— Алекс был в баре. На него напали какие-то отморозки. Он в реанимации. В коме. Отец всех на уши поставил, чтобы нас к нему пустили. С ним мама. Врачи не дают прогнозов. Но я чувствую… он умрет. Мы, близнецы, умеем чувствовать друг друга. Он умрет, Мира! Понимаешь? Умрет!
Никита наконец запрокинул голову и посмотрел на меня. В его глазах стояли слезы, а чувства, написанные во взгляде, были такими искренними, что я поверила ему тотчас. Хотя, все это время очень надеялась, что Ник просто пьян и бредит.
— Нам нужно ехать к нему! — решительно произнесла я и попыталась встать из-за стола.
Взгляд мужа тут же стал холодным и цепким.
— После того, что этот подонок с тобой сделал? После того, что сделал с нами? — процедил он таким тоном, что я поежилась.
По сути, Никита был прав. Саша сотворил непоправимые вещи, за которые его нельзя было простить… но он ведь мог действительно умереть! Был ли рядом с ним сейчас хоть кто-то? Находился ли возле Саши родной человек? Да, точно, Ник же сказал, что отец добился того, чтобы их пустили в реанимацию.
— Ты же сам сказал, что все изменилось, — сказала я тихо, протянув руку и проведя пальцами по щеке мужа. — И именно ты нуждаешься в брате, ведь так?
Выражение лица Ника оставалось таким же злым и холодным. Он смотрел на меня с прищуром, и мне было не по себе. Я смогла выдохнуть с облегчением лишь когда Никита поднялся с пола и, отряхнув брюки, отошел от меня.
— Да. Ты права. Я нуждаюсь в том, чтобы мы побыли вместе хотя бы перед его смертью.
Резко обернувшись ко мне, Ник преодолел разделяющее нас расстоянии и, рывком подняв меня на ноги, вжал в себя.
— Но еще больше я нуждаюсь в том, чтобы ты была рядом… маленькая.
Наверно, сейчас было неправильно повторять то, что я уже сказала мужу. Тем более, что Саша находился в больнице, из которой мог и не выйти… живым. И почему у меня сердце раз за разом пропускало удары, когда я думала об этом?
— Я решил… перевезу тебя в свою квартиру. В нашу с тобой, точнее. Если ты пока не хочешь меня видеть рядом — я пойму, — проговорил Ник, отстраняя меня на вытянутых руках.
Глядя на мужа, я пыталась понять, что ощущаю по отношению к нему. Помимо того, что теперь не было и сотой доли того, в чем сгорала до того, как мы с Никитой пошли под венец.
— Я… действительно пока не готова к тому, чтобы мы снова жили вместе, — призналась мужу.
Может и поступала не так, как поступают верные жены, готовые отправиться за супругом хоть на край света, но у меня не было сил идти наперекор своим желаниям и чувствам.
— Хорошо, это без проблем.
Никита устало улыбнулся мне, снова притянул к себе и поцеловал в макушку.
— Я заеду за тобой завтра. Вечером. Соберешь вещи? В квартире все готово, хоть она и… пустовата. Ну, понимаешь, там никто не жил.
— Понимаю, — кивнула мужу. — Ничего страшного, я наведу там уют.
Никита вдруг пристально посмотрел на меня и свел брови на переносице. Как будто ему нужно было решить с самим собой, можно ли мне доверить такое простое дело, как витье семейного гнезда.
— Только пока без кардинальностей, хорошо? Ремонтом займемся позже вдвоем. Или вообще переедем в дом за городом, — наконец проговорил он.
— Там решим, — туманно ответила я, и когда Ник выпустил меня из объятий, испытала странное чувство… облегчения.
— Вот и хорошо. А сейчас я поеду, маленькая, окей? — спросил он, впрочем, ответ ему был не особо нужен, потому что Ник уже направился в прихожую.
— Ты в больницу? — уточнила я, мысленно прикидывая, будет ли правильным напроситься поехать с мужем, если он собирался к брату.
— Нет. Не в больницу. У меня еще море дел. Позвоню завтра.
Он обулся, скользнул губами по моей щеке, после чего просто вышел из квартиры. Я же стояла, буквально приклеившись к одному месту, и считала гулкие удары сердца. Когда насчитала целых пятьдесят — отправилась к себе, чтобы быстро переодеться и ехать к Саше.
