— Там, где мне не хватает скорости, я компенсирую выносливостью.
Вэл подавила желание закатить глаза. Из-за таких разговоров и начинают бегать на длинные дистанции.
— Ты тренируешься? Все еще занимаешься стрельбой из лука?
— Не помню, чтобы говорил тебе об этом, — сухо проговорил он.
Лицо Вэл вспыхнуло.
— О…
— Ты следишь за мной, — сказал он, слегка сжимая ее. — Как же мне теперь спать по ночам?
— Я только воспользовалась Гуглом, — горячо возразила она. — Я бы никогда…
— Успокойся. Все в порядке. Я не возражаю, если ты интересуешься моей персоной. На самом деле, нахожу эту идею очень привлекательной. — Он посмотрел на нее. Вэл была слишком смущена, чтобы встретиться с ним взглядом, не говоря уже о том, чтобы ответить. Улыбнувшись, он продолжил: — В ответ на твой вопрос — нет. Я больше не участвую в школьном клубе лучников. Я бегаю. Плаваю. Качаюсь. Да, и играю в шахматы, конечно.
— Интеллектуальный спорт, — заметила Вэл.
— Да, вполне. Хотя бег не лишен своих достоинств. Предположительно, аэробная активность увеличивает образование новых синапсов7 — и вот ты здесь. Держу пари, ты выглядишь потрясающе, когда бегаешь.
Последнее его замечание словно укол…
(Скажи мне, почему ты бежишь? Догоняешь? Или убегаешь?)
— Приходи как-нибудь посмотреть на нас.
(Я бы многое отдал).
— Возможно, я так и сделаю.
(Чтобы узнать).
***
Бег — это восхитительно.
Вэл призналась себе в этом позже, на беговой дорожке. Ей нравилось ощущение собственного тела, когда она рассекала воздух. Были моменты, после того, как она набирала хорошую скорость на треке, что она почти чувствовала, как будто невидимые крылья разворачивались за ее спиной, давая дополнительную скорость.
Она не могла винить Гэвина за его интерес, особенно после того, как ясно дала понять, что бег для нее важен. Джеймсу, конечно, не стала бы. Она должна быть польщена, правда.
К черту ее преследователя.
К черту Джеймса.
К черту Лизу.
Прошла ровно неделя после ее ссоры с Лизой. Блондинка игнорировала ее и в школе, и на Фейсбуке, и до сих пор не предпринимала никаких попыток примирения. Очевидно, ожидалось, что она, Вэл, первой пойдет на поклон. Так всегда случалось в прошлом. Но, не в этот раз.
Она перевела дыхание. Боль пронзила ее бок, заставив слегка пошатнуться. После часа бега она начала уставать. Свинцовая тяжесть поселилась в ее икрах, а в горле стоял комок.
Со вздохом, похожим на хрип, Вэл подбежала к фонтанчику. Это был грубый кран, висевший над деревянным желобом, наполненным гравием, но все, что имело значение, так это то, что вода была холодной и не слишком напоминала на вкус нерастворенный цинк. Она сделала большой, жадный глоток, подставив ладони под ровную струю воды, чтобы сполоснуть вспотевшее лицо.
— Вэл, ты вся пылаешь, — выдохнула Линдси. — Есть причина?
Вэл опустила руки, отчего лишняя вода с громким плеском пролилась на гравий.
— Гнев, — проговорила она, отдышавшись. — Лиза злится на меня по какой-то глупой причине. И я тоже злюсь на нее. Я думаю.
— Думаешь? — Рейчел, которая присоединилась к ним и услышала начало разговора, приподняла темную бровь. — Хочешь сказать, что не уверена?
— Нет, я в замешательстве. Но еще разочарована и немного опечалена. Мы давно дружим.
— Эй, если она готова пожертвовать вашей дружбой из-за чего-то настолько глупого — она видите ли расстроилась, что ты не хочешь встречаться с ее драгоценным Джеймсом? — Рейчел фыркнула. — Это говорит о ней больше, чем о тебе. Она не твоя сутенерша.
— Ага, совершенно верно, — поддержала Линдси, вытирая лоб тыльной стороной махровых браслетов. — Она мне никогда по-настоящему не нравилась.
— Как дела с Ним… с этим Гэвином? Он все еще ведет себя прилично?
Вэл напряженно посмотрела на Рейчел, но та видимо не имела ввиду ничего такого.
