Ксения медленно встала и поплелась на второй этаж. На душе было невероятно паршиво. «Неужели я виновата, что он остался в армии. Не-ет. Кроме меня баб мало, что ли? Он же мог любую другую закадрить. Вон Зойка на него сама вешалась. Просто он сам так решил, а я тут ни при чём. Так что на похороны я всё равно приду».
***
Утро выдалось пасмурным, но на землю так и не упала ни одна капля. Ирина стояла в кругу своих друзей и одноклассников Владлена. Она тихо плакала. После того, как Ирина подписала бумаги на похороны, с ней снова случилась истерика. Но причитать и кричать здесь она не смела. Ей казалось, что сын бы этого не одобрил. Слезы сплошным потоком застилали глаза, и она сквозь пелену смотрела на людей, приносивших соболезнования. Потом чуть не упала в могилу, когда кидала ком земли. Заботливые руки друзей Владлена сумели вовремя её подхватить. Ирина обернулась и увидела в толпе одноклассников её, которую косвенно винила в смерти сына.
— Ты! Как ты посмела явиться, тварь?! — крикнула она.
— Успокойтесь, Ирина Валентиновна, она сейчас уйдёт, — Паша быстро загородил от неё Ксению.
Олег и Женя кинулись выпроваживать девушку с кладбища. Ирина снова повернулась к могиле, наблюдая, как формируют могильный холм и втыкают в землю крест. Казалось, что она немного успокоилась, но вдруг вырвавшись из рук Севы, Ирина упала на могильный холм и замолотила по нему руками, громко крича:
— Владлен! Это не ты там! Не ты! Почему они мне тебя не показали?! Почему?!
Её попытались поднять, но неожиданно она захрипела.
— Ребята, на носилки её и в скорую, живо, — скомандовал Дронов.
Ольга побежала вслед за ними, а потом села в скорую помощь. Олег, Павел, Женя и Сева рванули следом на машине. Ребята гнали так, что приехали в больницу одновременно со скорой помощью. Побелевший врач вышел из автомобиля. Взволнованные друзья подбежали к нему.
— Сожалею. Мы сделали всё, что могли. Не довезли. Она умерла.
Ирину похоронили рядом с сыном через два дня. Проститься пришли все, только Ксении не было видно. Накануне она напилась так, что лежала дома в луже собственной рвоты, пока её одноклассники прощались с любимой учительницей.
========== Глава 20 ==========
На прикроватной тумбочке тускло горел ночник. А на кровати лежал бледный парень. Над ним склонился высокий худенький мужчина. Его лицо избороздили глубокие морщины, но было видно, что в молодости он был очень симпатичный. Потрогав узловатыми пальцами лоб больного, старик сказал.
— Слава всевышнему жара нет.
— А ты уверен, что он выживет, Ильяс? — спросила подошедшая женщина.
Это была жена старика. Маленькая, стройная старушка, с длинной седой косой и красивым лицом.
— Я хирург, а не господь бог, Фатима. К тому же мне уже семьдесят лет, и я не оперировал четыре года. Осколки я из него вынул, но он потерял много крови. У него кровь из ушей шла, а это значит, что его контузило. Повезло ещё, что он упал в траву, и его частично прикрыло от лишних глаз. Я утром случайно на него наткнулся.
Ильяс вспомнил, как утром поехал на телеге к роднику за водой, и случайно увидел в траве близ дороги что-то похожее на руку. Ильяс слез с повозки и обнаружил молодого раненого парня. Прикрыв его рогожей, старик повёз его домой, в надежде спасти.
Через пару минут Ильяс и Фатима сидели на маленькой кухне. Тут была печка, стол, пара стульев и кухонный сервант. Пол устлан простыми половиками, а окна надежно задёрнуты плотными шторами.
— А если он русский? Башир нас как бешеных собак расстреляет, — забеспокоилась жена.
— Нет, не похож он на русского. К тому же не будут они татуировку на языке Корана делать. Да и какая мне разница, кто меня расстреляет, русские за то, что боевика спас, или наши за русского. В первую очередь я доктор, сорок лет за операционным столом. Знаешь сколько я их спас: русских, армян, украинцев. Да мало ли кого. Мне теперь что, волосы на себе рвать? Ах, это же был не правоверный мусульманин, зачем я его лечил? Нет, не такой я человек, — вздохнул Ильяс.
— Ты прав, Ильяс. Будем молиться Всевышнему за мальчика. А я тебя во всём поддержу, — подбодрила его жена.