Часть 19. Мира
Никогда не любила запаха больничных коридоров, а сейчас, когда шла по одному из них к ожидающей меня свекрови, этот аромат показался мне таким острым, что от него к горлу подкатила тошнота.
Первым делом сев в такси, я набрала номер Ольги Станиславовны, чтобы разузнать, в какой больнице находится Саша. Оказалось, что свекровь как раз дежурит возле реанимационной палаты. Судя по ее голосу, я поняла — дело действительно плохо.
Назвав таксисту адрес, я поджала губы и принялась смотреть в окно. Мысли хаотично метались с одной на другую, но так было даже лучше. Я чувствовала — если начну думать о Саше, представлять, как сегодня увижу его в последний раз… просто разрыдаюсь прямо в машине. А нервничать мне было нельзя, хотя, как избежать этого состояния я не представляла.
— Ольга Станиславовна! — тихо позвала я мать Алекса, когда накинула на себя халат и надела бахилы.
Свекровь сидела на унылой скамье, обитой дерматином, и смотрела прямо перед собой. И кажется, даже не поняла, что к ней кто-то обращается.
— Ольга Станиславовна! — позвала я ее чуть громче, стараясь не осматриваться.
Потому что окружающая действительность была настолько убийственной, что у меня сердце заколотилось едва ли не в горле.
— О! Мирочка! — наконец встрепенулась свекровь. — Как же я рада, что ты приехала!
Она вскочила на ноги, бросилась меня обнимать. Всхлипнула раз, другой… Я поняла, что Ольга Станиславовна изо всех сил сдерживается, чтобы не разрыдаться.
— Я не могла не приехать, — заверила свекровь, кивая на скамью. — Давайте присядем. Расскажете мне, что случилось? Ник толком ничего не объяснил.
Я с усилием нажала на плечи Ольги Станиславовны, понуждая ее устроиться на скамье. Сама — расположилась рядом. Взгляд все же метнулся на дверь напротив. Видимо, там, за нею и был Саша…
— Его… он в общем, в баре был. В тот вечер, когда ты от нас уехала. На улицу вышел, уже на мотоцикл садился… Я не знаю, полиция ничего толком не говорит. На него напали… ударили по… по голове.
Она расплакалась, но как-то тихо, не навзрыд. Просто по лицу безостановочно потекли слезы, глядя на которые, я и сама испытала желание пореветь.
— А камеры? — спросила я, мысленно приказав себе не разнюниваться.
— Там ничего не видно толком… Наташа с ним твоя в тот момент была… точнее, она увидела, как Саша падает, а кто его ударил — не рассмотрела.
Мое сердце заколотилось быстрее. Значит, я была права — Алекс и Ната прекрасно проводили время вдвоем. И подруга скрывала от меня этот факт, как скрыла и то, что Саша пострадал. Но почему? На этот вопрос ответа у меня не имелось.
— Что говорят врачи? Какие прогнозы? — продолжила я расспросы и сразу почувствовала — зря.
Теперь уже Ольга Станиславовна закрыла лицо ладонями и по ее телу прошла судорога, а следом — вторая.
— Я не знаю, что буду делать, если Саша умрет, — приглушенно проговорила свекровь. — Не знаююю… Я так виновата перед ним. Он всегда был на вторых ролях.
Ольга Станиславовна отняла руки от лица и посмотрела на меня глазами, в которых плескался целый океан боли.
— Я сама его ставила на эти вторые роли. А сейчас мне жить не хочется от мысли, что моего мальчика может не стать.
Возможно, мне совсем не стоило лезть туда, куда меня не просили, но и не попытаться разобраться во всем я не могла. Тем более, что так или иначе уже стала частью того, во что меня втянули без спросу.
— Почему вы так относитесь к Саше? Он же точно такой же ваш ребенок, как и Никита, — озвучила я очевидное.
Ольга Станиславовна покачала головой. Поджала губы и отвела глаза, словно ей было невыносимо стыдно.
— Это все Виктор… Он с самого первого дня, как мы познакомились, был одержим идеей построить семейную империю. Мечтал о сыне, который станет его преемником.
— Но ведь он получил то, что желал. Да еще и в двойном размере, — не без удивления проговорила я.
