– Простите, сударыня, я вовсе не хотел вас обидеть. Я знаю, что за двести лет в мире многое изменилось. Месье Вересов кое-что мне об этом рассказал. Но вы должны понять – вы оказались в нашей стране и в нашем времени, а значит, должны подчиняться нашим устоям.
Нет, я не обижаюсь. Если от моих услуг откажутся, то так тому и быть. Тогда я просто буду гостить в доме графа – наслаждаться горным воздухом и конными прогулками, практиковаться во французском языке и изучать историю – до тех пор, пока Вересов не откроет портал.
Возвращаемся в особняк Помпиду мы уже в карете. Под мерное цоканье копыт я едва не засыпаю и, чтобы взбодриться, возвращаюсь к утреннему разговору:
– А кто, кроме вас, ваше сиятельство, знает о портале в вашем доме? Вы доложили о нём его величеству?
Даже в темноте кареты я замечаю, как смущается граф.
– О, так его величество ничего не знает? Но почему?
– Я не осмелился, сударыня, – лепечет месье Амбуаз. – Месье Вересов сказал, что не только пользоваться, но и видеть портал может только тот, у кого есть определенные способности. Магические способности. Вы понимаете, ваша светлость? А я видел его! Я видел, как он светился голубоватым светом, когда в моем доме сначала появился сам месье, а потом и вы.
– И что? – не понимаю я.
– Ну, как же, сударыня? – восклицает граф. – Ведь это означает, что меня могут обвинить в колдовстве! А я уже говорил вам, что это опасно! К тому же, его величество мог мне вовсе не поверить и счесть меня сумасшедшим. Поэтому в наших с вами интересах молчать обо всём!
И всё-таки ход его мыслей для меня по-прежнему загадка.
– Но если это опасно, то зачем вам понадобилось приглашать меня? Неважно, в каком качестве – бухгалтера или статс-дамы.
Он невесело усмехается:
– Может быть, вам покажется странным, но я – патриот своей страны, и мне горько понимать, что она погибает. Я никому не могу доверять при дворе. Каждый, с кем я раскланиваюсь в дворцовых коридорах, может оказаться французским шпионом. А его величество молод и доверчив. Если я попытаюсь предостеречь его от общения с некоторыми людьми, это может обернуться мне во вред. И когда месье Вересов сказал, что он направит в Тодорию своих людей – для наблюдения и установления контактов – и обратился ко мне за поддержкой, я подумал, что как раз эти люди, которые уж точно не могут быть подкуплены французами, смогут объяснить его величеству то, что не решаюсь сделать я сам.
16. Социальные расходы
К полудню мне, как и обещал граф, из министерства привезли копию сметы с весьма подробной расшифровкой отдельных статей. Я так увлекаюсь чтением, что не прихожу в столовую на обед, и мадам Помпиду приходит ко мне сама.
– Милочка, сегодня у нас суп из грибов с улитками. А наш повар готовить его большой мастер. Такого супа не подают даже в королевском дворце. А бумаги ваши никуда от вас не денутся. И вообще – не дамское это дело. С этим мужчины и без нас справятся – им сподручнее цифры слагать. Понять не могу, чего вам вдруг вздумалось королевские расходы изучать. Да-да, Амбуаз сказал, что вы делаете это по поручению его величества, и что у вас в Америке женщины не считают зазорным и за мужские дела браться. Но послушайте опытного человека, дорогая, – здесь у нас не Америка.
Я позволяю ей увести себя в столовую, и разговор мы продолжаем уже за столом.
– Я заметила, ваше сиятельство, что двор много тратит на медицинские услуги, – я с удовольствием доедаю суп и перевожу взгляд с тарелки на сидящего напротив меня месье Амбуаза. – Неужели у докторов столь высокое жалованье?
Граф не успевает ответить – за него это делает жена:
– Это не только местные доктора, милочка. Редкий месяц в Тодорию не приезжают заграничные эскулапы. Его величество не теряет надежду вылечить свою бедняжку-сестру. Он приглашает во дворец лучших врачей со всей Европы. Но ее высочеству не становится лучше.
Я мысленно ставлю галочку напротив этой строчки сметы. Эти расходы я проверять не стану. Это не то, на чем стоит экономить. И я переключаюсь на другие статьи.
