— Я протестую! Это к делу не относится. У Олега Эдуардовича имеется алиби, — подает голос коренастый представитель Золотова.
Судья стучит молотком:
— Протест принимается.
Лютольф злится. Ему не дали огласить один из компроматов на Золотова. Однако Марк профессионально сохраняет «лицо».
— Ладно. Хотите сжато? — быстро марширует к нашему столу и хватает папку с документами. — Не буду вас томить! — Идет к судье и с шумом роняет перед ним бумаги. — Зачем искать опекуна для Стефании? Тем более человека, который не удосужился записать ребенка на свою фамилию? — Марк листает папку. — Вот, Ваша честь, видите? Это результаты анализов ДНК из государственной и иностранной лаборатории…
Судья поправляет очки и широко округляет глаза. Растерянно поглядывает на Марка.
— Вы?
— Именно. У Стефании есть родной отец. Причем зачатие произошло не естественным путем, а при помощи ЭКО. Полагаю, если Олега Эдуардовича что-то не устраивает нужно разбираться с клиникой, а не с матерью ребенка.
Судья несколько мгновений изучает документы, но они подлинные.
— А вы, Марк Яковлевич, готовы признать девочку?
— Конечно.
Ох, как помрачнел Золотов. Хотя на что он рассчитывал?
Я откидываюсь на спинку стула, блистаю улыбкой не на радость бывшему мужу. Олег до белых костей сцепил руки, сгорбился весь и пялится в столешницу.
Я оборачиваюсь к матери, которая сидит на скамье за моей спиной, но не вижу в ее глазах такого же ликования. Зинаида Федоровна крепко придерживает Стефанию и тянется ко мне.
— Настьк, а Марик не надумал сам отсудить нашу Стешу?
— Мам, ты чего?
— Не нравится мне его взгляд. Коварный. Таким палец в рот не клади…
— Уймись.
Я услышала главную вещь — Марк публично заявил, что принимает Стефанию. Горжусь этим мужчиной, как никогда. Настоящий поступок.
Судья удаляется обдумать решение, и эти минуты я не переживаю совсем. Нашептываю Лютольфу приятные словечки, заигрываю с нашей доченькой.
Зинаида Федоровна же, как на шило присела. И куда делась ее любовь к Марку?
Когда судья возвращается и говорит, что иск Золотова отклоняется, мне хочется петь и танцевать прямо в зале!
С плеч валится многолетняя, невыносимо тяжелая гора. И становится так легко и спокойно, будто бы я попала в рай при жизни.
Разве может быть настолько хорошо?
Судья продолжает излагать формальные речи. Олег топчется подле своего стола и, заметив, как я демонстрирую ему фигушку, закатывает глаза в потолок.
Когда спор заканчивается, наша сторона первыми выходит из зала.
— Может, заедем в кофейню или ресторан? — весело предлагаю.
— Лучше вернемся домой, — но именитый адвокат меня не поддерживает.
Ощущение праздника не покидает мою душу ни на минутку. Хочется отметить этот знаменательный день.
— Хорошо, — терпеливо соглашаюсь. — Тогда закажем роллы и огромную пиццу! Прощай фигура! Да здравствует новая жизнь!
Кажется, из нашего квартета радуемся только мы со Стефанией. Я, потому что отделалась от Золотова, Стефания всегда хихикает, если видит мою улыбку.
Тратим немного времени на гардероб и усаживаемся в авто Лютольфа.
У меня закрадывается желание уколоть Зинаиду и Марка за их кислые физиономии. Ладно мать, себе трагедию напридумывала, но Лютольф?
Адвокат заводит мотор и выруливает на дорогу. Я двигаюсь задницей на сиденье так, чтобы приблизиться к водительскому креслу. Ухватываюсь за подголовник и подтягиваюсь к Марку.
— Ты победил, — напоминаю еще раз о заслуге Лютольфа.
— Это было и так ясно…
О… самомнения Марка хватит на всех жителей Ватикана и еще полный чан останется. Тем не менее беспроигрышная статистика судебных дел только способствует гордыни Марка Яковлевича.
— Ты сомневалась? — продолжает Лютольф, не сводя глаз с дорожной полосы.
— Не то чтобы сомневалась, просто чуть душу богу не отдала раньше времени.
