. Но… — прикусывает губу, смотрит перед собой. На ее лице сначала появляется растерянность, потом тревожная задумчивость. — Да, я тебя услышала. Деньги мне нужны.
— Вот и славно. Думай о них, о детях и по итогу все будет хорошо, — немного молчу, смотрю на спину Оксаны. — Если не секрет, зачем тебе деньги? Квартиру купить?
— А суррогатными материями становятся только из-за того, что нужные деньги на квартиру? — кладет руку на живот, опускает ее ниже. Я слежу за ее движениями, сжимаю стакан. Почему-то именно сейчас, глядя как скользит ее ладонь, хочется самому почувствовать шевеления.
— Без понятия, зачем женщины идут на это, — отворачиваюсь, но все еще украдкой бросаю вороватые взгляды на ее руку. Наглаживает правый бок.
— Поверь мне, не от хорошей жизни, — Оксана вздрагивает, когда признаки жизни подает ее телефон. Подходит к дивану.
— Да. Привет, — садится на подлокотник дивана, пристраивает руку на животе. Я как загипнотизированный пялюсь на женщину, кусаю щеку изнутри. — Все хорошо? Что врачи говорят? Это хорошо. Скажи, что я тоже по нему скучаю. Деньги? — смотрит на меня, я отвожу глаза в сторону. — Я постараюсь решить этот вопрос сегодня-завтра. Да, я понимаю, что кредит превышает лимит. Не переживай. Все будет хорошо. Да-да. Ладно, держись бодрячком. Пока.
Пауза, возникшая после окончания разговора, доставляет дискомфорт. Оксана осторожно подходит ко мне, присаживает на стул рядом. Я приподнимаю бровь.
— Я понимаю, что деньги обычно дают после рождения ребенка, но может ты сделаешь исключение?
— В смысле?
— Мне нужны деньги. Очень срочно. Завтра нужно оплатить операцию. Врачи итак открыли нам кредит доверия, я свои ежемесячные выплаты отсылала на лечение… — запинается, нервничает. — сына. У него рак. И сейчас он проходит лечение в Китае.
Почему-то именно Китай сейчас у меня ассоциируется с Майей. Я вспоминаю, что ее брат тоже там проходит лечение, тоже от рака. Смотрю на взволнованное лицо Оксаны. Теперь причина, побудившая ее стать суррогатной матерью, мне ясна. При этом я все чувствую какое-то несоответствие в этой ситуации.
Ее рука вновь оказывает на боку, брови сдвигаются переносице.
— Толкаются? — киваю на живот, Оксана хмыкает.
— Они довольно активны. Иногда мне кажется, что разорвут меня на части. Ночью активничают, а до обеда спят. Сочувствую тебе, если перепутают день с ночью. Савка тоже до полугода путал время.
— Савва? — в голове начинает подозрительно звенеть от этого имени.
— Ага, — кивает, потом внимательно смотрит на меня. — Хочешь потрогать?
— Нет.
— Да не ломайся уже. Вижу, что хочешь, но стесняешься, — хватает без спроса мою руку, раскрывает ладонь. Прикладывает к боку. Пальцы подрагивают, пытаюсь вырвать руку. Ощущаю пинок, замираю.
В груди становится тесно, воздуха в легких не хватает. Счастье от этого ощущения теплой волной затапливает меня с ног до головы. Медленно опускаю руку чуток ниже. Опять пинок. Без понятия один ребенок это меня пнул или разные, но позабытый восторг покалывает кончики пальцев. Губы растягиваются в улыбке, когда вновь ощущаю под ладонью шевеление.