– А что за приют находится на попечении королевской семьи?
И снова отвечает Сюзанна:
– Детский приют, милочка. Его основала королева Сильвия – бабушка Рейнара Пятого. Там привечают детей, оставшихся без попечения родителей. Да-да, их и в Тодории немало, а сейчас еще добавляются те, кто бегут из Франции. Его величество не жалеет денег на благотворительность.
Ну, что же, похоже, эту статью трогать тоже не стоит. Но сумма в ней столь велика, что я не могу отделаться от неприятных мыслей.
– Надеюсь, хотя бы кто-нибудь контролирует эти расходы?
Месье Амбуаз, наконец, подает голос:
– Конечно, сударыня! Как может быть иначе? У приюта есть попечительский совет, в который входят весьма уважаемые люди.
– Да-да, милочка! – охотно подтверждает его супруга. – Я тоже в него вхожу. Мы бываем там каждый год на Рождество. Детки устраивают для нас трогательные концерты. Они накормлены и опрятно одеты, их учат ремеслу. Что же еще нужно?
Я вспоминаю роман Диккенса и чувствую неприятный холодок. Конечно, он писал не о Тодории, но разве мало желающих урвать кусок от сиротского пирога и в других странах?
– И вы никогда не бывали там в другое время? – уточняю я. – Не приезжали без предупреждения?
Сюзанна смотрит на меня с удивлением. Похоже, такая мысль даже не приходила ей в голову.
– Но зачем, милочка?
Действительно, зачем? Гораздо приятнее думать, что всё в порядке. Быть членом попечительского совета необременительно и почетно. Хотя с чего я взяла, что мадам Помпиду не права? Возможно, в маленькой Тодории все на виду, и о детях в приюте действительно заботятся.
– Если хотите, мы можем съездить туда завтра, – предлагает граф.
Кажется, он чувствует себя виноватым из-за того, что никогда не пытался проследить за теми средствами, что отпускает приюту его министерство.
Если он надеялся, что я откажусь, то я его разочаровываю.
– Отлично, ваше сиятельство!
Сюзанна неодобрительно качает головой, но на следующее утро присоединяется к нам, хоть и заявляет, садясь в карету:
– Быть может, мы лучше поедем в галерею?
Здание приюта располагается в другой – судя по всему, рабочей, – части города. Темная краска на фасаде, скрипучие ворота, из которых высыпает на улицу стайка грязновато-бледных босоногих малышей. Не знаю, в чём появлялись они перед своими попечителями, но явно не в том, что было на них сейчас.
Графиня в ужасе отступает в сторону, когда один из мальчишек пробегает по большой луже перед воротами, и во все стороны разлетаются холодные брызги.
Мы входим внутрь, и дыхание спирает от тяжелого запаха. Здесь пахнет несвежим бельем и скисшими продуктами, и Сюзанна брезгливо морщит нос.
Граф тоже в шоке, и когда на звук открытой нами двери по внутренней лестнице сбегает высокая женщина в строгом синем платье, он награждает ее свирепым взглядом.
– Ваше сиятельство! – лепечет она. – Чем обязаны?
Но он не считает нужным отвечать. Мы идем по темным коридорам, заглядывая в каждую комнату. Несколько спален с рядами детских кроваток, на которых даже нет матрасов – только набитые сеном подушки и грязные, с заплатами простынки. Кухня с большой печью, на которой в кастрюле варится жидкий суп, от запаха которого меня начинает тошнить.
На что они тратят те деньги, что отпускаются из казны? Похоже, этот же вопрос волнует и месье Амбуаза. А когда мы видим, как в сыром и холодном помещении мастерской худые, без тени румянца на лицах мальчики лет десяти орудуют тяжелыми, не предназначенными для детских рук инструментами, граф разворачивается и идет к выходу.
– Ваше сиятельство! – женщина бежит следом. – Мы не должны их баловать. Это дети улиц! Они не умеют носить хорошие платья!
Граф останавливается.
– Однако это не мешает вам каждый год отчитываться об их закупках. Не напомните, сударыня, что еще вы включили в свой прошлый отчет? Кажется, полторы сотни пальто и столько же пар ботинок? Надеюсь мы обнаружим их, когда придем к вам с ревизией.