Моя искренность вызывает у Марка слабый намек на улыбку, однако, кое-какие вопросы у меня остались. Но я не могу выяснять отношения при матери. Разжигать ее бурную фантазию. Поэтому на остаток пути я прошу включить радио и хоть как-то разбавить эту гнетущую тишину.
Когда наше авто подъезжает к элитному высотному комплексу, Марк говорит Зинаиде Федоровне забрать доченьку и подняться в квартиру, а вот меня просит остаться.
Тааак.
Блаженное расслабление вновь сменяется напряжением. Больше эмоциональным. Я открываю заднюю дверцу машины, помогаю высвободить Стефанию из детского кресла и передаю малышку в руки Зинаиде. Пару секунд провожаю взглядом отдаляющуюся мать, после усаживаюсь на переднее кресло к Марку.
— Поздравляю с успешно завершенным спором, Анастасия Евгеньевна, — как-то официально начинает Лютольф. Будто мы с ним знакомы всего ничего и между нами не было любви. — Полагаю, я выполнил свою часть сделки?
Не сразу понимаю, о чем идет речь, но отвечаю взаимно на холодное рукопожатие Марка.
— Я… я благодарю тебя… кхм…вас, — от манерной подачи адвоката язык ломит называть Лютольфа на «ты».
— Теперь очередь за вами, — одним взглядом Марк пригвождает меня к сиденью и заставляет замереть. — Право на желание, которое мой отец Яков проиграл в карты твоему. Я видел лишь копию, предоставленную вами при нашей первой встрече. Оригинал где? — приподнимает бровь.
Вот же черт! Я думать забыла об этой давней записке. Из-за нее Марк соизволил взяться за мое дело практически задарма.
Я очень надеюсь, что вся его помощь и чувства были настоящими, а не за пожелтевший обрывок бумаги…
— Конечно! — аж задыхаться начала от переизбытка эмоций. — Я верну! Когда нужно?
— Сейчас.
После краткого ответа Марк резко срывается с места, но я успеваю придержаться, чтобы не стукнуться лбом о переднюю панель тачки.
— Адрес?
— Расписка хранится в ячейке «РоссГолд Банка» …
— Отлично.
Документы, подтверждающие личность у меня с собой и я могу легко забрать конверт из ячейки, написав заявление.
Возле банка Марк снова оборачивается, хочет дотронуться моей руки, но я инстинктивно одергиваюсь. Словно передо мной не Лютольф, а неукротимое огненное пламя.
— Запомни, Анастасия, я не только проникновенный к тебе мужчина, но еще и юрист. Непростой. Без обид, однако, я привык получать оплату по факту, даже если нужно напоминать.
— И тебе, вынь да положь приспичило, ехать за бумагой в день, когда я хотела отпраздновать?
Всплескиваю от негодования руками. Такое ощущение, будто Марк не доверяет мне. Или резко прекратил доверять. Неужели он думает, что я второй раз решилась бы на шантаж? Вести нечестную игру с мужчиной, которого я, кажется, люблю?..
— Будь добра, выполни условие сделки, а потом хоть в ресторан, хоть в Лас-Вегас.
Охая, лезу из машины и ковыляю на шпильках к позолоченным ступеням местного банка. Настроение мое испорчено, Марк просто спец по срыву вдохновенных чувств!
Резко дергаю дверь цвета шоколада и пальцем подзываю консультанта. Не очень приветливо говорю о теме своего приезда и прошу поторопиться с выдачей расписки на желание.
Лишь когда белый конверт оказывается у меня в руках, и я собираюсь вернуться в машину Лютольфа, призадумываюсь.
Что если адвокат специально вскружил мне голову, красиво устранил Олега, тем самым избавившись от конкурента? Теперь Марк забирает у меня финальную подстраховку — право на желание и может действовать, как ему на ум взбредет. Стефания ведь его дочь и Лютольф убедился.
Гораздо медленней я выхожу из банка. Сердце неумолимо подкатывает горлу, принуждая меня дышать чаще и остановиться на крыльце здания.
Лютольф по-прежнему восседает внутри глянцевого авто и смотрит на меня через окно неотрывно.
Мои ноги точно врастают в каменные ступеньки, и нет возможности пошевелиться. Впервые за долгие дни мне не хочется приближаться к Марку.
Лютольф не выдерживает и опускает стекло.
