Однако она замечала, что между Вэл и ее помощником зарождаются отношения. Она видела их вместе во дворе, до или после школы. Мисс Уилкокс нравился Гэвин. Он был вежлив, заботлив и избавил ее от необходимости проверять большое количество работ, взяв это на себя. Но в улыбке мальчика было что-то холодноватое, и она забеспокоилась, не слишком ли он «быстр» для такой застенчивой девушки.
Но это опять-таки не ее дело, а кроме того, у нее имелись тридцать два ученика, с которыми она должна заниматься. Если мать девочки не звонила, чтобы пожаловаться, она, должно быть, не видела никаких проблем в этих отношениях, и не дело мисс Уилкокс вставать между родителями и детьми. Только, когда студенты курили сигареты в задней комнате или убегали с дорогими масляными красками, которые она была вынуждена держать под замком, их родители ставились в известность.
Джеймс подождал пока мисс Уилкокс отойдет подальше, прежде чем повернуться к Вэл и спросить:
— Ты и Лиза, вы помирились?
С чувством вины Вэл поняла, что так и не удосужилась ответить ни Линдси, ни Рейчел, ни Лизе. Она прикусила губу, пожала плечами и сказала:
— Спроси ее.
— Я так и сделал. Она посоветовала спросить тебя.
— Почему меня?
— Потому что это ты все еще сходишь с ума.
Ради бога.
— Я не…
Дверь класса открылась, и вошел Гэвин. Его кожа была немного бледнее, чем обычно, а темные тени под глазами намекали на бессонные ночи. Он посмотрел в ее сторону, затем на Джеймса, и на его лице появилось самое ужасное выражение, когда он повернулся и сел в другом конце класса, рядом с девушкой, которая выглядела очень смущенной его диким видом.
— …схожу с ума, — запоздало закончила Вэл. О боже.
— Что ты нашла в этом парне? — продолжал расспрашивать Джеймс.
Вэл не могла ответить. Потому что она поняла, что совсем не знает себя. И после того, как ей было дано ощутить горечь мыслей, скрывающихся за этим совершенно прозрачным фасадом, по ее спине пробежал холодок, такой же холодный и ощутимый, как стакан ледяной воды, льющейся на спину. Вэл пожала плечами, стараясь не дрожать.
— Вэл?
Она еще немного покусала губу и вернулась к замку, который медленно появлялся в ее альбоме. Во рту появился медный привкус крови, густой и вязкий, напоминающий старые монеты. Ее желудок взбунтовался, и она только успела сказать:
— Я не знаю.
Неужели Гэвин слизывал эту кровь в зоомагазине?
С ним что-то не так?
Я в опасности?
— Лиза очень беспокоится о тебе. Она велела передать тебе это.
Вэл подняла глаза.
— Почему она сама мне не сказала?
— Она пыталась. Но в последнее время тебя здесь не было. — И он обвел взглядом класс.
Ох.
Вэл чувствовала тяжесть взгляда Гэвина, горячего и неизменного, как сухой жар печи. Джеймс прав. Возможно. Она работала над очертаниями замка, зарисовывая башенки, сложную конструкцию решетки и избегая смотреть на обоих парней. Нет, он, конечно, прав.
Джеймс бросил на нее разочарованный взгляд, но, получив в ответ подчеркнутое молчание, оставил ее одну, а когда прозвенел звонок, ушел, не попрощавшись. Вэл никогда не придавала большого значения мнению Джеймса, поэтому удивлялась, как его молчаливое неодобрение могло вызвать такую волну вины в ней сейчас.
Мисс Уилкокс ворчала над грязным рабочим местом Джеймса, но улыбнулась рисунку Вэл.
— Хорошее использование перспективы.
— Спасибо, мисс Уилкокс, — улыбка, но безошибочный румянец удовольствия появился на ее щеках, перекрывая на мгновение чувства отчаяния, вины и тревоги, которые смешались, чтобы сформировать спектр туманных эмоций из ее собственной внутренней палитры. — Кажется, когда я была маленькой, у меня тоже был такой набор.
Мисс Уилкокс снова улыбнулась; это была грустная улыбка.
— Он принадлежал моей маленькой дочке. Она тоже выросла.
На мгновение одна и та же невысказанная мысль повисла между ними, как капля воды, цепляющаяся за край. Все намного проще, когда ты молод. Затем мисс Уилкокс легкомысленно пожала плечами и начала приводить в порядок грязные столы.