Теперь женщина так же бледна, как и ее подопечные. Но мне ее не жаль.
17. Министерство финансов
На следующий день меня удостаивает аудиенции министр финансов Тодории – маркиз Жаккар – очень высокий и худой, как жердь. Он беседует со мной в приемной, даже не пригласив пройти в кабинет. И весь его вид говорит о том, что наша встреча никакого удовольствия ему не доставляет.
– Вам будут сделаны дубликаты необходимых документов, – холодно говорит он. – Хотя, право же, я полагаю, что мои служащие могли бы использовать это время с куда большей пользой.
Он не расположен мне помогать. Впрочем, к этому я была готова. Месье Амбуаз так и сказал утром – не ждите от маркиза даже внешнего радушия. Ну, что же, он оказался прав. Сам граф со мной в министерство не пошел. «У нас с Жаккаром давняя неприязнь. Я для него как красная тряпка для быка. Я буду ждать вас в карете на площади».
– Честное слово, сударыня, до вашего появления у меня в министерстве я решительно не мог понять, как его величеству могло прийти в голову допустить женщину к финансовым документам, – слово «женщина» он произносит с заметным презрением. – А вот теперь, кажется, понимаю.
Он разглядывает меня так явно-оскорбительно, что я чувствую, как краснею. Он полагает, что король позволил мне поиграть в аудитора лишь потому, что пленился моими чарами? Мне становится немного смешно. Я могу сказать, что даже не знакома с его величеством, но стоит ли это делать? Он всё равно мне не поверит.
– Вы полагаете, сударыня, что проблемы Тодории связаны с нашим неумением распоряжаться деньгами? Если так, то вы просто глупы. Хотя красивой женщине это простительно. Позвольте дать вам совет, ваша светлость – выбросьте ваши бредовые идеи из головы и просто наслаждайтесь пребыванием при дворе его величества. У вас, в Америке, кажется, не так много подлинных аристократов, и я понимаю, почему вы предпочли приехать в Европу. Но вы выбрали не лучший способ зарекомендовать себя.
Я разворачиваюсь и иду к дверям. Мне не о чем с ним говорить. И всё-таки на пороге я оборачиваюсь.
– Могу я снова обратиться к вам, ваша светлость, если у меня возникнут какие-либо вопросы по бюджету Тодории?
Он снисходительно улыбается:
– Конечно, сударыня!
Но я сомневаюсь, что он захочет на них отвечать.
Из министерства я выхожу в весьма паршивом настроении. Ну, ничего, главное, чтобы он прислал обещанные документы. А вопросы я могу задать и прямо на заседании государственного совета.
Я направляюсь к площади по живописной улочке с разноцветными домами, каждый из которых украшен узорными ставнями и увитыми зеленью балкончиками. Перед одним из домов я застываю в немом изумлении.
Это лавка – с большой вывеской, витриной и удобным для покупателей крыльцом. Но лавка не простая, каковых здесь полным-полно. Нет, это лавка ведьмы! На вывеске так и написано – «Волшебные снадобья мадам Легран». И над дверью висит не колокольчик, а чучело совы.
Но как же так? Ведь месье Амбуаз говорил, что в Тодории за колдовство отправляют в тюрьму!
– Сплошная бутафория, сударыня! – голос за моей спиной раздается так внезапно, что я подпрыгиваю.
Когда я оборачиваюсь, мужчина – чернявый, невысокий, самой непримечательной наружности, – склоняется передо мной в почтительном поклоне.
– Мадам Легран всего лишь умело играет на чувствах и желаниях своих покупателей. Решительно никакого волшебства!
Я отступаю на шаг.
– Но если все знают, что она – обманщица, то неужели кто-то готов платить ей деньги?
– О, сударыня, – незнакомец расплывается в улыбке, – всегда найдутся те, кто готов платить даже за каплю надежды.
Признаться, я немного разочарована.
– Позвольте представиться – Алан Дюбуа к услугам вашей светлости.
Он знает, кто я такая? И если да, то что ему от меня нужно? И вообще – насколько прилично беседовать с незнакомым мужчиной на улице?