— Кис?
А я лишь сощуриваюсь.
Сбежать? Забрать дочку, Зинаиду и спрятаться? Так найдет ведь… Из-под земли достанет…
Делаю первый самый мучительный шаг. Следующий дается легче. Я даже улыбаюсь Марку, когда плюхаюсь обратно в машину.
— Уповаю на вашу совесть господин Лютольф, — через зубы говорю и протягиваю конверт.
Адвокат молниеносно его выхватывает, открывает и убеждается в подлинности расписки.
По лицу Марка можно считать такую грусть, что внутри все начинает леденеть и сжиматься. Лютольф разглядывает старую бумагу, слегка поглаживая пальцем буквы, написанные покойным отцом. И только бог знает, какую тоску испытывает Марк…
Стараюсь тихонечко шмыгнуть носом и смахнуть накатившие слезы…
Однако моя сентиментальность быстро развеется, когда Лютольф внезапно комкает в ладони расписку, другой рукой открывает бардачок и достает зажигалку.
Я растерянно хватаю ртом воздух, наблюдая как Марк, распахивает дверцу авто и прямо на моих глазах в прах уничтожает листок. Потом адвокат сдувает случайно залетевшие в салон остатки пепла и как ни в чем не бывало устремляет свой взгляд на меня.
— Афигеть…
— Не то слово, Анастасия… папку с заднего сиденья передай. Будь любезна.
Ничего не понимающая я молча выполняю просьбу. Хотя какую просьбу. Приказ!
Лютольф роется в бумажной стопке и выуживает из середины листок. Пробегается взглядом по печатному тексту, затем передает мне. И тут наступает время для моего удивления, точнее, вопля. До краев наполненного возмущением…
— Как ты мог?! — истошно выдавливаю из себя.
Глаза опять мокнут от слез, но теперь горьких. В моих руках оказывается копия с ужасным содержанием. Таким холодным и расчетливым, что первое желание — биться головой об стенку.
Глупая Настя… как я могла поверить в любовь?
— Небольшие формальности.
— Ты издеваешься?! Дочь по контракту! Уму непостижимо!
Это та самая бумага с моей росписью. Но теперь на ней имеется перечень требований. Например, Стефания должна находиться подле отца, проживать исключительно в его доме.
Или вот еще — я как мать не имею права препятствовать смене фамилии Стеши, возражать о перелетах ребенка в другую страну! А наши встречи будут проходить по воскресным дням недели и то при условии, что Стефания в России.
И если прочесть весь текст, то я, вообще, не претендую на собственного ребенка!
Контракт составлял лично Марк Лютольф, и я не сомневаюсь в его грамотности.
— Иуда…
— Что ты сказала? — с видом абсолютного победителя интересуется адвокат, будто не слышал оскорбления.
— Я убью тебя прямо в этой проклятой машине! Гад такой!
Едва успеваю опомниться от первой череды проблем, как получаю новый удар. Под дых. Ножом в спину.
В городе больше нет человека, который мог бы справиться с Лютольфом…
Хм…
А что если мне обратиться к Амиру?..
Бедовая идея! Тот вообще страшнее атомной войны. Сожрет вместе с костями. Не подавится. И вместо сердца у него гранитный камень. Я таких людей за километр чувствую и обхожу.
Господи!
Как всегда, мне не дают времени на раздумья и загоняют в угол. Повторюсь, импровизатор из меня хуже некуда. Однако я до последнего буду сражаться за дочь. Пусть даже мой враг — Марк Лютольф!
— Ну, я тебе сейчас устрою! Пожалеешь, что на свет родился! — кричу и сама глохну.
В секунду во мне появляется столько сил. Фантастика. Дергаюсь, чтобы наподдавать обманщику, но Марк вовремя меня перехватывает и слишком крепко сдавливает руками.
— А с этим поаккуратней.
— Ты предал меня!
— В какой-то степени, да, но ведь ты не прочла мелкого шрифта в сноске? Вы, граждане нашей великой страны, такие рассеянные. Постоянно не обращаете внимания на приписки в документах, а потом скандалы закатываете…
Глава 21
Марк.
Если рассудить, то поступок можно считать аморальным, исходя из последних событий в жизни Романовой. Но злого умысла у меня нет, ведь бумага не что иное, как филькина грамота.