Если бы только Вэл могла так легко избавиться от собственных чувств.
Гэвин воспользовался моментом, чтобы приблизиться, его шаги были твердыми и уверенными. «Как будто, — она не могла не подумать, — в его сознании он уже владеет мной».
— Доброе утро, — он наклонился над столом и поцеловал ее, заставив Вэл широко распахнуть глаза. Она взглянула на мисс Уилкокс, но та ничего не заметила.
— Я … э-э … привет, — проговорила она и чуть не пнула себя. Ее голос звучал так, словно она перебрала гелия. — Чего ты хочешь?
— Только поздороваться. — Он помолчал. — Надеюсь, ты в порядке.
Вэл побледнела.
— Да, в порядке.
— Хорошо. Ты так странно себя ведешь в последнее время. Я беспокоюсь.
В его словах сквозила угроза, но кому? И какая? Или ей показалось?
— Я в порядке, — повторила она.
Гэвин задумчиво кивнул и отвернулся. «Нет, мне это не показалось». Вэл, уже поднявшаяся на ноги, поспешила за ним.
— Подожди!
Он обернулся.
— Да, Вэл?
Ее имя сорвалось с его губ, как бархат, пропущенный через измельчитель.
— Помнишь, как однажды в дождь ты отвез меня домой? И учил играть в шахматы?
— Это было недавно. — Что-то в его глазах резко изменилось. — Как я мог забыть?
Вэл сглотнула. Скорее пыталась. В горле у нее постоянно вставал комок. «Его глаза», — снова подумала она. Его глаза были прекрасны: текстурированные, серо-металлические с пузырьками оникса и хрусталя, пойманными в двойных озерах его радужных оболочек — но в них не доставало глубины, они казались пустыми, холодными, и ничто, даже густые ресницы, обрамлявшие их, не могли смягчить арктический холод в этом взгляде.
— Я хотела спросить, может быть… как думаешь, ты мог бы поучить меня еще?
Он улыбнулся, и ей захотелось убежать. Это была улыбка человека, который готов съесть и кошку, и сливки, и канарейку.
— Это доставило бы мне огромное удовольствие. Ты можешь прийти завтра, если хочешь, или после моей сегодняшней смены — я заканчиваю в семь.
— Завтра будет отлично, — заставила она себя произнести.
— Значит, завтра. Мне заехать за тобой домой? Около, ну, скажем, пяти?
Она молча кивнула. Если она откроет рот, то испугается того, что вырвется наружу. Или нет.
— Тогда до встречи, — сказал Гэвин.
Глава 11
Выбирать в это утро наряд было бесполезно. Что можно надеть, готовясь к такому противостоянию? Как могут защитить доспехи, если сердце слабо? Обычно Вэл обращалась к матери за советом по моде, но в данном случае она знала, каков будет ответ. Не пытайся противостоять ему. Беги.
Хороший совет. Полный здравого смысла. Вэл не воспользовалась бы им.
Она остановила свой выбор на белой майке на бретелях, зеленом хенли на пуговицах и шортах цвета хаки средней длины, которые придавали ее заднице аппетитный вид. Лиза вообще не одобрила бы такой наряд, если бы не шорты. Она бы заметила, что Вэл выглядит так, будто должна ходить от двери к двери, торгуя экземплярами религиозной «Сторожевой башни». Вэл на всякий случай заплела волосы в косички.
Увидев ее, мать моргнула.
— Ты в этом пойдешь?
— Ага.
Миссис Кимбл, казалось, собиралась что-то сказать. Потом закрыла рот и покачала головой.
— Готова выходить?
«Готова, как никогда». — Вэл кивнула.
— У меня назначен прием у врача, так что сегодня тебе придется ехать домой на автобусе. Нужны деньги на проезд?
— Нет.
— Тогда ладно. — Мать высадила ее у ворот. — Хорошего дня.
Вэл пошла в свой класс, не в силах избавиться от ощущения, что другие ученики смеются над ней. Она сидела в углу класса Искусств, зажатая между двумя незнакомыми девушками, которые продолжали бросать на нее недоуменные взгляды. Вэл старалась не замечать их и провела следующие полчаса, делая вид, что ничего не существует, кроме вазы с фруктами, которую мисс Уилкокс поставила перед ней для сегодняшнего урока.