— Все хорошо. Он, гм, очень дружелюбен. Мы иногда болтаем в классе Искусств.
Хотя в последнее время это случалось редко.
У нее не было номера его телефона, а у него не было странички на Фейсбуке, поэтому она действительно общалась с ним только в школе. Иногда Гэвин вообще не разговаривал с ней на уроке, и Вэл все время боялась, что он совсем потеряет интерес и в конце концов забудет о ней.
Эта мысль заставила ее почувствовать себя ужасно одинокой. Без Джеймса и Лизы в ее жизни Вэл вдруг болезненно осознала, как узок круг ее общения.
— Вы уже целовались? — поинтересовалась Линдси.
— Гм, ну… да.
— И как он? — усмехнувшись, спросила Рейчел.
— Не знаю, — Вэл покраснела. — Я никогда раньше никого не целовала.
— Ой, ты покраснела? Ты такая милая. — Рейчел погладила ее по голове. — Ну разве она не прелесть?
— Еще какая, — согласилась Линдси. — Просто следи, чтобы Гэвин держал руки при себе, если ты этого не хочешь. Мы его побьем, — она ударила кулаком по ладони. — Если он будет плохо с тобой обращаться.
— Удачи тебе с этим, Чудо-женщина, — съязвила Рейчел.
Капля воды упала на нос Вэл. Она поморщилась, подумав, что это капелька пота. Потом еще одна, когда она подняла голову, прямо в глаз, и она заметила, как темнеет небо. Тучи, черные, как чернильные кляксы, накатывали, заслоняя робкий зеленоватый свет, пробивающийся сквозь облачный покров. На трех девушек подул пронзительно холодный ветер, и Вэл из разгоряченной быстро превратилась в замерзшую.
— Боже, как холодно, — Вэл, дрожа, потерла голые руки. — Похоже надвигается сильный шторм.
Линдси показала язык облакам.
— У нас, в Канзасе, такое небо не означало ничего хорошего.
— Не знала, что ты раньше жила в Канзасе.
— Я тоже. —Рейчел скосила глаза на Линдси. — Засранка. Я думала, мы лучшие подруги. Что еще ты мне не рассказала?
— Это не то, что я люблю рассказывать людям. Упоминание о Канзасе заставляет их думать, что я деревенщина или что у меня есть кузены из числа кровных родственников. — Она закатила глаза. — Как будто они не стали бы так же нервничать, если бы их спросили об их садах с марихуаной на заднем дворе и соседях-кинозвездах.
— Это просто глупо, — произнесла Вэл.
— Я не думаю о кровных родственниках, — услужливо подсказала Рейчел. — Я думаю о Волшебнике из…
— Закончи это предложение, и ты покойница, — предупредила Линдси.
— Давайте, девочки. — Тренер хлопнула в ладоши, и все трое подняли головы. — В раздевалку, быстро. Сейчас начнется ливень.
— Ну, ты же слышала тренера. Давай прыгать, Тотошка. Мы больше не на легкоатлетическом поле.
Рейчел взвизгнула, когда Линдси бросилась к ней. Они вдвоем зигзагами побежали под дождем, хихикая и крича, пока пробирались через своих усталых товарищей по команде.
Вэл рассмеялась, а затем виновато замолчала, как будто почувствовала, что ей не позволено это делать. Она посмотрела на темные тучи, нависшие сзади, и на темные трибуны. Это было жутко. Ей казалось, что за ней наблюдают, но там никого не было. Во всяком случае, она ничего не увидела.
Удивительно.
Но когда она добралась до своего шкафчика, там оказалось чисто. Никаких цветов. Никаких стихов. Никаких надписей.
Она тихо вздохнула с облегчением и закинула рюкзак на плечо. «Нет смысла переодеваться в обычную одежду», — подумала она. Та просто промокнет, а она уже вспотела. Вэл вытащила телефон из кармана спортивной куртки и набрала домашний номер, но никто не ответил.
Неужели у ее матери сегодня что-то случилось? Нет, она не давала Вэл денег на автобус.
— Давай, — проговорила она, снова набирая номер. — Мама, какого черта? Возьми трубку.
Но линия упрямо оставалась занята.
— Черт побери, — Вэл плюхнулась на скользкие от дождя ступеньки школы, и ее мокрые волосы упали ей на глаза. «И что мне теперь делать?» Она начала звонить Линдси, надеясь, что ее подруга еще не уехала слишком далеко от кампуса, когда к тротуару подкатил белый «Камаро».