— Только вот что, недалеко русские лагерем стоят, не ровен час заявятся. Вдруг он из наших, тогда от моих трудов толку не будет. В потайной погреб, который сын делал, его спустим. Там его не найдут.
***
Владлен медленно открыл глаза и тут же зажмурился. Даже тусклая лампочка под потолком ударила по глазам своим светом, а в голове полыхнуло болью. Он попытался ещё раз разлепить веки и это ему удалось. Оказалось, он находится в каком-то месте похожем на подземелье. Прямо на пол были свалены друг на друга несколько матрасов, на которых он и лежал, укрытый тёплым одеялом. В маленькой комнатке было не душно. Откуда-то проникал воздух. Владлен попытался пошевелиться, но тело было тяжёлым, а голова болела так, что он даже не заметил, что к ноге привязана верёвочка.
— Ильяс, колокольчик, — Фатима выбежала в огород.
Мужчина тут же бросил ведро в колодец и поспешил в дом.
— Дежурь у входа. Если что, зови, — приказал он жене.
Отодвинув доски пола, старик спустился вниз с бутылкой воды.
— Очнулся, сынок? Слава Всевышнему, — улыбнулся Ильяс.
— Ты кто? Сколько я тут? — прохрипел Владлен.
— Давай, приподнимись, попей. Меня Ильяс Зармаев зовут. Раньше хирургом в городе работал, а потом тут. Здесь одна больница на все окрестные селения. Многих знаю, но тебя нет. Раненым тебя нашёл пять дней назад. Ты кто, сынок? Как тебя зовут? — щебетал старик, пока Владлен жадно пил воду.
— Я кто?! — недоумённо переспросил Владлен, напившись.
— Это я у тебя хотел спросить. Как тебя ранили, помнишь?
— Нет, ничего не помню. Совсем ничего. Постойте, но я же.… Как будто чёрная дыра в голове, даже имени своего не знаю, — простонал Садовский, хватаясь за голову.
— Что, голова болит, сынок? — спросил Ильяс на родном языке.
— Да. Как будто взрывается изнутри, — простонал Владлен на чеченском языке.
— Вот, выпей таблетку, полегчает. Я тебе сейчас поесть немного принесу, — старик вложил ему в рот пилюлю. — Пока тут поживёшь с неделю. Тебе на улицу нельзя. Не для того я тебя спасал, чтобы тебя расстреляли.
Накладывая в железную тарелку суп, Ильяс думал: «Кто же ты такой, сынок? По-русски говоришь хорошо, по-чеченски тоже. Ещё и татуировка эта странная. Наши обычно волка любят накалывать, а тут медведь. Но почему тогда надпись арабской вязью?»
Через пару минут старик вернулся в погреб, приказав жене закрыть проём в полу. Он поставил тарелку на табурет, а потом приподнял раненого на подушках.
— Давай, я тебя сам покормлю. У тебя руки плохо слушаются. И если захочешь в туалет, говори, не стесняйся. Я тебе помогу.
— Спасибо. Но я что, так и буду тут лежать? — спросил Владлен, проглотив ложку супа.
— Пока да. Тебя контузило. Ты попал ко мне в грязной камуфляжной форме без знаков отличия. Такие боевики носят, а ещё некоторые русские солдаты. Как знать, кто ты? Поэтому поберечься надо. С этой щетиной, ты окончательно на чеченца похож стал. Ты давай, кушай, а я что-то потом придумаю.
— Больно тихо вы говорите. Слышу вас плохо. Как по отчеству вас называть?
— Слух возможно со временем станет лучше. А я Ильяс Амирович. Но для тебя дядя Ильяс. Жена моя, тётя Фатима.
Владлен несколько дней провалялся в этом подвале, силясь вспомнить, кто он, но ничего не выходило. На четвёртый день он уже сам доходил до ведра стоящего в углу подвала. Ильяс приносил читать газеты, что давало возможность скоротать время. Ещё через два дня старик снял с него швы и заявил, что раны заживают хорошо.
— Вечером баню истоплю, мыться с тобой пойдем. Завтра утром фотограф придёт.
— Зачем фотограф? — удивился Владлен.
— Документы тебе делать будем.
Вечером Садовский вышел во двор дома, но не успел насладиться свежим воздухом. Старик быстро проводил его в баню, чтобы соседи не увидели. Потом Ильяс помог ему помыть спину, хотя Владлен и сам достаточно окреп. Садовский мог сам за собой ухаживать и попросил бритву. Почему-то казалось, что он никогда не носил бороды. Ильяс отказал в этой просьбе, заверив, что так будет лучше. Владлен смирился с этим, не став спорить с человеком, который его спас.