Анастасия хоть и вспыльчива, но далеко не дура. Она обязательно проверила бы значимость контракта у стороннего юриста.
Я же просто хотел надломить банальность и сделать главное предложение по-особенному. Оригинально. Кажется, это не оценили.
— Какой шрифт?! — продолжает кричать взбешенная Настя и размахивать «контрактом» близко у моего лица.
Одной рукой отмахиваюсь от Романовой, другой забираю лист.
— Вот здесь, — ровно отвечаю. — Вслух читай.
Анастасия всхлипывает и дрожащей рукой тянется к бумаге. А я глубоко жалею о своей идее не потому, что передумал жениться, мне неловко за реакцию Насти.
— Контракт вступает в законную силу при отказе Анастасии Евгеньевны Романовой, — бойко начинает, — выйти за…замуж… за… — растерянно сбавляет тон, — Марка Яковлевича Лютольфа…
У Кисы моей будто запершило в горле. Она кашляет и прикрывает ладонью рот. Теперь ее рука не дрожит, а трясется как при сильном треморе.
— Приписка, — спешу объясниться и помогаю Романовой перевернуть контракт, — читай дальше.
— В… в случае принятия условий Анастасия Евгеньевна Романова получает патент на сердце Лютольфа и становится самой счастливой женщиной на планете Земля…
Пока Романова зачитывает шуточный текст, я роюсь в кармане и незаметно достаю коробочку с кольцом.
— Ну… — задумчиво морщит лоб Анастасия, — с концовкой я бы поспорила…
— Почему? — искренне удивляюсь.
— Сложно ощущать себя самой счастливой женщиной, когда вероятный супруг доводит тебя до предынфарктного состояния.
— Уже начинаю исправляться.
Я знаю, как сладко отзывается Настя на мою улыбку. Поэтому использую проверенный ход обольщения. Показываю девушке красную бархатную коробку, через секунду открываю.
Лучший якутский бриллиант огранки «принцесса» переливается в холодных лучах зимнего солнца так, что глазам больно. Камень на украшении большой и смотрится поистине роскошно.
Я уверен, что подобных колец Анастасия не принимала даже от влиятельного бизнесмена Золотова. Такое украшение блистает на пальце только у жены местного авторитета Громова и сейчас будет у Анастасии.
Я и сам вот так с лёта не смог приобрести кольцо, если не защищал бы владельца ювелирного магазина в прошлом.
По взгляду Романовой понимаю, что женщина более чем впечатлена.
Я пользуюсь ее удивлением и, не теряя времени, надеваю кольцо на безымянный пальчик.
— Оно восхитительно… — едва слышно шепчет Настя.
— Достойно тебя, — поглаживаю холодную ладонь Анастасии. — Ты согласна?
Меня сложно назвать сентиментальным человеком, однако в эту секунду я ощущаю странное волнение. Жжение в груди. Вроде и так все ясно, но я не каждый день собираюсь жениться.
Анастасия медленно моргает, а потом смотрит на меня покрасневшими от слез глазами. Округляет их шире. Улыбается в ответ на мою улыбку.
Со стороны может показаться, что Анастасия телом здесь со мной, но мыслями где-то далеко. Романова не двигается и молчит. Будто фарфоровая статуя. Красивая статуя с обворожительно-милым лицом.
— Кис? — мне нравится называть Анастасию так.
Романова слышит мой голос и словно возвращается в реальность. Слабо дергается и встряхивается.
— Я подумаю, — твердо отвечает.
— Эм… в смысле?
То ли я не понял, то ли до конца не воспринял фразу. Какого?..
— Я говорю по-ду-маю, Марк Лютольф!
Нагло повторяет и как-то резко отстраняется от меня Романова. Моя улыбка медленно, но верно ползет вниз. Чувствую на щеках жар фиаско.
Ни одна женщина не смела мне отказать ранее! А эта фифа пляшет по моей самооценке и… хихикает вдобавок!
— Что у тебя с лицом Марк Яковлевич? Будто катком прошлись…
Еще дерзит!
Делаю глубокий вдох, чтобы не повысить тон.
— Ты хоть осознаешь значимость контракта? Скажи на милость?!
— Естественно, — барыней откидывается на спинку кресла и отворачивает мордашку.
— Если откажешься, знаешь, что будет?