– Я шел за вами от самого министерства. Уверен, этот крохобор Жаккар не сказал вам ничего полезного. Но даже если и сказал, то советую вам, ваша светлость, не верить ни одному его слову. А вот я, сударыня, с удовольствием добуду для вас те сведения, которые будут вам нужны.
– Да кто вы такой, сударь?
Но ответить он не успевает – к лавке подъезжает карета графа, а сам месье Амбуаз распахивает дверцу, приглашая меня внутрь.
Мой собеседник смущается, отвешивает мне еще один поклон и быстро говорит:
– Вам потребуется секретарь, ваша светлость, а мои услуги стоят недорого. Поверьте – во всей Тодории вы не сыщете более полезного для себя человека.
Я забираюсь в карету и вижу недовольный взгляд графа.
– Что от вас хотел этот пройдоха, сударыня? Надеюсь, он вас не напугал?
– Нет-нет, всё в порядке. Меня немного удивила его осведомленность. Кроме того, я так и не поняла, кто он такой.
Месье Амбуаз хмыкает:
– Он аферист – причем, довольно ловкий. Он успел поработать в нескольких министерствах – в том числе, и в моем. И отовсюду его выгоняли – да-да, за мошенничество. А что касается осведомленности... Понятия не имею, как он это делает, но он обычно знает всё и обо всём. Но связываться с ним я не советую – он из тех, кто продаст родную сестру, если за нее предложат хорошую цену.
Я смотрю в окошко кареты, и всё еще стоящий на тротуаре месье Дюбуа слегка приподнимает шляпу.
18. Государственный совет
На ознакомление с документами мне не дают и пары дней. Приглашение на государственный совет приходит так неожиданно, что у меня опускаются руки.
– Я не прочитала и половины того, что мне прислали из министерства финансов, – мы с графом сидим в его кабинете, и я рассеянно перебираю разложенные на столе бумаги. – Может быть, можно отложить мой доклад хотя бы до следующей недели?
Месье Амбуаз и сам выглядит обескураженным. Но, тем не менее, решительно качает головой:
– Вы с ума сошли, ваша светлость! Государственный совет собирается слишком редко, чтобы можно было перенести ваше выступление на другое заседание. Конечно, вы можете отказаться – но другого шанса вам не дадут.
– Но не кажется ли вам, ваше сиятельство, что это заседание было назначено столь поспешно именно для того, чтобы не дать мне времени к нему подготовиться?
Граф делает глоток из стоящего перед ним бокала с вином:
– Думаю, сударыня, так оно и есть. Но это ничего не меняет.
Он прав. Если я откажусь, они только порадуются. Наверняка у самих членов государственного совета рыльца в пушку – не зря же они так подсуетились. Отказ от доклада – это признание поражения. И по сути – отказ от работы. А это значит, что даже на выплаченный Вересовым аванс я не смогу претендовать. Ну, разве что, действительно, устроюсь поработать фавориткой.
– Советую вам хорошенько выспаться, сударыня, – граф подносит ладонь к губам, с трудом подавляя зевоту. – Примете решение утром, на свежую голову. И поверьте – никто не удивится, если вы откажетесь от доклада. Его величество не будет сердиться. Работа с цифрами – не женское дело.
Я стискиваю зубы, чтобы не ввязаться в дискуссию. У нас по статистике девяносто процентов бухгалтеров – женщины. Но они тут вряд ли это поймут.
Я не сплю почти всю ночь. Делаю выписки, считаю (а без компьютера и калькулятора делать это ох как непросто!), формулирую вопросы. Вопросов у меня много. А вот толковых предложений нет.
На некоторые вопросы утром за завтраком отвечает месье Амбуаз. Сюзанна, слушая нас, только хмыкает, давая понять, как она относится к моему желанию работать.
– Вас засмеют, милочка! – заявляет она без тени сомнения. – И будут правы. Женский ум не предназначен для сложных материй.
Я не хочу с ней спорить. Наверняка всё так и будет.
– Кто входит в состав государственного совета?
Граф промокает губы салфеткой.
– Все министры Тодории и дядя его величества – принц Этьен. Иногда собирается расширенный состав совета – тогда к нам присоединяются представители торгового и крестьянского сословий. Но это – в исключительных случаях.