У меня в голове никак не складывались воедино те вещи, которые любому нормальному человеку показались бы не сложнее примера «два плюс два».
— Нет. Нет, Мирочка… Виктор вбил себе в голову, что Александр лишь помеха. Что он будет мешать Никите стать тем, кого видел в нем отец.
Для меня это было настолько абсурдно, что я даже не стала пропускать эту новую информацию через себя. Лишь только спросила:
— Но вы же их мать, Ольга Станиславовна… В ваших силах было подарить обоим сыновьям свою любовь… Ведь если бы Алексу повезло родиться первым, то участь нежеланного ребенка постигла бы уже Никиту, я верно понимаю? — задала вопрос, который по сути был риторическим.
Свекровь снова всхлипнула и отвернулась. Нет, этим она совсем не желала отстраниться и показать, что разговор завершен. Скорее я видела, что Ольга Станиславовна находится на грани. И с каждым произнесенным мною или ею словом эта грань становится все ближе.
— Верно… — шепнула она. — Но все это — лишь моя вина. Я их мама… и когда у тебя будут свои дети, ты поймешь, насколько чудовищным было то, что я сделала и продолжала делать.
Наверно причиной были гормоны, потому что я сидела, вцепившись пальцами в жесткое сидение и чувствовала, что близка к истерике. Но хороши же мы со свекровью будем, если начнем голосить на пару в коридоре реанимации!
— Ольга Станиславовна, вы еще сможете исправить все, что сделано, я уверена, — прошептала я, и этот звук показался мне громче самого надрывного крика.
— Я очень этого хочу, Мирочка! Только бы Саша остался жить…
Она повернулась ко мне, всмотрелась в черты моего лица с такой жадностью, как будто рассчитывала на то, что я сейчас войду в палату к Алексу и воскрешу его из загробного мира.
— Вы давно здесь сидите? — задала я нейтральный вопрос, старательно переводя тему в другое русло.
Все уже было сказано, прибавлять что-либо к озвученному — означало потрошить ту рану, которая не заживет и сама по себе. Поэтому пока беседу стоило завершить.
— Я… не знаю, — выдохнула свекровь.
— Идите и выпейте кофе. Здесь есть неплохой автомат. Как выйдете, пройдете к вестибюлю по коридору. Он там. Хорошо?
Ольга Станиславовна смотрела на меня с таким сомнением, словно размышляла о том, нахожусь ли я в здравом уме или уже нет. Но все же улыбнулась и кивнула.
— Я зайду к Саше? Никто не будет против? — спросила у свекрови, когда та поднялась на ноги.
— Нет… нет, конечно. Обязательно зайди! — сказала она и, взяв сумку, направилась к выходу из реанимационного отделения.
Я решилась далеко не сразу. Несколько минут переминалась с ноги на ногу, прислушиваясь к звукам, доносящимся издалека. И пришла к выводу, что здесь было как-то по-особенному тихо. Словно и впрямь место знало о тех, кто стоял на пороге смерти, и охраняло их покой.
Матовая дверь отъехала в сторону, стоило мне приблизиться к ней, и я, сделав глубокий вдох, прошла внутрь. Меня тут же захлестнуло волной таких эмоций, от которых я забыла, как дышать.
Всего здесь было три койки. Саша лежал на крайней справа, остальные две были пусты. Если бы не мониторы, от которых к Алексу тянулись провода, и не забинтованная голова — мне показалось бы, что он просто спит.
Грудь вздымалась и опускалась размеренно, дыхание было глубоким. На лице — неподвижная маска, но черты словно бы расслаблены.
Подойдя к Саше, я скользнула взглядом по его губам, подбородку, шее… Сердце колотилось, как безумное, едва не выпрыгивая из груди. Совсем недавно я стала бы заверять себя, что это следствие идентичности с Никитой. Что глядя на Алекса я могу подсознательно представлять на его месте Ника. Но сейчас все было иначе.
Мое сердце стучало в рваном ритме потому, что я видела именно Сашу.
— Саш… Я знаю, ты не любишь, когда я тебя так называю, так что вполне можешь мне об этом сказать лично.
Господи, что я несу? Даже смешок изо рта вырвался — короткий и нервный.
Сглотнув, я прикоснулась к руке Саши и с облегчением почувствовала, какая она теплая. Сжав пальцами широкую ладонь, я сделала глоток кислорода, приправленный ароматом лекарств, и продолжила:
— Мы все тебя ждем. Возвращайся к нам, хорошо?