Ужинали на этот раз втроём, за плотно задёрнутыми шторами.
— Что сват сказал насчёт паспорта, Ильяс? — спросила Фатима.
— Что он скажет? Он начальник паспортного стола, ему документы оформить легко. А ещё я ему месяц назад услугу оказал. Забыла? Я сказал, что наш раненый, Равиль Исаевич Зармаев, сын моего покойного брата.
— Но Равиля же убили в апреле? — удивилась женщина.
— Да, но об этом только наша семья знает. Я свату не говорил. К тому же, он не видел Равиля ни разу. Они же в другом районе жили. А то, что возраст у них разный, нам только на руку. Мало ли у нас Равилей Зармаевых. Это как Ивановых и Петровых в России. Кстати, сват новость рассказал, вчера банду Башира взяли. Говорят, он живой был, а потом расстреляли при попытке к бегству.
— Кто такой Башир? — спросил, до этого молчавший Владлен.
— Башир Арсаев по прозвищу Пророк. Ох, и навёл он тут ужас. Хотя местные его уважали. Каждый был готов его в своём доме укрыть. Ничего не говорит это имя? — Фатима поставила перед парнем кружку с чаем.
Владлен задумался, а потом пожал плечами.
— Нет, — ответил коротко.
После того как совсем стемнело, Ильяс позволил Владлену посидеть на крыльце и подышать свежим воздухом. Это было настоящим блаженством после подвала, где стояло ведро вместо нужника. Старик сказал, что как только будет готов паспорт, можно будет выйти из подполья. Владлен мечтал об этом. А ещё хотелось хоть как-то отблагодарить стариков за спасение. Вон хоть с огородом и скотиной помогать, и то дело будет.
========== Глава 21 ==========
Четверо друзей стояли возле могилы друга и его матери. Они приехали сюда на такси, поэтому могли позволить себе помянуть стопкой водки.
— Вот и сорок дней прошло. Нужно бы памятник им поставить, — вздохнул Сева, выпив свою стопку.
— Сложимся парни, не переживайте. Вчера ко мне Ленка прибегала. Весь класс собрал денег. Крохи, конечно, но сейчас всем тяжело. А мы заколачиваем неплохо. Добавим до памятника, — произнёс Олег.
— Ага, и чтобы не железная фотография на шурупах, а портреты, прямо на мраморе. Дороже будет, но зато красиво, — поддакнул Женя.
— Согласен, — поддержал Паша.
— С квартирой их что, Дрон? — Олег стал разливать ещё водку.
— Ирина Валентиновна приватизировать не успела. Отдали нуждающимся. Теперь там семья из пяти человек ютится.
— В такой комнатушке? — удивился Павел.
— А что ты хотел, кризис, мать его, — ругнулся Дронов.
— Ну, земля им пухом, — Женя выпил водку и сморщился. — Вызывайте такси, парни. Поедем ко мне. Посидим, былое вспомним.
Уже дома друзья предались хмельным воспоминаниям. Вспомнили, как Владлен обещал отвернуть башку каждому, кто будет на уроках его матери плохо себя вести. Но они делали это, не из-за страха быть битыми. Ирину Валентиновну действительно уважал весь класс. Она у них ещё и классным руководителем была. Опекала всех как мать. К ней можно было подойти с любым вопросом. Ребята знали, что не откажет, поможет и словом, и делом. Олег вспомнил, как однажды попал в переделку и боялся сказать родителям. Ирина Валентиновна отправилась вместе с ним, чтобы парню не досталось слишком сильно. О Владлене тоже вспоминали, как заступался за них перед старшеклассниками. Как учил драться за школьным двором на пустыре.
Только Владлен никого не вспоминал, он таскал воду для бани в доме дяди Ильяса.
— Эй, ты, сюда подошёл, — вдруг раздалось сзади.
— Простите, я не услышал?
Владлен обернулся и увидел четырёх солдат с автоматами в руках.
— Я сказал, сюда подошёл?! Глухой, что ли?! Кто такой, как зовут?! — рыкнул один солдат.
— Простите его, ребята, он плохо слышит. Племянник это мой, Равиль, — поспешил на помощь Ильяс.
— Документы его тащи, дед. Посмотрим, кто он такой. Может с гор спустился, а? — осклабился молодой рыжий парень.
Ильяс пошёл в дом и быстро вернулся назад.
— Вот, мой паспорт и его. Зармаевы мы. Это сын моего покойного брата.