Делая набросок, она краем глаза изучала Гэвина. Он не пытался заговорить с ней, что она восприняла как хороший знак. Однако он улыбнулся ей. Она похолодела от того, как улыбка могла сделать его лицо очень красивым и в то же время таким жестоким. А потом она задумалась, не вообразила ли себе эту жестокость, потому что никогда раньше не зацикливалась на ней.
«Ты должна рисовать».
Просто Гэвин был само очарование. Вэл никогда раньше не встречала такого мальчика, как он: он был очень зрелым, сильным и загадочным — о, и блестящим. Даже сексуальным, призналась она себе. Но что на самом деле она знала о нем как о человеке? За последние несколько недель она провела с ним больше времени, чем с Лизой, и все же знала его меньше, чем Эмили Абернати.
Нет, еще меньше. Что-то, что не предвещало ничего хорошего.
«Не думай об этом. Рисуй».
Ее плод продолжал выходить кривобоким. Она не могла держать руку ровно. Ластик на ее карандаше был стерт до самого металлического колпачка.
Джеймс то и дело бросал на нее недоверчивые взгляды. Познания Джеймса о моде могли заполнить наперсток и еще осталось бы достаточно места для пальца, и Вэл начала беспокоиться, что перестаралась. Если Джеймс заметил, то Гэвин почти наверняка обратил внимание, и, в отличие от Джеймса, знал почему она выбрала такой образ.
Вэл впилась взглядом в рисунок. Глупый Джеймс.
Она вздохнула.
«Нет, глупая Вэл».
Уроки в школе тянулись медленно, как день в чистилище.
Английский прошел не лучше. Эссе Вэл о Тите Андронике, которое она сделала вместо фильма, миссис Васкес вернула ей, оценив на тройку. Ее тест по «Грозовому перевалу», который они начали читать только на прошлой неделе, принес столь же мрачные шесть из десяти баллов.
Поглощенная мыслями о преследователе и пристальным и недвусмысленным вниманием Гэвина, она не смогла в должной мере сосредоточиться на школьных занятиях. Вэл перепутала цитаты и написала избитый ответ на вопрос, был ли Хитклиф «злым» или «жертвой зла».
Довод Вэл сводился к тому, что Хитклиф не всегда был злым, но он был плохим, и «плохое» спустя какое-то перешло в «худшее», поскольку он постепенно развращался морально отсталой средой поместья, что в конечном итоге привело к его к озлобленности на весь мир.
Учительница посоветовала в следующий раз привести более конкретные примеры и включить цитаты из текста.
Если бы только она писала тест на этой неделе, а не на прошлой. Теперь у нее за плечами имелись более конкретные примеры зла. Она вполуха слушала, как миссис Васкес использовала «Грозовой перевал», чтобы перейти к изучению «Ромео и Джульетты». Она говорила о несчастной любви и испорченных персонажах, настолько не подходящих друг другу, что они не могли быть вместе, несмотря на то, что их тянуло друг к другу, тем самым обрекая свои истории на определенную трагедию. Вэл могла думать только о пяти часах и о том, обрекает ли она себя на неминуемую трагедию. Чем ближе время подходило к пяти, тем больше она начинала подозревать, что так оно и есть. Отправиться к Гэвину домой — плохая идея.
Даже видео о беременности на уроке Здоровья (которое заставляло всех мальчиков издавать рвотные звуки, а всех девочек скрещивать ноги под короткими юбками и заявлять, что они никогда, ни при каких обстоятельствах не подвергнут себя такой болезненной и унизительной процедуре, а именно для этого и существует усыновление, большое вам спасибо) не могло оторвать Вэл от ее мыслей, достаточно надолго, чтобы ее затошнило.
«Я идиотка. Надо все отменить».
Но у нее не было его номера телефона — он никогда не предлагал его, а она не спрашивала.
«Почему он не давал его мне? Если бы я что-то значила для него, он бы хотел, чтобы я могла с ним связаться. Ведь даже номер Джеймса есть в моем сотовом».
Автобус высадил Вэл в квартале от ее дома, и она нервничала всю дорогу. Проходя через дверь, она мельком взглянула на себя в зеркало в прихожей и поморщилась, раздумывая, не переодеться ли ей во что-нибудь менее нелепое. Но тогда он поймет, что она сменила наряд ради него, а именно этого она и пыталась избежать с самого начала. Ее лицо в отражении вытянулось.
«Я действительно выгляжу как дурочка. Неудивительно, что все смеялись надо мной».