Конечно, он меня не слышал, но я говорила ему это прежде всего потому, что это было нужно мне самой.
— И я тебя жду… Ты же сказал, что нам с тобой нужно поговорить.
На мгновение мне показалось, что возле уголка губ на Сашином лице дрогнул мускул. Резко распрямившись, убрала руку, отпуская ладонь Алекса. Всмотрелась в безмятежные черты в надежде на то, что мне это не привиделось. Но чем больше проходило времени, тем сильнее я убеждалась в том, что мне показалось.
— Я тебя жду… — повторила сказанное, после чего развернулась и вышла из палаты.
Ждать Ольгу Станиславовну не стала. Просто покинула больницу и, вызвав такси, уехала домой. Пожалуй, волнений на сегодняшний день с меня было более чем достаточно.
Часть 20. Александр
Кто-то зовет меня. Звук пробивается сквозь толщу воды — неприятный, заунывный. Мне не хочется отзываться. Но что-то выталкивает меня наружу, и не остается ничего иного, кроме как попытаться вынырнуть из своей тьмы. Я вглядываюсь в нее, пытаясь узнать, чей это голос. Соленые брызги летят мне прямо в лицо — это волны океана? Но почему тогда они такие теплые?..
— Алекс!
Я останавливаюсь на окрик мамы. Мне так хочется пойти за ней. Почему она уже уходит? Ведь мама только что пришла. Она смотрит на меня отсутствующим взглядом и чеканит, как мой старый робот Вальтрон:
— Оставайся в комнате.
Но я не могу. Какая-то сила заставляет выглянуть из-за двери и я сразу понимаю, что так напугало маму. Оставив тонкую щель, прижимаюсь к стене, чтобы отец меня не заметил. Он злится — впрочем, как и обычно. Кажется, я никогда и не видел его иным.
— Ольга, ты опять ходила к Александру? — вопрошает он страшным голосом.
А я стою и не понимаю — почему маме нельзя ко мне ходить?..
— Я всего лишь заглянула на минутку, проверить, сделал ли он уроки, — отвечает мама.
Ее голос очень спокойный, но я отчего-то знаю — ей страшно.
— Для этого есть нянька! — гаркает отец так громко, что я вздрагиваю. — И для всего остального — тоже! Ты должна заниматься только Никитой!
— Но Алекс тоже мой сын! — неожиданно кричит мама. Я впервые слышу ее голос таким.
Это заставляет меня выглянуть из комнаты. И именно в этот момент отец заносит руку и бьет маму по лицу. Сильно. Так сильно, что мне кажется — ее голова сейчас просто отделится от тела и отлетит в сторону. И это безумно меня пугает.
— Дура! — орет он на маму. — Делай то, что тебе сказано, иначе сама знаешь, что будет!
Он снова замахивается на маму, и я больше не могу стоять на месте — бросаюсь вперед и хватаю его за ногу.
— Не смей трогать маму! — вырывается у меня отчаянно-злой вопль.
— Уйди прочь!
Отец взмахивает ногой, отбрасывая меня, как щенка. Я врезаюсь спиной в стену и падаю на пол. Это очень больно. Но мне страшно сейчас не за себя.
— Алекс, иди к себе! — мама быстро поднимает меня с пола. Не обнимает, не пытается успокоить, просто заталкивает обратно в комнату, закрывая дверь на ключ с обратной стороны.
Тьма накрывает меня с головой. И в этой тьме только я и мои бесполезные крики.
Я снова куда-то плыву. Сколько это будет еще продолжаться? Есть ли хоть какой-то выход из этой тьмы? И нужен ли он мне вообще?..
Кто-то касается моей руки. Не вижу, кто, но чувствую тепло, что исходит от этого человека. Перед глазами словно вспыхивает свет, заставляя тьму отступить. Он мучительно слепит, по-прежнему не давая ничего рассмотреть, но я чувствую — этому свету можно доверять. Я тянусь к нему, потому что откуда-то знаю — только в нем мое спасение.
— Он не пришел…
Я стараюсь говорить спокойно, но не так-то просто справиться с разочарованием, которое испытываю. Ладонь Лики ложится поверх моей ладони и она ободряюще ее сжимает.