Окно опустилось, и знакомый голос произнес:
— Вэл?
Она вскочила, отбрасывая волосы с лица.
— Гэвин? Откуда ты взялся?
— Задержался в классе Искусств. Помогал мисс Уилкокс. — Он замолчал. — Ты кого-то ждешь?
— Мою маму. Я заболею, если она не приедет в ближайшее время.
— Она уже в пути?
— Нет, — ответила Вэл. — Я не могу до нее дозвониться.
— Я мог бы тебя подвезти, — осторожно предложил он.
Она почувствовала укол страха и еще чего-то, похожего на предвкушение.
— Я живу на другом конце города. Наверное, тебе совсем не по пути.
— Да, но ты можешь подождать у меня дома, если хочешь. Наверняка есть кто-то еще, кому ты можешь позвонить, чтобы тебя забрали. — Когда она заколебалась, его улыбка превратилась в усмешку. — Я не кусаюсь, Вэл. Правда. Только, если меня об этом попросят.
Даже дождь не мог охладить ее лицо.
— Ладно, — пробормотала она.
— Залезай. — Он протянул руку и открыл для нее замок — ручной. Боже, эта машина такая древняя. Она открыла дверцу и скользнула на сиденье, чувствуя, что с нее капает вода на обивку и пол. — Я все промокла…
— Ничего страшного. — Он включил обогреватель.
Внутри машины было чисто и тепло, пахло кожей, кофе и лосьоном после бритья. Вэл немного расслабилась от успокаивающей смеси ароматов и стянула с себя куртку, держа ее перед горячим потоком воздуха, бьющим из приборной панели. Ее кожа была холодной и мокрой там, где соприкасалась с влажной тканью. Она снова вздрогнула и поймала его взгляд на своей спортивной майке.
Вэл прижала рюкзак к груди.
— Еще раз спасибо.
— Не за что, — сказал он.
От тишины ей стало не по себе. Гэвин не слушал музыку, и, если не считать стука дождя и рева обогревателя, было тихо.
— Надеюсь, это не странно, — выпалила она.
— Странно? — Его взгляд метнулся к ней и вернулся к дороге.
— Ты все еще ничего обо мне не знаешь. К твоему сведению, я могу быть психопаткой.
Он улыбнулся, но продолжал смотреть прямо перед собой.
— Я рискну.
— Я могла бы быть даже серийной убийцей, — продолжала она, осмелев, желая рассмешить его.
Он рассмеялся.
Гэвин жил недалеко от холмов, практически в предгорьях, в одном из больших домов. Он нажал кнопку на своих ключах, и дверь гаража распахнулась. Когда он въехал внутрь, Вэл не могла не заметить, как там чисто. Ее отец убил бы за такую спартанскую аккуратность.
— Здесь такой порядок, — сказала она, слегка крутясь. — Твой отец прибрался?
«Ох, подожди. У него нет отца», — вспомнила она. Или, по крайней мере, он нем нигде не упоминалось. Она чуть было не извинилась, но потом вспомнила, что ей не положено этого знать.
— Я сам навожу порядок, — сказал он, — спасибо. Это удобно, парковаться внутри. Не нужно промокать.
Она кивнула и перекинула куртку через руку. «Идиотка, — упрекнула она себя. — Он возненавидит тебя».
Гэвин открыл дверь, ведущую в дом. Комнаты были большие, но пустые. Она уставилась на то, что, как она предполагала, было гостиной, лишенной всего, кроме двух кресел, книжной полки, дивана и шахматного столика.
— Твоя семья не слишком помешана на телевидении, да? — спросила она.
— Я живу один.
— Ох. — Она моргнула, когда до нее дошел смысл этих слов. — О боже, мне так жаль!
— Они не умерли. Я просто не живу с ними. Уже давно. С тех пор, как мне исполнилось шестнадцать.
Вэл не сразу заговорила.
— Я думала, должно исполниться восемнадцать…
— Чтобы жить одному? — закончил Гэвин. — Технически, да. Но всегда есть исключения. Скоро ты это поймешь. Проходи, присаживайся. Я пойду заварю чай. Здесь холодно.