Она налила себе стакан воды, но не стала пить, и провела следующий час и пятнадцать минут, расхаживая взад и вперед. Ровно в пять часов белый «Камаро» остановился перед домом Вэл. Она написала матери записку на холодильнике, схватила сумку и заперла за собой входную дверь.
Гэвин потянулся, чтобы открыть ей дверь. Он был одет в облегающую кожаную куртку, которую определенно не носил раньше, и она неожиданно поняла, что его руки мускулистые, как на фотографии, где он стреляет из лука, на школьном сайте.
— Добрый вечер, — сказал он. И было ли это ее воображение или в его голосе слышалось предвкушение?
— Привет.
— Мне нравится твой наряд.
— Ты сейчас смеешься надо мной?
Его губы дрогнули.
— Может быть, немного. Сегодня никакой спортивной формы?
Она сглотнула.
— Нет.
— Какое разочарование. — Он включил поворотник. — Я удивлен, что твоя мать разрешила тебе поиграть со мной.
— Что?
— Похоже, я ей не нравлюсь, — Их глаза на мгновение встретились, когда он повернулся через плечо, чтобы подать сигнал.
— Я ей не говорила, — ответила Вэл, сама удивляясь своей смелости. Он не должен был знать о записке, которую она оставила на холодильнике. — Она не знает.
— Непослушная девочка. — И он улыбнулся, как будто находил эту мысль и сопровождавшие ее образы особенно приятными, что заставило Вэл почувствовать себя не такой глупой из-за ножа со сломанной ручкой, спрятанного в кармане ее шорт.
«На всякий случай», — подумала она, чувствуя себя сумасшедшей.
Как и прежде, он припарковался в гараже, хотя дождя не было.
— В этом районе возникли проблемы с вандалами, — объяснил он, хотя она и не спрашивала. — Они разъезжают по окрестностям и воруют всякие мелочи — мелкие воришки.
— Не думаю, что они угонят твою машину.
В тот момент, когда произнесла эти слова, она поняла, как это прозвучало, но вместо того, чтобы выглядеть обиженным, Гэвин рассмеялся. — Возможно, машину и нет, но я храню в ней кое-какие ценные вещи.
— Что, например? Тело?
Он окинул ее оценивающим взглядом.
— Я дилер.
— Наркотиков? — выпалила Вэл.
— Антиквариата. — Он нашел ключ от дома и вставил его в замок. — Я покупаю, продаю и заключаю сделки, — Он толкнул дверь и стал ждать.
Вэл протиснулась мимо, обдумывая его слова. Такое занятие вполне соответствовало его собственнической, стяжательской натуре. Логично, что Гэвин хотел владеть не только людьми, но и вещами. Вероятно, он рассматривал их в том же масштабе. «Если он вообще преследователь, — строго напомнила она себе, хотя и без особой уверенности. — У тебя еще нет доказательств». Немного подумав, она произнесла:
— Ты слишком молодой.
Гэвин пожал плечами.
— Это заставляет клиентов недооценивать меня.
«Я не совершу этой ошибки», — подумала она.
— Могу я предложить тебе что-нибудь выпить? Кофе? Чай? Воду?
От того, как ее желудок сжимался, стоило только поместить в него что-нибудь, даже жидкость, идея с напитками казалась плохой. Вэл начала было отказываться, но потом поняла, что пока он готовит, у нее появится дополнительное время подумать. — Кофе, пожалуйста.
— Какой тебе принести?
— Гм… без молока. Немного сахара.
— Хорошо. Проходи, присаживайся. — Он сделал широкий жест. — Располагайтесь поудобнее. Я быстро.
Не стоит торопиться.
— Не спеши. — Вэл пыталась улыбнуться. Гэвин ушел, и она смогла вздохнуть свободно. Села за шахматную доску, на которой разыгрывалась партия. У черных осталось больше фигур, но белые загнали короля в угол — даже Вэл, с ее минимальным опытом игры на доске, знала, что это плохо.
Она почти ничего не помнила из предыдущего урока. Большая часть того, что она узнала, вылетело у нее из головы, когда Гэвин поцеловал ее. О боже, этот поцелуй… она едва помнила свое имя. Вэл подавила эту мысль, поморщившись, когда почувствовала, что ее щеки пылают. Она знала, как двигаются фигуры. Примерно. Она вспомнила, что такое рокировка. Почти.