Рыжий со злобой выхватил паспорта, а Владлен подошёл к ним, сжимая кулаки.
— Тронешь его, урою, — процедил он.
— Тихо, сынок, всё хорошо. Больной он у нас, шизофреник. Как буйным становился, так я его на лечение в больницу отправлял. А теперь вот, война, негде лечить. У меня и справка об инвалидности имеется, — Илья подал документ.
Он возблагодарил всевышнего, что у него завалялись пару пустых старых бланков с печатями.
— Действительно, справка выдана десять лет назад. Диагноз — шизофрения. А почему паспорт новый тогда? — засомневался рыжий.
— Так это. Я же говорю, буйный он иногда. Сжёг свой паспорт по дурости, — оправдывался Ильяс.
— Да оставьте вы их в покое, товарищ лейтенант. Если мы в качестве боевика дурачка-шизофреника притащим, над нами все ржать будут.
— И правда. Пометьте в бумагах, что тут дурак живёт. Возьми документы, дед, и прячь от него подальше.
Лейтенант покосился на Владлена, у которого действительно был странный бешеный взгляд.
— Ты в бутылку-то не лезь, Равиль. Поймут, что никакой ты не дурачок, и заберут, — наставительно произнёс Ильяс, когда солдаты ушли. — Эх, давно их не было окаянных. На тебе, заявились. Говорят, сюда недавно других солдат пригнали.
— Что мне теперь смотреть, как вас обижают? — нахмурился парень.
— Что со мной случится, Равиль? Даже русские старость уважают, — пожал плечами Ильяс. — Пойду, гляну, как дрова горят.
«Несдержанный он. С крутым нравом. Видать и раньше таким был, а после контузии и подавно. Если пару стопок выпьет, то совсем с катушек слетает. Разрешил выпить с соседом. Так тот ему что-то не то обо мне сказал, а Равиль его чуть не пришиб. Хорошо, я вовремя появился. Эх, Равиль, тяжело тебе будет с таким характером. В одни глаза посмотришь, со страху помереть можно», — подумал Ильяс.
***
Профессор сидел на стуле и пил водку. Он окинул взглядом размалёванную и разодетую дочь, вошедшую на кухню.
— Куда намылилась, курва?! — скривился он.
— На работу, — буркнула Ксения.
— Знаем мы эту работу, доложили уже. И почему тебя, шлюху, Садовский бросил, тоже, — скривился отец.
— Ах, вот так вот, значит, да? Теперь я для тебя шлюха? А что же ты колбаской закусываешь, на мои деньги купленной. Сырок хомячишь и сосисочки каждую неделю. Давай, выкинь теперь всё это. Если бы не я, вы бы с матерью с голоду попухли!
— Лучше бы я сдох, чем узнать, что моя дочь в проститутки подалась. Моя дочь, дочь профессора, позорище, — пьяно промямлил отец.
— Алкаш ты, а не профессор. Профессор, тоже мне, — буркнула Ксения и пошла в прихожую.
Нефёдовы жили в разладе. Глава семейства пил. Супруга его постоянно за это ругала. А дочь вообще делала что хотела. Часто по несколько дней не появляясь дома, с разрешения Агдама, отсыпаясь прямо в клубе. Нефёдова вышла из подъезда, и столкнулась с поджидавшей её подругой.
— Привет, Лен. Чего грустим? — улыбнулась Нефёдова.
— Привет. Достало всё. Все деньги на эту ораву уходят. Младшие вообще обнаглели. То им кассету с новомодной группой купи, то ещё чего. И ведь не понимают, что сейчас не до баловства. Что я тоже молодая и жить хочу. Короче, тут одна бабка комнату сдавать хочет. Дом рядом с клубом. Я уже подписалась, что вдвоём жить будем. Типа две студентки. Берёт она недорого, а на двоих, так ещё дешевле. Ты со мной, или мне другую напарницу поискать?
— С тобой. Батя сегодня узнал, кем я на самом деле являюсь. Вечером матери доложит, и дома цирк с конями начнётся. Мать же у меня из интеллигентов, фиг знает, в каком поколении. Да и батя тоже.
Девушки дошли до остановки, а потом сели в автобус. Люди, ехавшие с ними, вытаращили глаза. Не каждый день увидишь в общественном транспорте девиц в столь откровенных платьях. Стоящий рядом с Леной мужик откровенно облизывался, пялясь на полуголую грудь.
— Эй, придурок, платье мне слюной не закапай, — шикнула Лена.
Вдруг обернулась рядом стоящая дородная мадам, а потом ударила мужика сумочкой.