Вэл присела в ближайшее к шахматам кресло и снова попыталась дозвониться. Линия все еще была занята. Она положила телефон на край стола и покачала головой. Жить одному с шестнадцати лет? Она и представить себе не могла. Это звучало так одиноко. Неудивительно, что он такой странный! Ее родители не были идеальными, но она даже не представляла, с чего начать без них.
(его семья сумасшедшая)
Был ли он одним из этих… как это называется? — эмансипированные несовершеннолетние?
Гэвин вернулся в комнату и протянул ей дымящуюся чашку чая, поставив свою на стол, прежде чем сесть напротив Вэл. Он перевел взгляд с доски на ее лицо.
— Ты играешь? — спросил он, делая глоток чая.
От чашки пахло пьянящим и сладким ароматом. «Мята», — подумала она.
— Нет.
Он поставил чашку на стол.
— Я могу научить тебя. Хочешь?
Вэл уставилась на маленькую армию фигурок. Их было так много.
— Если только ты сам хочешь меня научить.
— С удовольствием, Вэл. На самом деле, игра довольно простая, как только ты поймешь, как они двигаются. Маленькие, круглые — это пешки, — он поднял одну из низкорослых фигур, составляющих первый ряд, — они могут двигаться только на одну клетку вперед за раз и всегда бьют по диагонали. За исключением первого хода, где у них есть выбор перемещения на две клетки — и при взятии на проходе8, где пешка может захватить другую пешку, которая также продвинулась вперед на две клетки.
— Пешка на проходе, — проговорила Вэл.
— Точно. Шахматные фигуры по большей части привязаны к полю, но сейчас мы не будем об этом беспокоиться, — добавил он, заметив ее замешательство. — Те, что выглядят как голова лошади, называются кони, и они двигаются в форме буквы Г, перемещаться могут в любом направлении, которое ты пожелаешь. Остроконечные — это слоны. Они двигаются и бьют по диагонали. Похожие на замки называются ладьями и могут перемещаться как по горизонтали, так и по вертикали. Они также могут быть использованы при обороне, так называемой рокировке в тандеме с королем. Мы доберемся до него через минуту после того, как обсудим его прекрасную супругу.
— Супругу? — тупо повторила Вэл.
Он поднял черную королеву.
— Да. Супруга. Королева, пожалуй, самая сильная фигура в игре. Она может двигаться, как ладья и слон вместе взятые, контролируя большие участки доски и помещая их под свою власть.
Вэл смотрела, как он кладет фигурку.
— А что может делать король?
Губы Гэвина скривились.
— Боюсь, не очень много. Как и королева, он может двигаться в любом направлении, но его сфера действия ограничена только одной клеткой. Он скорее похож на прославленную пешку.
— О, — выдохнула Вэл.
— Ну что ж, — он постучал по доске, — попробуем?
Вэл играла белыми. Она не хотела, но Гэвин настоял, и она тут же принялась за игру. Несколько раз она двигала фигуры не в ту сторону, а когда пыталась провести рокировку, то спутала ладью с ферзем. Каждый раз, однако, он бесстрастно исправлял ее ошибки, и когда она поняла, что он не собирается смеяться над ней, Вэл начала получать удовольствие.
Во многом шахматы походили на видеоигры, в которые она играла дома на различных консолях. Есть правила, и их нельзя нарушать. Иногда, правда, можно использовать их в сочетании друг с другом и играть на поле в свою пользу — но в шахматах не было чит-кодов9 для дополнительных шахматных фигур или бонусов.
Впрочем, с таким же успехом Гэвин мог и жульничать. Он был хорош. Очень хорош. Невероятно хорош. Даже будучи новичком, она могла это сказать. Он плел сложные ловушки, на так много ходов вперед, что, оглядываясь назад, безобидный ход пешки вдруг казался предвестником гибели.
Не прошло и десяти ходов, как она уже потеряла столько же фигур.
— Убегаешь от меня? — поддразнил он, когда Вэл была вынуждена отступить. — Так скоро?
— Ты все равно победишь, — запротестовала она.
— О, мне кажется, я уже победил, моя дорогая. — Он проник в ряды ее фигур и захватил одну из ее ладей, одновременно убедившись, что она не сможет спасти другую. — Я просто играю с тобой сейчас, — Он некоторое время изучал ладью в своей руке, прежде чем отложить ее в сторону.
— Зачем ты так? Это не очень приятно.
— Тогда не позволяй мне с такой легкость пользоваться твоим положением. — Он лишил ее еще одной фигуры.